И еще кусочек фанфика...
читать дальшеБелое
- Вам повезло, доктор Рейн, - вот такими словами началось утро Элизабет на работе. После вчерашней непогоды небо расчистилось, и солнышко наконец-то нагрело воздух до приличной температуры. Учитывая то, как она относилась к дождю, такое начало дня обещало удачу. И сияющее от предвкушения лицо Яниса Лессика говорило о том же.
- В чем повезло? – спросила Элизабет. Навряд ли коллега стал бы так веселиться лишь по причине хорошей погоды.
- Джокер! Джокер вернулся, - радостно сообщил Янис. И тут же смущенно поправился:
- Точнее, его вернул Бэтмен. И доктор Аркхэм отдал кураторство над ним вам.
Лессик не добавил, что все врачи были этому рады. За два года лечения в Аркхэме, клоун стал в коллективе легендой. Точнее – чем-то вроде скверной приметы. На первом году трое уважаемых врачей чуть смертно не поругались из-за диагноза. Собрали консилиум, и на нем с удивленьем узнали, что правы были и все и никто. Жалобы Джокера не соответствовали ни одной нозологии, и даже многоликая палочка-выручалочка с названьем «шизофрения» не помогала. Если бы встречи с клоуном не записывались на камеру, врачей можно было бы заподозрить в «подгонке» клиники под диагноз. Но их записывали. И просмотрели. Как оказалось, что Джокер для каждого из троих болел разной болезнью и ни разу не перепутал симптомы. После этого откровения персонал на время впал в ступор и вышел из него лишь после очередного эксцесса. Но все это Лессик решил пока не рассказывать.
- Коллеги, наверное, уже делают ставки? – улыбнулась Элизабет.
Янис кивнул.
Ставки, действительно, делали. И на то, что же найдет «эта Рейн» у знаменитого готэмского террориста, и на то, как долго она пробудет врачом Джокера. В последние полгода лечить его уже не хотел никто, и клоуном пришлось заниматься Джереми Аркхэму. Но в тот период, когда доктора еще были готовы принять этот вызов, женщины-врачи задерживались в этой должности куда меньше врачей-мужчин. Обычно – до первого сеанса, причем никто толком не понимал почему. В Аркхэме было полно пациентов, на сеансах рычали, ругались и излагали свои наипохабнейшие фантазии. Словом, вели себя много хуже, чем Джокер, судя по записям. Это не дело - опытному врачу зарастать комплексами лишь потому, что пациент бросил взгляд другой в ее декольте… но именно это и происходило.
Дошло до того, что удивленный подобным явлением коллектив пошел за советом к психологу. Тот снял очки, протер их платком и изрек, что Джокер-де вызывает у женщин две мощных и разных по знаку эмоции: эротический интерес из-за мощной харизмы, и отвращение из-за уродства и гнусных манер. Услышав про это, женская часть коллектива оскорбилась до смерти. Из подобной реакции мужская его половина сделала вывод о том, что психолог был прав… по крайней мере, во второй части.
- Когда я могу приступить?
- Теперь это – ваш пациент, доктор Рейн. Ваш пациент – ваши правила, - улыбнулся Лессик. – Да, доктор Аркхэм просил вас зайти. Хочет сказать вам отеческое напутствие.
- Спасибо. Я навещу шефа прямо сейчас.
Черное
- Джокер! Эй, Джокер!
Джей лениво приоткрыл один глаз – и покосился в сторону звуков. Джонатан Крейн подошел к сетке, разделяющей пациентов, и орал шепотом. Во всяком случае, клоун не мог назвать это иначе. Ему не хотелось вставать: грим на лице противно зудел, и, к тому же, его накрыла отмашка после двухдневного бодрствования. Естественно, не без помощи добрых врачей. В общем, Джокер с большим удовольствием продолжил бы дремать на траве, но опыт прошлых встреч с Пугалом говорил о том, что так просто Крейн не отстанет. С точки зрения Джея, в соседе по Аркхэму слились две полных противоположности, и временами его поведение приводило клоуна восторг. К примеру, сейчас этот тип, проходящий леченье от страхов, почти навалился плечом на сетку под током. Не убьет, разумеется, но тряхнет знатно. И бывший врач Аркхэма был об этом отлично осведомлен. Но все же стоял. И орал… то есть – шептал.
Джокер поднялся с травы – и тоже подошел к сетке. Вообще-то, болтать на прогулке им запрещали, но оба знали, что санитары не станут связываться с убийцами из-за подобного пустяка. Их потому и «выгуливали» именно здесь. Других пациентов просто выпускали во внутренний дворик лечебницы, а этот газон с проволокой предназначался для особо опасных.
- Ну что тебе, Крейн? – спросил клоун. – Неужели соскучился?
Неизвестно, что Джонатан не любил больше: когда его называли «Крейном» или – когда «Пугалом». В любом случае какая-то часть оставалась в неудовольствии. И он, и Джокер оба это знали. Но, каждый раз, когда клоун вот так говорил: «Крейн», бывший врач ощущал, что над ним издеваются. И был прав. Другое дело, что подобные мелочи Джонатана не останавливали:
- Естественно, клоун. И я удивлен. По правилам, после побега положен карцер.
Синие глаза Пугала были умными и внимательными, но грим всегда был отличной защитой. Джей считал, что Джереми Аркхэм просто забыл дать подобное распоряжение новеньким санитарам, но говорить то, что думал, не собирался. Вместо этого он растянул губы в ухмылке и мечтательно закатил глаза:
- Шеф любит меня, это же очевидно.
- Скорее, он понимает, что ты можешь быть куда большей проблемой, если тебя довести, - откликнулся Крейн.
«Полагаю, ты прав», - мысленно согласился с ним Джокер. А вслух произнес:
- Пусть попробует.
И улыбнулся.
- Что нового в Готэме?
- Да все по-старому. Скукота.
- Ты в этот раз как-то мало развлекся, - заметил Крейн. Джокер уже понял, что Джонатан хочет ему что-то сказать, но начинает, по-обыкновению, от Аляски. Иногда клоун думал, что всех психиатров учат этому специально. Что же, не стоило разочаровывать доктора:
- Ну, извини. Как сумел, - он раскинул руки и доверительно улыбнулся собеседнику. Обычно это заставляло людей отпрянуть, но Крейн только слегка вздрогнул. И сообщил:
- Они добавили в твой портрет склонность к суицидальному поведению.
- Не дождутся, - лаконично парировал клоун. Конечно, новость была интересной, но явно не главной. – А что нового в Аркхэме?
- Новый врач, - Джонатан сделал паузу и добавил: - Интересная штучка.
Джокер позволил себе удивленно хмыкнуть. Они с Пугалом сходили с ума по-разному, но вот критерии «интересного» у двух пациентов лечебницы практически совпадали.
- Может быть, ей ты откроешь свое имя?
Клоун отвернулся и лег на траву, снова подставив загримированное лицо солнцу:
- Джокер. Меня зовут Джокер, - проговорил он.
Крейн с досадой махнул рукой – и отошел от сетки.
Белое
В этот день Катрин не пошла в школу, бесцельно слоняясь по улицам Готэма. Она делала это уже не впервые, пользуясь тем, что звонки от учителей редко заставали ее мать дома, но сегодня все было как-то по-другому. Как-то неправильно. Сначала она не поняла, в чем тут дело, но пара часов тупого хождения по закоулкам оказали на память магическое влияние.
«Окружающим очень нравиться, что я – просто балбес, бесцельно бредущий жизни и достойный лишь только жалости».
Разве не это она сейчас делает? Бесцельно бредет в буквальном смысле. Значит, и она тоже достойна лишь жалости? Эта мысль вызвала внезапный всплеск гнева. Катрин от души пнула урну. Из нее выпал недоеденный гамбургер и смачно шмякнулся ей на кроссовок.
«Мать твою!», - с чувством подумала девушка. Но, на сей раз, винить было некого.
Наскоро приведя обувь в порядок, Катрин пошла дальше, стремясь развить посетившую голову мысль. Правда ли, что люди самоутверждаются за чужой счет?
«Да, правда», - говорил жизненный опыт. Но – тогда что же выходит? Выходит, что, прогуляв школу, к примеру, она сама дает другим в руки это оружие, жалость?
«Бедная девочка, безотцовщина. Ее некому удержать, вот и катится по наклонной». Это был не голос в ее голове, а вполне реальное воспоминание. Разговор, подслушанный у кабинета директора. Тогда она просто язвительно ухмыльнулась: не понимают они настоящей жизни. А теперь… как-то задумалась.
Катрин, может быть, и была трудным подростком, но не дурой. Будь это так, все слова вчерашнего собеседника уже вылетели бы у нее из головы. Девушка готова была бы поклясться, что та же Лаура, например, вряд ли стала задумываться над такой философией. С другой стороны, у Лауры-то как раз все было в порядке. Отец – адвокат, мать – ухоженная домохозяйка. Ей не надо было болезненно убеждать себя, что она – не пустое место. И потому, когда сегодня утром ее осенило, что, к примеру, прогуливая школу, она доказывает именно это, откровение стало ведерком помоев. И захотелось продолжить дискуссию.
Катрин вернулась домой и попыталась узнать что-нибудь о своем собеседнике. Соседка снизу, толстая дама в очках и с визглявым пекинесом под мышкой, никаких молодых людей в списке жильцов не припомнила. Да еще и смотрела на девушку очень так подозрительно. Катрин знала этот взгляд, говорящий: «А не маловато ли тебе лет, деточка?». Знала и ненавидела. Да что ж это за жизнь! Каждый встречный и поперечный только и думает, что она просто жаждет повиснуть к кому-то на шею!
Конечно, в глубине души Катрин понимала, что сама провоцирует эти взгляды – своими попытками стать взрослее, демонстрировать окружающем то, что подростки считают уверенностью, а взрослые – невоспитанностью. На самом деле она просто хотела…
«… быть интересной для окружающих», - всплыл в памяти отрывок вчерашнего разговора.
Незнакомец с подоконника знал, о чем говорил. А она даже имени его не спросила. Подумав про это, Катрин ощутила глубокое чувство досады.
«Может быть, он придет еще раз?», - подумала она. Во всяком случае, пока тут все было глухо: она понятия не имела, где искать вчерашнего блондина. Зато вторую личность, занимавшую ее мысли, отыскать было нетрудно. О том, что Джокер опять в Аркхэме, и Готэм может спокойно дышать, еще утром сообщили все городские телеканалы. Тогда же исчез полицейский пост из кафе. Правильно, зачем следить за Катрин, если нужная птичка уже в клетке?
Катрин открыла дверь, сбросила кроссовки и плюхнулась на диван, вытянув уставшие ноги. Обычно она торопилась жить, а не думать о жизни, так что подобные размышления были не очень привычны. А мысли о клетке как-то царапнули по сердцу. Юные девушки часто примеряют все на себя, вот Катрин и представила каково это: быть запертой в комнате, без друзей, без семьи. И даже без посетителей.
Представила – и содрогнулась.
Встав с дивана, она прошлепала босыми ногами в спальню. Открыла ящик комода, и, повозившись, достала оттуда платок. Выстиранный и свежевыглаженный. Катрин посмотрела на него, мусоля идею, и, в конце концов, подумала: «А почему нет?». День все равно пропал, а до вечера далеко. В худшем случае ее просто не пустят. А в лучшем – ну, тогда видно будет. Джокер в стенах Аркхэма все же пугал ее много меньше, чем на свободе.
Черное
Против ожиданий Элизабет, Джереми Аркхэм нашелся не в кабинете, а в архиве лечебницы, где он, пыхтя, перебивал какие-то пыльные книги. Судя по бесконечным рядам полок, уходящим в темноту, здесь хранилась документация чуть ли не со дня основанья больницы. С точки зрения доктора Рейн собирать здесь столько макулатуры было неосмотрительно. Если один пироман из числа пациентов сделает то, что не так давно удалось Джокеру – и лечебница Аркхэм рискует уже не проснуться. Угарный газ убьет всех быстрее, чем пламя.
Судя по толщине бронированной двери в архив, это беспокоило и персонал.
- Мы никак не можем оцифровать все это добро, - сказал Янис, пропуская Элизабет в дверь. – А выкинуть жалко. Тут есть такие истории, что профессура в любом институте их вырвет с руками.
Доктор Лессик был так любезен, что проводил ее до архива, избавив от долгих блужданий по коридорам. Джереми их заметил, приветливо помахал рукой и попросил подождать его пару минут. Элизабет огляделась по сторонам. Если все виденные ею вчера коридоры, лестницы и палаты блестели новенькой краской, то цокольный этаж и подвал избежали такой «омолаживающей терапии». Здесь было совсем тихо, особенно после суеты наверху. И очень чисто, на этом здесь явно не экономили. От стен красного кирпича, типичного материала старых американских построек, веяло холодом и историей. Но характерной для подвалов сырости не было, как не было плесени и звуков капающей воды. Видимо, Аркхэм всерьез озаботился тем, чтобы его бесценный архив не сгнил до того, когда у врачей дойдут руки до оцифровки.
- Есть ли еще что-нибудь, что полезно узнать про Джокера, Янис? – спросила она у коллеги вполголоса.
- То, что он очень опасен, - серьезно ответил доктор Лессик. – Даже когда выглядит паинькой – не обманывайтесь.
- Может, вы поясните мне кое-что по лечению? По записям в его деле я поняла, что врачи пробовали разные препараты. А психоанализ?
- У нас уже пара десятков разных версий его трудного детства, - усмехнулся он. – На их основании можно издать целый роман в жанре «медицинской фантастики».
- Гипноз?
- Тут вообще полный ноль. Доктор Эванс, которого привезли полицейские, пробовал сделать внушение под прикрытием препаратов. Копам очень хотелось узнать, кто же скрывается под личиной нашего клоуна. Имя, адрес, номер страховки. Мы все наблюдали за этим процессом по монитору. Чисто в теории, Джокер должен был выложить Эвансу все, вплоть до цвета своей погремушки. Но вместо этого он продолжал издеваться.
- Как именно? Не отвечал?
- Он всегда отвечает, - Лессик поморщился. – Даже, я бы сказал, слишком много болтает. Вот и в тот раз он нес обычную ахинею. Как будто в шприце была вода, а вместо гипнотизера – рождественский гусь. Клоун сказал ему, что его зовут Джокер, а вместо фамилии – ухмыляясь, назвал слово «Аркхэм».
«Джокер из Аркхэма, - мысленно повторила Элизабет. – Действительно, ноль».
- А что было потом?
- У Эванса задергался глаз, полицейские поскучнели, а этот паршивец им всем широко улыбался. Затем пришел шеф и велел заканчивать фарс.
- И они прекратили?
Янис пожал плечами:
– Конечно. Аркхэм ведь – частная клиника, властям приходится это учитывать. Если бы полицейские хотели творить с клоуном все, что им хочется, им пришлось бы забрать его из лечебницы. А комиссариат еще не отстроили с прошлого раза.
Про этот взрыв Рейн читала, а потому нежелание полицейских спорить стало понятным. А вот имя Томаса Эванса ей говорило о многом. Это был всемирно известный гипнотерапевт, и то, что он потерпел неудачу, доктора настораживало.
- Ты думаешь, что справишься лучше? – шептал в голове тихий и неуверенный голос. Но, выбрав такую профессию, Элизабет давно научилась его игнорировать. В конце концов, не все люди одинаково внушаемы.
В этот момент к ним подошел Джереми Аркхэм.
- Простите, мисс Рейн, что заставил вас ждать, - и, обратившись к Янису, добавил: - Доктор Лессик, вы можете быть свободны. Спасибо.
Белое
- Я навел справки об Аркхэмах, мистер Уэйн, - Альфред был в своем духе, безукоризненно вежливым и даже чуть чопорным. – Результаты меня удивили.
- Чем удивили, Альфред? – спросил Брюс. – Они все ненормальные?
Уэйн пошутил и был чуть удивлен, когда дворецкий ответил не сразу:
- Все может быть. Последние сто лет члены этой семьи вели очень закрытую жизнь, о них вообще очень мало доступной информации.
- Так что удалось раскопать? – нетерпеливо спросил миллиардер. – Конечно, в первую очередь меня интересует нынешний владелец этого заведения. Я полагаю, он унаследовал Аркхэм от своего отца?
- Нет, сэр. Вы ошибаетесь, - Альфред положил на стол подборку материалов, сверху которой скребкой была прицеплена фотография Джереми Аркхэма. – Единственный сын прежнего владельца погиб двадцать лет назад. Что же до Джереми, то тут источники расходятся: кто называет его внебрачным сыном прошлого хозяина лечебницы, кто-то - его – дальним родственником. Но факт есть факт: только его своевременное появление на горизонте три года назад спасло Аркхэм от перехода в муниципальную собственность.
- То есть, как я понимаю, Джереми заполучил Аркхэм в собственность путем финансовых махинаций? – нахмурился Брюс.
- Нет, он унаследовал его по завещанию. Оно было прочитано за закрытыми дверьми, в узком кругу, но, похоже, многих удивило, - дворецкий сделал паузу: - Даже с таким возможностями, как у нас, мистер Уэйн, я не смог получить копию этого документа. Это лучше всего говорит о том, как ревниво эта семья относиться к своей частной жизни.
- Или – о том, что здесь кроется какой-то подвох, - Брюс потер подбородок. – Возможно, нам удастся увидеть оригинал?
- Только если вы предложите купить Аркхэм, - скупо улыбнулся дворецкий. – Тогда они должны предоставить вам все бумаги, подтверждающие право собственности.
- Ха, а это идея, - ответил Уэйн. – Такая выходка вполне в духе того Брюса Уэйна, которого знает весь Готэм.
- Весьма сомневаюсь, что доктор Аркхэм захочет продать семейное предприятие, где он сам и работает, - сказал Альфред. – Но вы можете предложить ему вложить туда деньги. В этом случае наши юристы тоже получат доступ к бумагам лечебницы. И у Джереми Аркхэма не будет формальных поводов отказать.
- А вам кажется, что он может отказаться от денег?
И снова пауза. Брюс доверял интуиции своего верного соратника, а сегодня дворецкий подбирал слова очень уж тщательно.
- Это было бы… нелогично с его стороны.
Видимо, шестое чувство Альфреда Пенневорта говорило о том, что Джереми Аркхэму есть, что скрывать. Но какова вероятность, что это все как-то связано с Джокером?
«Очень низкая», - признался себя Брюс.
Похоже, ища разгадку одной странности, они нащупали совсем посторонний скелет. Стоит ли продолжать?
«Стоит, - решил Бэтмен. – Хотя бы для того, чтобы быть уверенным в том, что Джокер больше никуда не сбежит. Если для этого придется купить для него тюрьму – что же, это вполне в моих силах»
- Хорошо, Альфред, - сказал Уэйн. – Сегодня я сообщу юристам компании о своем интересе к Аркхэму. Надеюсь, мне удастся быстро организовать встречу с этим Джереми, хотелось бы составить о нем свое мнение, - его взгляд вернулся к фотографии. Глава лечебницы принадлежал к тому типу людей, что плохо выходит на снимках. Вот и здесь он казался рыхлым и безобидным толстяком, хотя, скорее всего, был просто мужчиной крепкого телосложения. – Это фото производит обманчивое впечатление.
Дворецкий кивнул:
- Как вам будет угодно. А я тем временем покопаюсь в прошлом мистера Аркхэма. Полагаю, что такая информация лишней не будет.
- Альфред, ты как всегда прав, - Брюс улыбнулся. – И что бы я без тебя делал?
Черное
Прежде чем войти в карцер, Элизабет какое-то время рассматривала пациента на мониторе. Джокер был завернут в смирительную рубашку по самые уши, и, учитывая белизну лица, походил на кокон гигантского шелкопряда. Грим ему так и не смыли, как объяснил Аркхэм, «чтобы не провоцировать». Доктору Рейн виделось странным подобное потакание прихотям пациента, но она мудро решила не говорить это боссу. Во избежание конфликтов. Тем более что это – их первая встреча с Джокером, а новые правила могли подождать и до третьей.
Глубоко вздохнув, она вошла внутрь.
За время работы, доктор Рейн не раз убеждалась в важности первого впечатления. Ее испытуемые в большинстве своем были преступниками, то есть – людьми более чем заинтересованными в том, чтобы ввести врача в грех ошибки. Они могли врать, симулировать, искажать факты, но вот первое впечатление всегда говорило о многом. В случае Джокера, оно говорило… Элизабет замерла. Их глаза встретились, и она отразилась в чужом взгляде, как в темном зеркале. Это не было похоже на обычные стратегии пациентов: ни на бесцеремонный осмотр с акцентом на грудь и коленки, ни на вызывающий взгляд в глаза, вынуждающий отвести взгляд, признав их доминирование. Джокер смотрел прямо, но без явного вызова. Казалось, он видел ее всю: от мысков туфель до непослушного локона на прическе. Через секунду пациент мигнул и сфокусировался на ее лице, растянув губы в улыбке. Похоже, он тоже составил свое «первое впечатление». Темная бездна исчезла, но в глазах клоуна Рейн по-прежнему видела острый ум. Пациент напомнил Элизабет сразу двух людей из ее прошлого, но она усилием воли отбросила аналогии, сосредоточившись на беседе.
- Я – доктор Элизабет Рейн, ваш новый врач.
- Очень… приятно, - она гадала, каким будет его голос. Подобная внешность предполагала что-то особенное, и Джокер не разочаровал. Голос звучал хрипло, но был глубоким и хорошо модулированным. Пациент говорил медленно, как бы подбирая слова, что показалось ей странным.
«Возможно, он все еще в фазе гипомании, и мысли опережают слова», - нашла доктор Рейн профессиональное объяснение. Клоун выглядел человеком, который все делает быстро: ходит, говорит, убивает. Другим логичным (хоть и менее психиатрическим) объяснением было то, что пациент все еще ее изучает.
«Что же, - подумала Элизабет, - проверим на практике».
Она передвинула стул, поставленный персоналом под углом в сорок пять градусов к пациенту, и села точно напротив. На языке психологии это означало конфликт, и пациент это понял. Доктор поздравила себя с тем, что пробудила его интерес, хотя в случае Джокера это навряд ли считалось хорошей идеей. Другие врачи тоже пробовали неожиданные шаги, и все потерпели фиаско. Мысль о «других» заставила Рейн сконцентрироваться еще больше: она была по натуре бойцом и чужие фиаско лишь ее мотивировали.
- Что вас беспокоит? – спросила она ровным голосом, сочтя первый этап изучения законченным.
- Я - в местном реалити-шоу, и рядом со мною – красивая женщина, - он слегка пошевелил плечами, как бы пробуя ее на прочность. - Единственное, что мне мешает – это смирительная рубашка.
Когда он пошевелился, Элизабет потребовалось волевое усилие, чтобы не отшатнутся. Но ей удалось это сделать, даже не опустив взгляд. Только сейчас доктор Рейн осознала, сколь глубоко в ее мозг проползли эти страшилки от аркхэмского персонала. А ведь Элизабет никогда не была чрезмерно внушаемой. Еще одна проверка со стороны пациента и она, кажется, ее прошла.
Врач взяла на заметку и то, что Джокер отлично осведомлен о порядках лечебницы, в частности – о круглосуточном наблюдении в карцере. Хотя это слово и вызывало в памяти каменные мешки в старых замках, действительность была прозаичнее.
«Умен, наблюдателен, очень опасен, - резюмировала доктор Рейн. – Это будет куда интересней, чем я ожидала».
Элизабет видела, что клоун тоже пришел к своим выводам на ее счет, и ей очень хотелось спросить пациента об этих раздумьях. Но – наблюдение! Логичная часть ее мозга советовала воздерживаться от экспериментов до тех пор, пока доверие к ней коллег не окрепнет, иначе первый сеанс с Джокером вполне может стать и последним. А этого не хотелось.
«Холодность и профессионализм, - напомнила себе Элизабет. – Вот, что мне нужно».
Пациент неожиданно улыбнулся, будто прочтя ее мысли. Доктор сообразила, что молчит уже полминуты, а он с интересом ее рассматривает.
- Вам не подходит эта фамилия, - неожиданно сказал Джокер. – Вы же не любите дождь.
- С чего это вы взяли? – удивилась Элизабет, забыв на секунду и про холодность и насчет профессионализма.
«Так вот, как он это делает!» – пронеслось в голове.
В Аркхэме ходили упорные слухи о том, что Джокер может вывести из себя любого врача, но доктор Рейн в это как-то не верила. Но – вот пример. Клоун поймал ее в классическую ловушку из тех, что демонстрируют в рамках цикла «коммуникация». Нежданный вопрос не по теме, смена шаблона. И проницательность.
В ответ на ее вопрос клоун еще раз пожал спеленатыми плечами. И подмигнул ей накрашенным глазом.
«Ясно, - подумала Рейн. – Вызов брошен – и принят. Ну что же, посмотрим, посмотрим». Ее настроение стремительно улучшалось. Ничто так не стимулирует на борьбу, как достойный противник.
Белое
- Ты знаешь о Брюсе Уэйне? – Джереми Аркхэм навис над спеленатым Джокером.
- Я читаю газеты, - ответил пациент. – Естественно, когда не сижу в карцере.
- Так прочитай еще это, - на колени к клоуну упал лист бумаги.
- У меня связаны руки, - нейтрально заметил тот. Если бы кто-то мог посмотреть на эту сцену со стороны, он был бы поражен: всегда флегматичный Джереми Аркхэм просто дымился, в то время как истеричный клоун был спокоен. Джереми взял листок в руки и держал его перед лицом Джокера до тех пор, пока тот не закончил чтение. Дочитав, пациент поднял глаза, посмотрев в лицо доктору:
- Вам дают денег. И что?
- Как будто не понимаешь! – Аркхэм нервно пересек кабинет и снова остановился напротив клоуна. – Они хотят не просто дать денег, они хотят влезть в наши дела.
- Кто это – «они»? – спросил Джокер.
- Я думал, что ты мне расскажешь, - Джереми повысил голос. – На мой взгляд, связь этой бумаги с твоими художествами очевидна и троллю.
- Я не ослышался? Троллю?– в голосе клоуна появилось обычное ехидство. – Доктор, вы знаете мифологию? Не ожидал!
- Если это способ назвать меня «дураком», - огрызнулся Аркхэм, - то он не сработал.
- По-моему, вы сами себя так назвали, - слово «вы» в устах клоуна было пропитано ядом. Формально он был очень вежлив и уважителен, но взгляд и поза без слов говорили о том, как низко он ставит своего собеседника. В этом и была основная причина гнева врача. Джокер его просто бесил. Впрочем, клоун ухитрялся достать всех, кто имел несчастье с ним контактировать, но другие хотя бы могли обмануть себя тем, что он делает это ненамеренно.
- Послушай, Джей, - сказал он, сделав пару глубоких вдохов. – Я пригласил тебя, чтобы поговорить…
Клоун поднял бровь, в очередной раз заставив врача ощутить себя глупым. Конечно, он мог бы привести массу аргументов в пользу того, что Джокера необходимо держать в карцере и, более того, связанным по рукам и ногам, но это не отменяло того, что на «разговор» его притащили два аркхэмских санитара. Естественно, не спросив о желании.
Джереми присел на край стола, подавив импульс сжать голову ладонями. Она опять начинала раскалываться. Собственно, головная боль уже стала его обычной реакцией на мысли о Джокере.
- И меня правда все это тревожит, - закончил врач.
- И что вы хотите?
Доктор Аркхэм задумался. Действительно, а чего же он хочет? Совета от сумасшедшего? Одобрения от человека, который, как считал Джереми, его искренне ненавидит?
- Я хочу помощи, - признал он.
Джокер, казалось, задумался. Врачу нравилось думать, что он просто не ждал такого ответа, но внутренний голос советовал не обольщаться.
- У вас есть… причины… думать о том, что это, возможно, ловушка? – спросил клоун.
- Одна интуиция.
- О, это весомая вещь, - в голосе пациента опять появилась ирония. – Нечистая совесть порой стимулирует проницательность.
Доктор Аркхэм на шпильку не среагировал, и Джокер, закончив смеяться, проговорил:
- И что мы планируем сделать?
Черное
Известно, что в бизнесе двадцать процентов товаров дают восемьдесят процентов прибыли, а все остальное составляет ассортимент. С оговорками это можно отнести и к другим видам деятельности. Например, к работе врача-психиатра. Редкие и интересные случаи составляют, пожалуй, даже меньше, чем двадцать процентов, но есть и другие, которым нужно от доктора внимание и лечение. Поэтому, как не хотелось Элизабет сосредоточится на «психиатрических самородках», остальная часть дня была занята рутинной работой.
Будучи частной клиникой, Аркхем, помимо закрытого корпуса для содержанья преступников имел еще несколько открытых психиатрических отделений. Болезни у обитавших там готэмцев были самыми заурядными, а причины, их провоцировавшие – крайне типичными, но это никак не влияло на объем врачебной работы. Тем более что, по закону подлости, большая часть доставшихся доктору Рейн пациентов страдали депрессией.
Наверное, у каждого специалиста есть профессиональная область, которую он недолюбливает. В случае Элизабет это были депрессии. Формально она их не любила за то, что диагноз «депрессия» был очень модным и хорошо «прилипал» к людям с любыми расстройствами. А вот реально – за то, что порой им было сложно не посочувствовать.
После визита к Джокеру Элизабет продуктивно поработала с Дженифер, жертвой феномена «ложной памяти». Этот синдром являлся таким же закономерным детищем психоанализа, как синдром множественной личности - последствием субличнотных техник в недобросовестном психосинтезе. Сама доктор Рейн полагала виновным в его возникновении также широкое распространение саентологии и «прогрессивных» идей Хаббарда о том, что эмбрион воспринимает каждую близость родителей во время беременности, как его личное изнасилование. Как бы то ни было, Дженифер стала одной из тех восьмидесяти миллионов американцев, которая на приеме у аналитика вспомнила о якобы имевшем место в ее детстве насилии. Сие откровение оказало самое драматическое влияние на семейную и общественную жизнь очаровательной домохозяйки, оказавшейся на проверку дамой с сильной склонностью к истерии. В обычной жизни это создало массу проблем, но в плане лечения – давало надежду убедить Дженифер, что ее ложная память – действительно, ложная. Так что проблем с этой больной Элизабет не предвидела. А вот два следующих относились к самому что ни на есть нелюбимому доктором типу.
Джон, крепкий мужчина восьмидесяти с хвостиком лет только полгода назад овдовел. Супруги жили очень дружно, и потому утрата переживалась особенно остро, но бывший военный был человеком старой закалки, и, без сомнения, справился бы со своим горем без поступления в Аркхем, если бы не одно обстоятельство. Звалось «обстоятельство» Дэвид и, по тайному разумении доктора Рейн, оно заслуживало быть утопленным в малолетстве. Три года назад Дэвид женился и осчастливил Джона и его супругу правнуком. Пожилые люди были так рады, что немедленно написали завещание, в котором после своей смерти оставляли дом новорожденному наследнику. И, стоило жене Джона скончаться, как Дэвид явился за частью наследства. В денежном выражении. Последовала безобразная ссора, в которой Джон отстоял свое право жить в доме. Но рана болела, а кризис ценностей привел вдовца в Аркхэм с тяжелой депрессией. Элизабет было ясно, что он выздоровеет и что помогут ему на лекарства. А просто участие и время, которое лечит все. Но история тронула ее за живое.
Другой профессиональной проблемой была тридцатилетняя Анна. Эта женщина последние двенадцать лет состояла в личных отношениях с человеком ниже себя по социальному статусу, грубым и малообразованным. Родные романа не одобряли, но демонстративно не вмешивались. Сама Анна оказалось натурой впечатлительной и доверчивой, со склонностью к зависимому поведению. То есть – относилась как раз к тому типу дам, которым просто противопоказано заводить романы с брутальными мужчинами. За двенадцать лет возлюбленный эволюционировал в неуравновешенного тирана и полностью разрушил ее итак не блиставшую самооценку. В итоге отношения кончились тем, чем и должен заканчиваться подобный «роман с обострениями» - а Анна попала в больницу с депрессией. Причем – пришла в Аркхэм сама, увидев в этом единственный способ избавиться от звонков и визитов своего «бывшего». Теперь мир за пределами лечебнице казался Анне враждебной территорией, и Элизабет заранее чувствовала, какие проблемы возникнут при попытке ее выписать. С точки зрения доктора Рейн женщине не хватало обычной семейной поддержки, но, к сожалению, ее родители ситуацию не понимали. Самое печальное заключалось в том, что депрессия Анны была не тяжелой, но тридцатилетняя женщина призналась ей в нежелании жить. Потому, что просто незачем: мужчина – ушел, детей – не родилось, карьера – изрядно подпорчена скандалами с бывшим возлюбленным и долгим лечением. И Элизабет было сложно спокойно слушать все эти пораженческие мысли. Может быть, потому, что они были почти что ровесницами? Как бы то ни было, Анна становилась для доктора Рейн «сложным пациентом», в чем-то – даже сложнее Джокера. По крайней мере, в отношении клоуна у нее не срабатывали никакие психологические переносы. И ей не хотелось в нарушение всех врачебных правил схватить его за плечи и потрясти, чтобы таким образом вразумить.
Сложнее всего лечить того, кто хоть чем-то похож на тебя. С остальными – это просто работа.
Белое
Брюс Уэйн не любил откладывать решение дел в долгий ящик. Сбор информации о лечебнице был проучен дворецкому, и несомненно, что Альфред сделает все в лучшем виде. Но это вовсе не значит, что сам Брюс должен сидеть без дела. Поэтому, воспользовавшись дневной свободой от дел, Уэйн сел в машину и решил посмотреть на предмет изысканий поближе. Он уже несколько раз посещал Аркхэм в обличии Бэтмена, но обстоятельства постоянно препятствовали осмотру. Проще говоря, Брюс был слишком озабочен тем, чтобы вовремя убежать, чтобы оглядываться по сторонам. И теперь, вполне легально глядя на Аркхэм, решил, что лечебница производит мрачное впечатление. Вполне адекватное репутации ее пациентов. Уэйн на секунду задумался о людях, которые там работают. Интересно, как быстро они привыкают к такой атмосфере? По Готэму упорно бродили слухи о том, что среди персонажа больницы сумасшедших чуть ли не больше, чем в ее палатах, но Брюс слухам не верил. А факты пока говорили лишь об одном «официальном» душевнобольном в истории Аркхэма – ее бывшем владельце. Благодатное удобрение для молвы, что и сказать.
Размышления об Аркхэме привычно сменились мыслью о Джокере. Это уже начинало слегка раздражать.
«Возможно, мне самому обратиться к врачу?» - подумал Брюс с долей юмора. Собственно, это и было главной причиной, приведшей его к стенам лечебницы. С помощью комиссара Гордона он узнал все подробности о содержании клоуна в Аркхэме, вплоть до дозы лекарств и фамилии лечащего врача. К неудовольствию Уэйна, доктор Джокера оказался новичком в Аркхэме, да еще – женщиной. Брюса воспитывали в духе отсутствия предрассудков, но, после истории с Рейчал он стал считать, что женщинам лучше бы избегать общества клоуна. Иррационально, но факт. Все это привело миллиардера к мысли о том, чтобы «случайно проехать» мимо Аркхэма в конце рабочего дня и попытаться узнать больше от самой Элизабет Рейн. Лечащий врач Джокера заинтересовала бы Бэтмена даже в том случае, если бы ей было за восемьдесят лет, и она бы передвигалась на ходунках. Но, судя по фотографии, доктор была молода, а, значит, ему даже удаться не выйти из роли плейбоя, охотящегося за новой юбкой.
Уэйн отогнал мысль о том, что Альфред бы этого не одобрил – и сосредоточился на наблюдении. Он приехал слишком рано, и сотрудники не торопились разъезжаться с работы. Зато он заметил тоненькую фигурку девушки, идущей пешком по дороге. Достав заранее припасенный бинокль, Брюс посмотрел на нее – и тихонечко ахнул. Это была та девушка переулка, что встретила Джокера. Память, секунду поколебавшись, предоставила даже ее имя – Катрин.
Но что она делала в Аркхэме?
Уэйн ощутил себя в шкуре собаки, перед носом которой маячит сразу два соблазнительных зайца. Было ясно, что побеседовать сразу с двумя женщинами у него не получится. Даже одна беседа казалась ударом по конспирации его альтер-эго, а уж две и вовсе наводили на всякие мысли. К тому же, сотрудники Гордона должны были следить за Катрин. Бэтмен надеялся, что профессионализма полицейских хватит хотя бы это. К тому же, в случае сомнений он сможет навестить ее ночью, прочно укрытый костюмом летучей мыши. Так что Брюс остался в машине, позволив девушке скрыться из виду.
Черное
Обязанности дворецкого Уэйнов были необременительно и занимали совсем мало времени, но, тем не менее, Альфред педантично закончил все текущие дела перед тем, как взяться за личную просьбу Брюса. Долгая жизнь и ответственная работа приучили его к собранности и развили самодисциплину, чему сам Пенневорт был порой искренне благодарен. Например, тогда, когда ему приходилось собирать информацию по крупицам, подобно настырному золотоискателю. Аркхэм напоминал Альфреду огромный мыльный пузырь, надутый поверх кладовки с секретом. Интуиция говорила, что за радужными стенками блестящих отчетов и идеальных налоговых деклараций есть что-то не слишком красивое, но зрение пасовало. Дворецкий призвал на помощь весь свой прошлый опыт, подходил к проблеме и с одной стороны и с другой – но тщетно. После всех проверок Аркхэм по-прежнему оставался организацией, имеющей идеальные отношения с законом. Личность Джереми Аркхэма тоже была благополучна до идеальности. Примерный студент, после – ответственный врач, заботливый семьянин и добропорядочный гражданин США. Похоже, что Джереми ни разу в своей жизни не шел против закона. Удивительно, но он даже парковался исключительно в нужных местах. Единственным «серым пятном» в биографии доктора Аркхэма было то… что он – вовсе не Аркхэм по крови. Начинающий психиатр взял фамилию своей супруги, действительно, приходившейся дальней родней готэмским Аркхэмам, видимо, понадеявшись, что это поможет его профессиональной карьере. Что же, учитывая, что ныне он стал хозяином готемской клиники для душевнобольных – стратегия верная. И версия о «наследственном сумасшествии» отпадала.
Не будь Альфред педантичным англичанином, он бы остановился на этом, с сожалением доложив мастеру Брюсу о том, что они вытащили пустой номер. Но дворецкий решил проверить все возможности – и потому решил дать запрос о старом докторе Аркхэме, который владел лечебницей до Джереми. В прошлый раз он искал только информацию о завещании, а сейчас – решил дать запрос шире. Полная биография. Ответ пришел быстро. Альфред тренированным взглядом просматривал привычные вехи: родился, учился, женился… судя по косвенным фактам, при жизни старик был еще тем самодуром, но список его достижений в психиатрии впечатлял. И опять ничего криминального или зловещего. Но интуиция встрепенулась, говоря англичанину: «Вот, вот!». Он прочитал текст дважды и только потом понял, что раз за разом задерживается на фотографии. Очень худой седовласый мужчина с пронзительным взглядом. Дворецкий увеличил снимок и признал, что в старом Аркхеме было что-то пугающее. И что-то еще… но Альфред никак не мог сформулировать, что. Иногда так бывает: чувствуешь в предмете неправильность, но разум не успевает ухватить, в чем же она состоит. Возможно, помогут другие снимки?
Аркхэмы, действительно, были людьми непубличными, но за последнюю сотню лет ухитрились попасть в объектив фотокамеры тысячи раз. В интернете нашлось даже несколько видеозаписей. Дворецкий выбрал одну из них, с пометкой «клиническая конференция» - и нажал клавишу воспроизведения. На черно-белой записи молодой доктор Аркхэм разговаривал с пациентом, а вокруг него тихо сидели студенты в халатах. В кадре мелькало много людей, но казалось, что человек на записи только один. И он смотрел на свою «жертву» темным пронзительным взглядом, не оставляя больному шанса соврать.
Альфред видел последнюю фотографию и знал, что глаза у Аркхэма голубые, но черно-белая пленка сослужила хорошую службу, убрав все малозначительные отличия. И сейчас дворецкий смотрел видео пятидесятилетней давности, но видел на нем не Уильяма Аркхэма, а другого человека. Такого же молодого, такого же проницательного, с таким же пронзительным взглядом и белым лицом... Альфред свернул окно с проигрывателем и посмотрел на десятки найденных фотографий. Теперь, когда он уже знал, что именно ищет в этой галерее готэмских Аркхэмов, все стало на свои места. И показалось удивительным, что он не заметил этого сразу. Разные люди, с разной прической, разного возраста, с разными выражениями как кусочки мозаики, складывались в один образ, одно лицо, которое должно было бы быть здесь, рядом с ними. И это было лицо Джокера.