Оптимист верит, что мы живем в лучшем из возможных миров. Пессимист боится, что это именно так.
Новый апдейт. Фанфик выходит довольно объемным
читать дальшеБелое
Джокер устроился в кресле с ногами, а вокруг него – на подлокотниках, на полу, на цветочных горшках – лежали листы бумаги. Джереми не понимал, как можно заниматься делами в таком бардаке, но должен был признать, что хаос – его обычное состояние. Спасибо хотя бы за то, что пока Джей обходится без сарказма. Он временно смыл клоунский грим, и теперь казался бы совершенно обычным, если бы не глаза. Каждый раз, когда пациент отрывался от записей и поднимал глаза на врача, Джереми вздрагивал. Он был таким проницательным, пугающим и столь похожим на старого Аркхэма, что врач искренне удивлялся: как персонал этого не замечает. Что же, для большей части людей значение имело иное: цвет волос, цвет радужки… а от остального предусмотрительно отвлекал грим. Хотя доктор Аркхэм предпочел гусей не дразнить и постепенно избавился от значительной части старых работников. Джереми был даже чуть-чуть благодарен клоуну за этот маскарад, хотя фальшивая «улыбка Челси» под красной помадой виделась жутковатой. Врач чувствовал облегчение от того, что Джокер прячет свою настоящую внешность под гримом. Вот только – знать бы, зачем это Джею? Джереми давно мог бы спросить его прямо, но – избегал этой темы и как раз потому, что сам клоун поднимал тему шрамов при каждой беседе с врачами, заложниками и полицейскими, и его россказни были такими же лживыми, как сами шрамы. Но Аркхэм не спрашивал. Не в последнюю очередь – потому, что боялся, что после бесед о «фальшивости» Джокер вернутся в лечебницу с настоящей широкой улыбкой. Джереми это пугало. Он знал Джея уже несколько лет, но даже и не приблизился к тому, чтобы разгадать этот ребус, так что его поступки шокировали совершенно по-прежнему. «Быть психиатром» и «не испытывать трепета перед безумием» – это отнюдь не синонимы.
- Не понимаю причины для беспокойства, - сказал клоун, отложив в сторону очередной лист бумаги. – За приступами корпоративной филантропии часто стоит отмывание денег, но это – не случай «Уэйн Энтерпрайз». Так что вам вряд ли стоит волноваться о том, что после принятия этого гранта власти перетрясут бухгалтерию Аркхэма.
- А если Уэйн просто хочет подмять под себя нашу лечебницу? – спросил его Джереми. Честно сказать, эта мысль была первой из тех, что пришли ему в голову при виде письма от могущественной корпорации. Конечно, деятельность «Уэйн Энтерпрайз» была далека от охраны психического здоровья, но вложения в медицину всегда были выгодны. Люди не могут перестать болеть, а уж в то, что все психи Готэма вдруг пойдут сажать розы, и вовсе не верилось.
- Если это и впрямь… - Джокер сделал паузу, и продолжил: - я польщу нам обоим и назову это «конгломератным слиянием», хоть Аркхэм и не сравним по масштабам с «Уэйн Энтерпрайз», то вы мало что можете сделать. Другое дело, что делать это против воли владельца будет намного дороже, чем при взаимном желании.
- И что это будет? Шантаж?
- Ах, доктор, доктор, - клоун спустил ноги и начал слегка покачиваться вместе с креслом. Его ножки угрожающе заскрипели. - Я уже говорил вам, что совесть – пагубное приобретение. Особенно – грязная и кусачая. Зачем обо всех думать плохо?
- Я – реалист, – зло огрызнулся Джереми Аркхэм. - И понимаю, что бизнес не делается в белых перчатках.
- Верно, он делается в фиолетовых, - в голосе у пациента послышались нотки сарказма.
- Можешь язвить сколько хочешь, но мы оба знаем, что ты хотел бы этого избежать не меньше, чем я. Хотя бы затем, чтобы выжить.
- «Это», друг мой, пока существует лишь только у вас в голове, - медовым голосом ответил первый готэмский сумасшедший. – Но, тем не менее, вы кое в чем правы. Мне очень… скучно было бы видеть наш славный Аркхэм безликим придатком Уэйн Энтерпрайз. Более того – мне даже не очень хотелось бы, чтобы юристы компании сунули свои лисьи мордочки в наши с вами дела. Хотя сомневаюсь, что их совет директоров мог обратить внимание на больницу только из-за меня, как вы изволили намекнуть.
- Не совет директоров, - буркнул Джереми. – Я так понял, что этот грант – инициатива лично Брюса Уэйна. И деньги мне предлагали «для улучшения систем безопасности в связи с побегами из лечебницы», так что с «намеками» ты лоханулся.
- Приятно видеть, что вы мужественно не отрываетесь от корней, доктор Аркхэм, - Джокер насмешливо улыбнулся. – Значит, вот так вы беседуете в Неваде… напомните, как называется та деревня?
Больше того, чтобы его обзывали «деревенщиной» Джереми ненавидел только намеки на некомпетентность. Клоун знал это и всегда этим пользовался. Скрипнувшие зубы врача были как раз тем ответом, что он жаждал услышать. Все же, прекрасно, что люди так предсказуемы. И тяжелая оплеуха, отправившая его на пол вместе с креслом, тоже была предсказуема. На самом деле, он ожидал ее уже давно, и наконец-то дождался. Глухо звякнул разбитый горшок, земля посыпалась на пол. Джокер представил, что это могла быть его голова, это помогло подавить рефлекторную ярость. Инстинкт самосохранения у него порядком ослаб за последние годы, но убивать сейчас Аркхэма было безумием. Да и, в общем-то, не хотелось. Клоуну всегда был интересен предел у терпения его нового «родственника» и сегодня он его отыскал. Ну что же – пожалуй, что Джереми куда выдержаннее, чем Бэтмен, но слабые стороны у него те же. Вытерев кровь, сочившуюся из прокушенной губы, Джокер весело улыбнулся.
А доктор Аркхэм уже пожалел о своей вспышке. Он был хорошим врачом и ни разу не бил пациентов – до этого случая. Так что гнев Джереми испарился за пару секунд, сменившись смущением и чувством вины. Он бы с удовольствием помог клоуну встать, наплевав даже на личную безопасность, если бы не его взгляд. Джокер довольно ухмылялся, всем видом показывая, что доктор его не разочаровал, но из его темных глаз смотрела сама смерть. И Аркхэм не стал предлагать ему помощь. Потому, что так было проще… для них обоих.
Черное
Сегодня у Элизабет Рейн был первый по-настоящему рабочий день, и она собиралась уйти из лечебницы пораньше, чтобы как следует поразмыслить над собственными впечатлениями. И о коллективе, и о пациентах. Но закон Мерфи не зря полагают самой железобетонной из всех аксиом, так что слово «пораньше» пришлось выкинуть из лексикона. Работала доктор Рейн быстро, так что ее поздний уход из лечебницы был связан не с непосильной нагрузкой. Но во вторую половину дня ее навестило столько коллег, что Элизабет стало казаться, что ее здесь сочли ведущим авторитетом. Интересно, кого стоит за это благодарить? Аркхэма? Лессика? Джокера? Но, как бы то ни было, врачи приходили, присаживались на стул - и разговаривали. О жизни, о пациентах, а новых статьях в журнале Американской психиатрической ассоциации.
В большинстве случаев, визиты ограничивались парой минут, максимум – четвертью часа, но были и исключения. Джон Смит, например. В этом царстве психиатрии он был белой вороной – клиническим фармакологом – и, видимо, поэтому считал себя самым важным. Хотя, может быть, дело просто в самооценке: очень трудно уловить тот момент, когда человек перестает быть просто уверенным и начинает занимать собой все пространство. Джон был седовласым мужчиной лет пятидесяти пяти, крепкого телосложения, но подвижным, без перехода в одутловатую полноту. Он был владельцем ухоженных усиков, манер крупного (в прошлом) босса и фобии патогенных микробов. Его имя – Джон Смит – вызвало у доктора Рейн стойкую ассоциацию с псевдонимами ЦРУ, а склонность все время мыть руки и как бы случайно вплетать в разговор «интересные факты» о патогенезе холеры, дизентерии и способах приготовить обед в столовой лечебницы, сначала смешила, а потом – раздражала.
В конце концов, он ведь не был ее пациентом.
Вместо этого Джон Смит подбирался к доктору Крейну, вернее сказать – к токсину страха, который тот изобрел. Из его пространного монолога, Элизабет сделала вывод, что Джонатан, во-первых, очень талантливый фармаколог, а, во-вторых, делиться с кем-нибудь разработками не намерен. Зачем Крейну понадобилось унести этот секрет с собой в Аркхэм, доктор Рейн пока не знала, но, исходя из факта номер один, полагала, что основания у него были веские. Если у Пугала, действительно, было достаточно мозгов для того, чтобы создать гениальный токсин страха, то он, уж конечно, способен придумать куда лучшие способы распорядится открытием, чем подарить его хитрым охотникам за чужими идеями, вроде этого Смита. Единственным препятствием было то, что Крейн лежал в Аркхэме и навряд ли покинет лечебницу в скором будущем. Именно это давало Джону возможность покровительственно просить доктора Рейн: «Донести до нового пациента нужные мысли». Но, хоть Элизабет и родилась в Соединенных Штатах, она прожила за границей достаточно долго, чтобы не исполняться патриотических чувств от картины: «Солдаты в противогазах используют токсин против студенческой демонстрации». Более того, ей хотелось надеется, что и сам Крейн, отравившись своим же изобретением, должен был признать, что в текущем виде проект… сыроват.
Работа с преступниками давно приучила ее к тому, что гений и злодейство вполне совместимы, но это не помещало ей вежливо, но твердо выставить Джона из кабинета, сказав, что здесь нужно немедленно сделать уборку. И пару раз надсадно покашлять в его сторону, не прикрыв рот платком, - чтобы ушел побыстрей. Визит к Джонатану Крейну Элизабет Рейн оставила напоследок, чтобы хоть как-то переварить впечатления от встречи с Джокером. Но теперь она решила, что самое время навестить бывшего коллегу. Ее любопытство было разбужено. Доктор Рейн отдавала себе отчет в том, что опасается этого пациента куда меньше, чем следовало бы. Корпоративная солидарность порою накладывает путы, что крепче цепей, и сошедший с ума психиатр по-прежнему воспринимался ей как коллега. А потому Рейн попросила одного из горилоподобных аркхэмских санитаров подежурить у входа в палату.
Белое
Первым открытием было то, что на докторе Крейне нет смирительной рубашки. Видимо, остальные врачи имели такие же трудности, раз санитары даже и не подумали его «упаковать» перед встречей. Вторым – то, что он невелик ростом. Возможно, в этом крылась еще одна причина того, что меры безопасности в его отношении соблюдались не так строго, как это предписывалось. С первого взгляда казалось, что та же Элизабет легко скрутит своего экс-коллегу в любую геометрическую фигуру, но с сумасшедшими в этом нельзя быть уверенной наверняка. К тому же, Джонатан Крейн не был рядовым шизофреником и, к тому же, на его совести были не только убитые мухи, но и мертвые люди. И в еще большем количестве - люди, давно потерявшиеся в кошмарах без шанса на выход в реальность. Еще один доллар в копилку повышенной осторожности.
Элизабет посмотрела на пациента. На нем не было очков, и, встретив немигающий голубой взгляд, она сразу же напряглась. Да, доктор Крейн относился к тому типу мальчишек, а впоследствии – взрослых мужчин, которые, будучи лишены возможности подавлять конкурентов физической силой, использовали с этой целью мозги. И были достаточно изобретательны, чтобы заставить других пожалеть даже о собственной жизни на свете.
Он улыбнулся, и эта улыбка не отразилась в глазах. Дежурный жест, как уи продавщиц в супермаркете. Вот только глаза девушек не смотрели на покупателей так, будто их мысленно резали их на куски. Если до этого Элизабет еще могла сомневаться в диагнозе Крейна, то теперь стало совсем очевидно: его место в лечебнице, даже если эта мера и преследовала какие-то левые цели. Визит Смита был еще слишком свеж в памяти. Другое дело, что вряд ли стоило помещать Пугало именно в Аркхэм, учитывая все обстоятельства. Но у нее не было права голоса в этом вопросе.
- Рад видеть вас, доктор Рейн, - его голос был отлично поставленным баритоном, как раз подходящим для чтения лекций или же выступлений на телевидении. И эмоции в него просачивались строго дозировано, по разрешенью владельца.
Элизабет поймала себя на мысли, что подобная скрытность Крейна была, в некотором роде, отражением демонстративности Джокера. И такой же маской, скрывающий мрак души.
- Как вам Аркхэм и его… пациенты? – перед словом «пациенты» он сделал паузу, и голос Пугала стал низким и вкрадчивым. Будь они в ординаторской или хотя бы в театре – Рейн бы поаплодировала. Но перед нею стоял пациент, а потому подобные игры следовало пресечь изначально.
- Они задают слишком много вопросов, - ответила Элизабет. Доктор Крейн рассмеялся, сделал шаг назад и сел на кровать, положив руки на колени ладонями вверх. Просто сама дисциплина.
- Тогда, может быть, зададите свои? – предложил он.
Прежде чем продолжить, доктор Рейн вернула пациенту его пристальный взгляд. Что можно сказать о Джонатане Крейне по первому впечатлению? Он гладко выбрит, идеально причесан и аккуратно одет – редкость среди пациентов психушки. И потому первым вопросом, пришедшим на ум, было банальное:
- Но почему «Пугало»?
Крейн опять рассмеялся, и Элизабет подумала, что пациенты как будто бы сговорились вести себя нетипично. Можно подумать, что перед ней – вечно смеющийся клоун. Вирус Джокера ходит по Аркхэму. Звучало глупо, но помогало сосредоточиться.
- Вы скоро поймете, мисс Рейн, - это звучало зловеще.
- Уже угрожаете? – поинтересовалась она.
- Ну что вы, - Крейн поднял руки перед собой, по-прежнему держа их ладонями к собеседнице. – Я лишь констатирую факт.
Он огляделся по сторонам, сгорбившись и втянув голову в плечи. Испуганная пичуга, галка или ворона, судя по скромным размерам. Вот только взгляд, как у ворона. Казалось, что он хладнокровно просчитывает, когда лучше начать выклевывать ей глаза, и никакой токсин страха не мог этого спрятать. Испуганный хищник только опаснее сытого и довольного, а Крейн был худшей из разновидностей хищников. Из тех, кто таится в тени и всегда нападает исподтишка, считая это первым условием выживания.
А бывший доктор продолжил:
- Вы здесь всего день, и еще не прониклись духом этого места, - он обвел рукой палату.
«Интересно, кто здесь главный сплетник? – спросила себя доктор Рейн. – Крейн ведь отлично осведомлен о том, что твориться в лечебнице».
- Вы можете мне возразить, что видели уже много таких вот больниц, - сказал Крейн.
- И вы мне возразите… - она сделала паузу, рассчитывая на то, что пациент охотно продолжит оборванное предложение. В конце концов, если Джонатан не против поговорить, почему нет. Но он только лишь рассмеялся:
- Нет, нет, мисс Рейн, вы же не любите получать готовый ответ на тарелке под соевым соусом. Так что – немного терпения. Вы – умная женщина, и вы скоро заметите…
- Что? – Элизабет ненавидела недоговорки, и доктор Крейн явно это заметил. Это было видно по той тени превосходства, которая промелькнула в очередной бледной улыбке. Он назвал ее умной, но явно такой не считал. Пол крайней мере, в этот момент пространства и времени.
- У Аркхэма много секретов, - Крейн слегка наклонился к коллеге и понизил голос, как будто бы доверяя ей тайну. - Джереми мог отремонтировать здание, побелить коридоры и даже подвал привести в человеческое состояние. Но за всем этим фасадом по-прежнему есть и другая лечебница. Я помню ее, я ведь работал здесь еще при Уильяме.
- Уильяме? Вы имеете в виду старого доктора Аркхэма? – удивилась Элизабет. «Впрочем, - сказала она себе, - чему удивляться? Не мог же Джереми всегда быть владельцем больницы».
Но Джонатан работал в Аркхэме еще до прихода сюда Джереми. И ведь никто не заметил его сумасшествия. И все разом ослепли, проигнорировав и бочки с токсином, и странные помраченья сознания у его пациентов. Полиция тогда попыталась в этом копаться, даже приглашала каких-то там консультантов, но отступила. Элизабет не могла понять, почему, и про себя решила, что никто просто не мог ждать от штатного психиатра столь исключительной наглости. Или же – мог?
- Вы намекаете, будто владелец лечебницы курировал ваши опыты на пациентах? – спросила она. Голос дрогнул. В ответ доктор Крейн шутливо погрозил ей пальцем:
- Не стоит бросаться подобными обвинениями, доктор Рейн, особенно – в свой первый день на работе. Вполне может случится конфуз, я мне не хотелось бы потерять ваше общество. Здесь, видите ли, очень скучно.
- Вы не ответили, - когда нужно, Элизабет умела быть очень настойчивой.
- Вы скоро поймете, что призрак хозяина еще ходит по Аркхэму, - он уставился в стену за ее правым плечом, как будто, и впрямь видел там этого призрака. Доктор Рейн подавила естественный импульс обернуться и посмотреть – ведь это вполне мог быть трюк.
– И многие хотели бы получить от него кое-какие ответы.
Он встряхнулся, и заговорил совсем другими тоном, решительным и официальным, как в самом начале беседы:
- Нет, он не курировал мои опыты. Но – мог ли он это не знать, вот в чем вопрос? – Крейн покачал головой.
– Люди смертны, мисс Рейн. Но в отношении некоторых из них всегда сохраняется ощущение, что закопали их недостаточно глубоко.
Черное
- Всегда хотел знать, чем он тебя зацепил, - Джереми думал, что клоун, по обыкновению, проигнорирует весь инцидент, но Джокер сегодня был в ударе. Не то карцер сыграл свою роль, не то – новая докторша сильно порадовала. В его случае это могли быть и положительные эмоции и отрицательные, благо реакция на них Джокера внешне не отличалась. Это был смех. Всегда смех. Лишь изредка – злость или вот, философия.
Но до сегодняшнего дня они оба старательно избегали бесед на тему Уильяма Аркхэма.
- Деревенское происхождение. Этим обычно гордятся.
- Очень рад, что ты наконец-то нащупал мой любимый мозоль, - в голосе Джереми слышалось явное раздражение. Наверное, потому, что он все еще чувствовал себя виноватым за инцидент с оплеухой. Терять контроль от простых слов, даже не от ругательств и оскорблений – это было как минимум непрофессионально:
– Но, может, оттопчешь его чуть попозже? Мы вроде как заняты делом.
Джокер наклонил голову вправо, придирчиво рассматривая оппонента:
- Могу и попозже. Вообще-то у нас с вами еще много времени впереди. Так что я успею еще оттоптать и другие мозоли. Но все же, как психиатр, скажите: кому была адресована та оплеуха? – клоун снова развалился в кресле, вытянув ноги. – Если мне, то я несказанно польщен. Но есть подозрение, что это привет от Уильяма.
Под взглядом Джокера Джереми сделалось неуютно. Как будто не он был хозяином Аркхэма, как будто по первому зову сюда не вбежали бы санитары, как будто он не был волен сделать с этим вот психом все, что угодно – ну, кроме убийства, пожалуй. Формально все было так. Реально же… нереально, и в том заключалась проблема.
- Ты любишь побои, - врач решил сменить тему.
- Люблю чувствовать, что я жив, - охотно откликнулся Джокер. – Если для этого нужна боль – я согласен. Впрочем, сегодня, я ощутил себя Бэтменом. Наконец-то узнал, каково это: получать по лицу для того, чтобы выяснить истину.
- И что ты узнал? – голос Джереми снова звучал агрессивно, но даже ему самому было понятно: все это – чистая самозащита. Но было смешно ожидать, будто клоун отцепиться, только нащупав чужое слабое место. Он всегда находил в других слабости, даже те, о которых они даже не подозревали.
- Ты всегда был подкаблучником, Джереми, - доверительно сказал клоун, приблизив лицо к доктору Аркхэму. Его глаза при этом сияли, как угольки и врачу вдруг захотелось перекреститься. Даже рука зачесалась. – Мягкосердечным и подчиняемым амбалом, за которого с удовольствием прятались и те, кто слабее, и те, кто хитрее. Но это тебя устраивало, и жил бы ты до старости, горя не зная, если бы не решился на глупость.
И, вновь перейдя на официальное «вы», продолжил:
- Скажите, вы никогда не жалели о том, что приехали в Аркхэм?
- Жалел много раз, - честно сказал Джереми. – Но по большому счету это уже ничегошеньки не меняет.
- О да, не меняет, - охотно согласился с ним клоун. – Мы по-прежнему играем те роли, что были в сценарии лишь с незначительными вариациями в виде моих побегов и мук вашей совести. И как бы мы не пытались освободиться, в сухом остатке будет все то же: вы, я и Аркхэм. А треугольник - фигура конфликта.
Он наклонился еще больше, пытаясь поймать ускользающий взгляд Джереми Аркхэма:
- Как знать, может быть, поглощение – это выход?
Врач отшатнулся:
- Да ты сумасшедший!
Ответ был очевиден, а потому сетовать на приступ головной боли от идиотского смеха было бы совестно.
- Я – пациент Аркхэма, - напомнил ему клоун. – Так что, если вы не запираете здесь здоровых по личным мотивам, то я – сумасшедший. Но все же, советую вам крепко подумать, - и, улыбнувшись, добавил:
- Причем - совершенно бесплатно.
Белое
Остановившись на мосту, Катрин смотрела в воду и переваривала впечатления. Ну, первая мысль была о том, что ночное происшествие так ничему ее не научило, раз она ходит пешком через Нероуз. Конечно, сейчас был еще день, но квартал пользовался дурной славой. Более того, поговаривали, что часть пациентов, сбежавших из Аркхэма во время волнений, все еще прячутся здесь на острове. Лечебница это, естественно, отрицала.
Вспомнив ее мрачные башни с решетками на окнах и вышки с охраной, с которых щетинились стволы ружей, девушка вздрогнула. Этим местом в пору было пугать непослушных детей, и, уж конечно, она ни за что не согласилась бы там работать. Даже войти внутрь Катрин удалось только за счет упрямства: ей не хотелось отступать так близко от цели.
Впрочем, внутри Аркхэм смотрелся не так зловеще: в отделке преобладали светлые тона, скрадывающие массивность конструкций. Тот, кто строил лечебницу, как будто специально проектировал ее так, чтобы давить на людей, но новый дизайнер постарался свести эффект к минимуму. Других атрибутов хоррор-фильмов про старые психбольницы, таких, как приглушенные крики откуда-то из подвала и персонал с пустыми глазами, здесь тоже не наблюдались. А вот охрана присутствовала, так что Катрин тут же остановили и забросали вопросами. После того, как она сообщила цель своего прихода, охранники переглянулись – но не прогнали с глаз долой, как она опасалась, а проводили ее к доктору Аркхэму. В смысле, в его кабинет, а не к нему на прием, хотя, судя по лицам, считали ее клиентом для психиатра.
Кто в здравом уме придет в гости к Джокеру?
Джереми Аркхэма пока не было, а потому ей строго наказали сидеть. Ждать и ничего не трогать – и с этим оставили в одиночестве. Катрин несколько удивилась: от такого места, как Аркхэм, она ожидала куда более строгих порядков. Может, поэтому Джокер и сбегал отсюда так часто?
От нечего делать, она принялась рассматривать кабинет. Странное дело: он принадлежал этой хозяину лечебницы, и, значит, имел лишь единственного владельца, но мало что говорил о его вкусах. Скорее – напоминал гостиничный номер, в котором лишь временно обитают. Здесь были личные вещи: очки на столе, стопка ярких журналов на столике рядом с креслом. Но они смотрелись как неумелые штрихи на фоне цельной картины. Было видно, что здесь жил и другой человек: тот, кто любил перьевые ручки (вот, лежит парочка), курил гавайские сигары (обивка кресла еще пахла их дымом) и предпочитал тяжелую викторианскую мебель офисной функциональности. Более того, наблюдательной Катрин сразу же бросились в глаза мелочи, говорившие о присутствии женщины. Например, цветочный горшок с узором из ангелочков – навряд ли мужчина когда-нибудь купит подобное в свой кабинет.
Но в приемной у Джереми Аркхэма не было места для секретаря, да и цветы в горшках бледно выглядели. Похоже, время, когда их заботливо пересаживали и удобряли, давно минуло, и ныне уделом растений была лишь бутылка с позеленевшей водой, да и то – раз в неделю.
Катрин неуютно поерзала на стуле: в одиночестве «магия» Аркхэма действовала активнее, и ей все труднее было отвлечься от того, что это – лечебница для психически нездоровых преступников, с соответствующей репутацией. К тому же, ей на глаза попалось еще кое-что, не улучившее самочувствия. Портрет. Он висел на стене между двумя шкафами, и потому не сразу бросался в глаза. Картин сразу же заподозрила, что его убрали туда, чтобы не нервировать посетителей еще больше. И были правы, впечатление от картины складывалось жутковатое. Основным фоном был красно-багровый. На холсте изображалось плато под тяжелыми тучами – прямо Венера какая-то. То тут, то там на плато чернели остовы деревьев, на которых сидели вороны. Приглядевшись получше, девушка поняла, что красные кляксы на черных стволах – это не блики от освещения. По ним текла кровь. А на переднем плане стоял седой человек во врачебном халате. Не чисто-белом, естественно. Общее впечатление от картины было наипаскуднейшее – как будто она заглянула в ад. И, тем не менее, Катрин подошла ближе, зачарованно разглядывая кошмарный пейзаж. Конечно, она не была ценительницей, предпочитая комиксы походам по галереям искусств, но картина казалось такой… настоящей. И легко было поверить, что где-то есть это плато, эти вороны, этот мужчина…
- Это – Амадеус Аркхэм, - прозвучал мужской голос. – Резко обернувшись, Катрин едва не наткнулась на другого мужчину в белом халате, правда, без пятен крови и выглядевшего намного нормальнее. – Портрет был нарисован его пациенткой во время психоза.
- Похоже, он представлялся ей Люцифером, - сказала Катрин, не в силах оторвать глаз от злобного взгляда фигуры на полотне.
- Неудивительно, - откликнулся врач. И деловым тоном добавил: - Присаживайтесь.
- Да… - с трудом оторвав взгляд от картины, Катрин вернулась на свой стул. Ее собеседник занял кресло за письменным столом, и сразу стал как-то солиднее.
- Я – Джереми Аркхэм, - представился он. - Мне доложили, что ты пришла к Джокеру.
Катрин просто кивнула. Врач подождал продолжения, и, когда его не последовало, спросил сам:
- Для чего?
Девушка просто пожала плечами. Приход в Аркхэм не был обдуманным решением, и, по-хорошему. У нее не было причин, чтобы здесь находиться. «Вернуть носовой платок», - это казалось бредом, а «просто жалеть сумасшедшего клоуна» - тоже не звучало хорошим поводом. Особенно в кабинете у психиатра.
- Есть такое понятие «Стокгольмский синдром», - Джереми заговорил сам, видимо, поняв, что ничего стоящего от посетительницы он не услышит. – Когда жертвы начинают ощущать душевную близость к преступникам, разделять их цели и даже их защищать, - под взглядом врача ей сделалось неуютно. – Это – твой случай, Катрин?
Ну, конечно же, доктор тоже смотрел телевизор. Визит в лечебницу казался все более скверной идеей. В частности, потому, что ей стало казаться, что и она может отсюда не выйти. Вдруг доктор Аркхэм найдет у нее что-нибудь психиатрическое?
- Он меня спас, - она упрямо вздернула подбородок, с вызовом посмотрев в глаза Джереми. Катрин была испугана и отвечала на страх привычной бравадой. – Это – лишь благодарность, а никакой не «синдром». Ведь других навещают, я знаю.
Аркхэм вздохнул:
- Джокер умеет влиять на людей, незаметно, но эффективно. И вряд ли тебе стоит еще раз с ним видится, - девушка сердито насупилась, угадав по тону начало нотации. А врач неожиданно улыбнулся: - В твоем возрасте, дорогая, я тоже не мог терпеть разговоров о «благе». Но, даже если он не убил тебя в прошлый раз, то это не значит, что ты для него в «белом списке». Я видел, что тебя захватила картина, - Катрин удивилась такой смене темы, но просто кивнула. А Аркхэм продолжил:
- Ты знаешь, зачем она здесь?
Девушка ответила отрицательно. Конечно, не знала. Более того, задумавшись об этом, она решила, что ни за что не повесила бы такое в своем кабинете. От полотна шла мощная энергетика, но она была слишком недоброй.
- Эта картина, Катрин, говорит мне о том, как заразно безумие, – сказал Джереми. – Надеюсь, ты уловила, в чем здесь аналогия с Джокером?
На сей раз ответом был согласный кивок. Девушка решила говорить здесь как можно меньше, последовав утверждению: «Все, что вы скажете, может быть использовано против вас».
- Я не советую тебе забыть этого клоуна, ведь подобное невозможно. Но дважды чудес не бывает. Ты же умная девочка, и, несомненно, поймешь это, если подумаешь, - он покачал головой: – Вам совершенно не стоит встречаться.
Это звучало, как окончательный вердикт. И точно: в дверях появились охранники. Видимо, Джереми Аркхэм нажал незаметную кнопку.
- Охрана проводит тебя до ворот, - сказал врач. – И… Катрин, я очень надеюсь, что ты достаточно взрослая, чтобы не возвращаться.
Если бы не эта реплика, она просто ушла бы молча. Но слова «достаточно взрослая» действовали на нее, словно красная тряпка. А потому Катрин выпалила в ответ:
- А вы, доктор, достаточно взрослый для Джокера?
Она ожидала, что он рассердиться. Взрослые всегда очень злились на такие вот шпильки. Но Джереми лишь улыбнулся, и подошел к ней, заставив опять повернуться к картине:
- Амадеус Аркхэм лечил пациентов всю жизнь, но в итоге сам умер в одной из палат своей же лечебницы. И это еще один урок данного полотна, и для врачей, и для вспыльчивых школьниц. Когда видишь себя в таком месте, Катрин, нужно бежать, а не говорить, что тебе померещилось, - врач убрал руку с ее плеча, и отвернулся к окну: - Очень многие в Аркхэме были бы рады уйти прочь, и не видится с Джокером. Но не все могут так сделать, так что – считай, что тебе повезло.
И сделал знак молчаливым охранникам.
Катрин была так занята, переваривая разговор, что незаметно прошла насквозь Нероуз, остановившись лишь здесь, на мосту.
И вот теперь, глядя в воду, она спрашивала себя, что же стало итогом беседы с врачом. Страх? Или – все-таки любопытство?
Катрин вздохнула: как бы то ни было, совершенно ясно, что приходить в Аркхэм еще раз было бы бесполезно. Но, может быть, клоун сбежит еще раз? Она этого и хотела и опасалась. Оторвав взгляд от воды, девушка увидела, что небо уже перестало быть голубым. Завтра будет ветреный день, так что край небосвода горел ярко-малиновым, прямо как на картине. Вздрогнув, она поспешила домой, назад к не помытым тарелкам и ворчанию матери.
Все же хорошо, если некоторые решения могут принять за тебя, не оставив возможности выбора.
Черное
Джокер встал и прошелся по кабинету, эпизодически косясь на Джереми Аркхэма. Врач в любую секунду мог вызвать охрану, прекратив этот своеобразный «разговор по душам», а ему не хотелось в карцер так быстро. Там было скучно, слишком скучно даже по сравнению с пустым кафе возле готэмского телецентра. Поэтому он решил пока не давить на врача больше необходимого.
К счастью для Джокера, Джереми был слишком расстроен, чтобы закатывать сцену из-за нарушения дисциплины, хотя опасный преступник, так просто расхаживающий по кабинету, был случаем вопиющим. Аркхэмы держали этот кабинет в основном ради официальных встреч с адвокатами, полицейскими и родственниками пациентов, поэтому клоун точно знал, что здесь даже стекла в окне не были бронированными. А выходило это окно как раз на площадку перед воротами. Месторасположение кабинета нарочно было выбрано таким образом, чтобы главный врач мог контролировать время прихода сотрудников на работу. Наследие тех трудных лет двадцатого века, когда работодатель мог позволять себе очень многое, а «профсоюзы» - звучало как будто коммунистическое ругательство. Потом пришел президент Рузвельт, и в социальной политике США многое изменилось, но кабинет остался там, где и был и даже, отметил Джокер, во многом таким же, как был.
- Почему бы не выкинуть всю эту рухлядь? – спросил он, указал на шкафы. – Без них стало бы много просторнее.
- Я не хочу все менять слишком быстро, - ответил клоуну Аркхэм.
- «Слишком быстро»? – фыркнул клоун. – Да эта мебель стоит тут еще со времен войны Севера с Югом, а сделали ее при живом Вашингтоне.
- Ты знаешь, о чем я, - сдержанно сказал Джереми.
- Думаешь, он однажды вернется? – Джокер расхохотался, а врач помолчал. Не получив ожидаемой реакции, клоун сделал еще пару шагов, остановившись напротив портрета. Доктор невольно вздрогнул, ясно увидев сходство изображения с живым сумасшедшим. Не столько лицо, сколько мимика и выражение глаз. То, что пририсовала врачу болезнь пациентки, у клоуна присутствовало в реальности. Он был так похож, что на миг показался ожившим портретом. Не хватало лишь седины и халата, впрочем, одежда заключенного тоже была красного цвета.
- А, старина Амадеус, - Джокер, прищурившись, посмотрел на Джереми Аркхэма. – Как странно: вы опасаетесь выкинуть старую мебель, и, вместе с тем, принесли сюда этот портрет. Не боитесь?
- Чего? Повторить судьбу того доктора?
- От сумасшествия не застрахован никто, особенно - здесь. Но эта… картина как хорошо повествует о том, что думают пациенты о вас, докторах, - клоун насмешливо усмехнулся, вновь посмотрев на кровавый пейзаж:
- Автор шедевра изобразил вовсе не доктора Аркхэма, он рисовал своего палача.
- Это была женщина, - отозвался Джереми, тоже невольно всмотревшись в картину. После слов Джокера она виделась еще более жуткой, чего клоун и добивался.
- Думаю, это неважно.
- Возможно, ты в чем-то прав, Джокер, - признал доктор Аркхэм. – Аминазин изобрели только лишь в середине двадцатого века, а до тех пор методы психиатров походили на пытки…
Клоун фыркнул, запечатлев на враче снисходительный взгляд:
- Прошла сотня лет, у вас есть не только аминазин, но и еще пара сотен таблеточек и укольчиков. Но… доктор… неужели вы думаете, что разительно отличаетесь от него, - он кивнул на портрет, - в глазах своих пациентов?
В ответ Аркхэм молча нажал кнопку, вызвав охрану.
Белое
Рабочий день наконец-то закончился и Элизабет Рейн, переодевшись, забирала из ящика те предметы, с которыми было запрещено приближаться к преступникам. Разумеется, если тебе дороги жизнь, здоровье и эта работа, именно в таком порядке. Попутно она прислушивалась к беседе двух санитаров. Один из них, видимо, только что освободился с дежурства и собирал вещи. А второй собирался его сменить.
- Ты что, собираешься взять с собой этот барометр? – в руках у мужчины, действительно, был деревянный барометр в форме штурвала.
- Конечно же, да. С чего это я должен вам его оставлять?
- Я имел в виду, зачем ты вообще его приносил? Он же немаленький да еще весит прилично.
- Ну, разумеется, «весит прилично» это же не фанерная новоделка, - санитар любовно погладил старое дерево. – Мой дед купил его еще в годы Великой Депрессии.
- Но за каким чертом он тебе на работе?
- А вдруг пойдет дождь. Нужно ведь подготовиться.
«У всех свои странности», - философски подумала Рейн. Она знала достаточно докторов, раскладывавших канцелярские принадлежности по фэн-шуй, и даже тех, кто приносил на дежурства в больницу плюшевых медвежат. Так что барометр – только цветочки.
«Наверное, сложно дежурить тут сутками – и оставаться нормальным». Все же, врачи контактировали с пациентами меньше, чем санитары и младший медперсонал. К тому же, у санитаров отсутствовал щит из знаний по психиатрии, его место успешно заменяли суеверия и предрассудки. Так что текучка кадров в Аркхэме должна была быть значительной.
Закончив сборы, Элизабет вышла из здания и направилась туда, где был припаркован ее автомобиль.
читать дальшеБелое
Джокер устроился в кресле с ногами, а вокруг него – на подлокотниках, на полу, на цветочных горшках – лежали листы бумаги. Джереми не понимал, как можно заниматься делами в таком бардаке, но должен был признать, что хаос – его обычное состояние. Спасибо хотя бы за то, что пока Джей обходится без сарказма. Он временно смыл клоунский грим, и теперь казался бы совершенно обычным, если бы не глаза. Каждый раз, когда пациент отрывался от записей и поднимал глаза на врача, Джереми вздрагивал. Он был таким проницательным, пугающим и столь похожим на старого Аркхэма, что врач искренне удивлялся: как персонал этого не замечает. Что же, для большей части людей значение имело иное: цвет волос, цвет радужки… а от остального предусмотрительно отвлекал грим. Хотя доктор Аркхэм предпочел гусей не дразнить и постепенно избавился от значительной части старых работников. Джереми был даже чуть-чуть благодарен клоуну за этот маскарад, хотя фальшивая «улыбка Челси» под красной помадой виделась жутковатой. Врач чувствовал облегчение от того, что Джокер прячет свою настоящую внешность под гримом. Вот только – знать бы, зачем это Джею? Джереми давно мог бы спросить его прямо, но – избегал этой темы и как раз потому, что сам клоун поднимал тему шрамов при каждой беседе с врачами, заложниками и полицейскими, и его россказни были такими же лживыми, как сами шрамы. Но Аркхэм не спрашивал. Не в последнюю очередь – потому, что боялся, что после бесед о «фальшивости» Джокер вернутся в лечебницу с настоящей широкой улыбкой. Джереми это пугало. Он знал Джея уже несколько лет, но даже и не приблизился к тому, чтобы разгадать этот ребус, так что его поступки шокировали совершенно по-прежнему. «Быть психиатром» и «не испытывать трепета перед безумием» – это отнюдь не синонимы.
- Не понимаю причины для беспокойства, - сказал клоун, отложив в сторону очередной лист бумаги. – За приступами корпоративной филантропии часто стоит отмывание денег, но это – не случай «Уэйн Энтерпрайз». Так что вам вряд ли стоит волноваться о том, что после принятия этого гранта власти перетрясут бухгалтерию Аркхэма.
- А если Уэйн просто хочет подмять под себя нашу лечебницу? – спросил его Джереми. Честно сказать, эта мысль была первой из тех, что пришли ему в голову при виде письма от могущественной корпорации. Конечно, деятельность «Уэйн Энтерпрайз» была далека от охраны психического здоровья, но вложения в медицину всегда были выгодны. Люди не могут перестать болеть, а уж в то, что все психи Готэма вдруг пойдут сажать розы, и вовсе не верилось.
- Если это и впрямь… - Джокер сделал паузу, и продолжил: - я польщу нам обоим и назову это «конгломератным слиянием», хоть Аркхэм и не сравним по масштабам с «Уэйн Энтерпрайз», то вы мало что можете сделать. Другое дело, что делать это против воли владельца будет намного дороже, чем при взаимном желании.
- И что это будет? Шантаж?
- Ах, доктор, доктор, - клоун спустил ноги и начал слегка покачиваться вместе с креслом. Его ножки угрожающе заскрипели. - Я уже говорил вам, что совесть – пагубное приобретение. Особенно – грязная и кусачая. Зачем обо всех думать плохо?
- Я – реалист, – зло огрызнулся Джереми Аркхэм. - И понимаю, что бизнес не делается в белых перчатках.
- Верно, он делается в фиолетовых, - в голосе у пациента послышались нотки сарказма.
- Можешь язвить сколько хочешь, но мы оба знаем, что ты хотел бы этого избежать не меньше, чем я. Хотя бы затем, чтобы выжить.
- «Это», друг мой, пока существует лишь только у вас в голове, - медовым голосом ответил первый готэмский сумасшедший. – Но, тем не менее, вы кое в чем правы. Мне очень… скучно было бы видеть наш славный Аркхэм безликим придатком Уэйн Энтерпрайз. Более того – мне даже не очень хотелось бы, чтобы юристы компании сунули свои лисьи мордочки в наши с вами дела. Хотя сомневаюсь, что их совет директоров мог обратить внимание на больницу только из-за меня, как вы изволили намекнуть.
- Не совет директоров, - буркнул Джереми. – Я так понял, что этот грант – инициатива лично Брюса Уэйна. И деньги мне предлагали «для улучшения систем безопасности в связи с побегами из лечебницы», так что с «намеками» ты лоханулся.
- Приятно видеть, что вы мужественно не отрываетесь от корней, доктор Аркхэм, - Джокер насмешливо улыбнулся. – Значит, вот так вы беседуете в Неваде… напомните, как называется та деревня?
Больше того, чтобы его обзывали «деревенщиной» Джереми ненавидел только намеки на некомпетентность. Клоун знал это и всегда этим пользовался. Скрипнувшие зубы врача были как раз тем ответом, что он жаждал услышать. Все же, прекрасно, что люди так предсказуемы. И тяжелая оплеуха, отправившая его на пол вместе с креслом, тоже была предсказуема. На самом деле, он ожидал ее уже давно, и наконец-то дождался. Глухо звякнул разбитый горшок, земля посыпалась на пол. Джокер представил, что это могла быть его голова, это помогло подавить рефлекторную ярость. Инстинкт самосохранения у него порядком ослаб за последние годы, но убивать сейчас Аркхэма было безумием. Да и, в общем-то, не хотелось. Клоуну всегда был интересен предел у терпения его нового «родственника» и сегодня он его отыскал. Ну что же – пожалуй, что Джереми куда выдержаннее, чем Бэтмен, но слабые стороны у него те же. Вытерев кровь, сочившуюся из прокушенной губы, Джокер весело улыбнулся.
А доктор Аркхэм уже пожалел о своей вспышке. Он был хорошим врачом и ни разу не бил пациентов – до этого случая. Так что гнев Джереми испарился за пару секунд, сменившись смущением и чувством вины. Он бы с удовольствием помог клоуну встать, наплевав даже на личную безопасность, если бы не его взгляд. Джокер довольно ухмылялся, всем видом показывая, что доктор его не разочаровал, но из его темных глаз смотрела сама смерть. И Аркхэм не стал предлагать ему помощь. Потому, что так было проще… для них обоих.
Черное
Сегодня у Элизабет Рейн был первый по-настоящему рабочий день, и она собиралась уйти из лечебницы пораньше, чтобы как следует поразмыслить над собственными впечатлениями. И о коллективе, и о пациентах. Но закон Мерфи не зря полагают самой железобетонной из всех аксиом, так что слово «пораньше» пришлось выкинуть из лексикона. Работала доктор Рейн быстро, так что ее поздний уход из лечебницы был связан не с непосильной нагрузкой. Но во вторую половину дня ее навестило столько коллег, что Элизабет стало казаться, что ее здесь сочли ведущим авторитетом. Интересно, кого стоит за это благодарить? Аркхэма? Лессика? Джокера? Но, как бы то ни было, врачи приходили, присаживались на стул - и разговаривали. О жизни, о пациентах, а новых статьях в журнале Американской психиатрической ассоциации.
В большинстве случаев, визиты ограничивались парой минут, максимум – четвертью часа, но были и исключения. Джон Смит, например. В этом царстве психиатрии он был белой вороной – клиническим фармакологом – и, видимо, поэтому считал себя самым важным. Хотя, может быть, дело просто в самооценке: очень трудно уловить тот момент, когда человек перестает быть просто уверенным и начинает занимать собой все пространство. Джон был седовласым мужчиной лет пятидесяти пяти, крепкого телосложения, но подвижным, без перехода в одутловатую полноту. Он был владельцем ухоженных усиков, манер крупного (в прошлом) босса и фобии патогенных микробов. Его имя – Джон Смит – вызвало у доктора Рейн стойкую ассоциацию с псевдонимами ЦРУ, а склонность все время мыть руки и как бы случайно вплетать в разговор «интересные факты» о патогенезе холеры, дизентерии и способах приготовить обед в столовой лечебницы, сначала смешила, а потом – раздражала.
В конце концов, он ведь не был ее пациентом.
Вместо этого Джон Смит подбирался к доктору Крейну, вернее сказать – к токсину страха, который тот изобрел. Из его пространного монолога, Элизабет сделала вывод, что Джонатан, во-первых, очень талантливый фармаколог, а, во-вторых, делиться с кем-нибудь разработками не намерен. Зачем Крейну понадобилось унести этот секрет с собой в Аркхэм, доктор Рейн пока не знала, но, исходя из факта номер один, полагала, что основания у него были веские. Если у Пугала, действительно, было достаточно мозгов для того, чтобы создать гениальный токсин страха, то он, уж конечно, способен придумать куда лучшие способы распорядится открытием, чем подарить его хитрым охотникам за чужими идеями, вроде этого Смита. Единственным препятствием было то, что Крейн лежал в Аркхэме и навряд ли покинет лечебницу в скором будущем. Именно это давало Джону возможность покровительственно просить доктора Рейн: «Донести до нового пациента нужные мысли». Но, хоть Элизабет и родилась в Соединенных Штатах, она прожила за границей достаточно долго, чтобы не исполняться патриотических чувств от картины: «Солдаты в противогазах используют токсин против студенческой демонстрации». Более того, ей хотелось надеется, что и сам Крейн, отравившись своим же изобретением, должен был признать, что в текущем виде проект… сыроват.
Работа с преступниками давно приучила ее к тому, что гений и злодейство вполне совместимы, но это не помещало ей вежливо, но твердо выставить Джона из кабинета, сказав, что здесь нужно немедленно сделать уборку. И пару раз надсадно покашлять в его сторону, не прикрыв рот платком, - чтобы ушел побыстрей. Визит к Джонатану Крейну Элизабет Рейн оставила напоследок, чтобы хоть как-то переварить впечатления от встречи с Джокером. Но теперь она решила, что самое время навестить бывшего коллегу. Ее любопытство было разбужено. Доктор Рейн отдавала себе отчет в том, что опасается этого пациента куда меньше, чем следовало бы. Корпоративная солидарность порою накладывает путы, что крепче цепей, и сошедший с ума психиатр по-прежнему воспринимался ей как коллега. А потому Рейн попросила одного из горилоподобных аркхэмских санитаров подежурить у входа в палату.
Белое
Первым открытием было то, что на докторе Крейне нет смирительной рубашки. Видимо, остальные врачи имели такие же трудности, раз санитары даже и не подумали его «упаковать» перед встречей. Вторым – то, что он невелик ростом. Возможно, в этом крылась еще одна причина того, что меры безопасности в его отношении соблюдались не так строго, как это предписывалось. С первого взгляда казалось, что та же Элизабет легко скрутит своего экс-коллегу в любую геометрическую фигуру, но с сумасшедшими в этом нельзя быть уверенной наверняка. К тому же, Джонатан Крейн не был рядовым шизофреником и, к тому же, на его совести были не только убитые мухи, но и мертвые люди. И в еще большем количестве - люди, давно потерявшиеся в кошмарах без шанса на выход в реальность. Еще один доллар в копилку повышенной осторожности.
Элизабет посмотрела на пациента. На нем не было очков, и, встретив немигающий голубой взгляд, она сразу же напряглась. Да, доктор Крейн относился к тому типу мальчишек, а впоследствии – взрослых мужчин, которые, будучи лишены возможности подавлять конкурентов физической силой, использовали с этой целью мозги. И были достаточно изобретательны, чтобы заставить других пожалеть даже о собственной жизни на свете.
Он улыбнулся, и эта улыбка не отразилась в глазах. Дежурный жест, как уи продавщиц в супермаркете. Вот только глаза девушек не смотрели на покупателей так, будто их мысленно резали их на куски. Если до этого Элизабет еще могла сомневаться в диагнозе Крейна, то теперь стало совсем очевидно: его место в лечебнице, даже если эта мера и преследовала какие-то левые цели. Визит Смита был еще слишком свеж в памяти. Другое дело, что вряд ли стоило помещать Пугало именно в Аркхэм, учитывая все обстоятельства. Но у нее не было права голоса в этом вопросе.
- Рад видеть вас, доктор Рейн, - его голос был отлично поставленным баритоном, как раз подходящим для чтения лекций или же выступлений на телевидении. И эмоции в него просачивались строго дозировано, по разрешенью владельца.
Элизабет поймала себя на мысли, что подобная скрытность Крейна была, в некотором роде, отражением демонстративности Джокера. И такой же маской, скрывающий мрак души.
- Как вам Аркхэм и его… пациенты? – перед словом «пациенты» он сделал паузу, и голос Пугала стал низким и вкрадчивым. Будь они в ординаторской или хотя бы в театре – Рейн бы поаплодировала. Но перед нею стоял пациент, а потому подобные игры следовало пресечь изначально.
- Они задают слишком много вопросов, - ответила Элизабет. Доктор Крейн рассмеялся, сделал шаг назад и сел на кровать, положив руки на колени ладонями вверх. Просто сама дисциплина.
- Тогда, может быть, зададите свои? – предложил он.
Прежде чем продолжить, доктор Рейн вернула пациенту его пристальный взгляд. Что можно сказать о Джонатане Крейне по первому впечатлению? Он гладко выбрит, идеально причесан и аккуратно одет – редкость среди пациентов психушки. И потому первым вопросом, пришедшим на ум, было банальное:
- Но почему «Пугало»?
Крейн опять рассмеялся, и Элизабет подумала, что пациенты как будто бы сговорились вести себя нетипично. Можно подумать, что перед ней – вечно смеющийся клоун. Вирус Джокера ходит по Аркхэму. Звучало глупо, но помогало сосредоточиться.
- Вы скоро поймете, мисс Рейн, - это звучало зловеще.
- Уже угрожаете? – поинтересовалась она.
- Ну что вы, - Крейн поднял руки перед собой, по-прежнему держа их ладонями к собеседнице. – Я лишь констатирую факт.
Он огляделся по сторонам, сгорбившись и втянув голову в плечи. Испуганная пичуга, галка или ворона, судя по скромным размерам. Вот только взгляд, как у ворона. Казалось, что он хладнокровно просчитывает, когда лучше начать выклевывать ей глаза, и никакой токсин страха не мог этого спрятать. Испуганный хищник только опаснее сытого и довольного, а Крейн был худшей из разновидностей хищников. Из тех, кто таится в тени и всегда нападает исподтишка, считая это первым условием выживания.
А бывший доктор продолжил:
- Вы здесь всего день, и еще не прониклись духом этого места, - он обвел рукой палату.
«Интересно, кто здесь главный сплетник? – спросила себя доктор Рейн. – Крейн ведь отлично осведомлен о том, что твориться в лечебнице».
- Вы можете мне возразить, что видели уже много таких вот больниц, - сказал Крейн.
- И вы мне возразите… - она сделала паузу, рассчитывая на то, что пациент охотно продолжит оборванное предложение. В конце концов, если Джонатан не против поговорить, почему нет. Но он только лишь рассмеялся:
- Нет, нет, мисс Рейн, вы же не любите получать готовый ответ на тарелке под соевым соусом. Так что – немного терпения. Вы – умная женщина, и вы скоро заметите…
- Что? – Элизабет ненавидела недоговорки, и доктор Крейн явно это заметил. Это было видно по той тени превосходства, которая промелькнула в очередной бледной улыбке. Он назвал ее умной, но явно такой не считал. Пол крайней мере, в этот момент пространства и времени.
- У Аркхэма много секретов, - Крейн слегка наклонился к коллеге и понизил голос, как будто бы доверяя ей тайну. - Джереми мог отремонтировать здание, побелить коридоры и даже подвал привести в человеческое состояние. Но за всем этим фасадом по-прежнему есть и другая лечебница. Я помню ее, я ведь работал здесь еще при Уильяме.
- Уильяме? Вы имеете в виду старого доктора Аркхэма? – удивилась Элизабет. «Впрочем, - сказала она себе, - чему удивляться? Не мог же Джереми всегда быть владельцем больницы».
Но Джонатан работал в Аркхэме еще до прихода сюда Джереми. И ведь никто не заметил его сумасшествия. И все разом ослепли, проигнорировав и бочки с токсином, и странные помраченья сознания у его пациентов. Полиция тогда попыталась в этом копаться, даже приглашала каких-то там консультантов, но отступила. Элизабет не могла понять, почему, и про себя решила, что никто просто не мог ждать от штатного психиатра столь исключительной наглости. Или же – мог?
- Вы намекаете, будто владелец лечебницы курировал ваши опыты на пациентах? – спросила она. Голос дрогнул. В ответ доктор Крейн шутливо погрозил ей пальцем:
- Не стоит бросаться подобными обвинениями, доктор Рейн, особенно – в свой первый день на работе. Вполне может случится конфуз, я мне не хотелось бы потерять ваше общество. Здесь, видите ли, очень скучно.
- Вы не ответили, - когда нужно, Элизабет умела быть очень настойчивой.
- Вы скоро поймете, что призрак хозяина еще ходит по Аркхэму, - он уставился в стену за ее правым плечом, как будто, и впрямь видел там этого призрака. Доктор Рейн подавила естественный импульс обернуться и посмотреть – ведь это вполне мог быть трюк.
– И многие хотели бы получить от него кое-какие ответы.
Он встряхнулся, и заговорил совсем другими тоном, решительным и официальным, как в самом начале беседы:
- Нет, он не курировал мои опыты. Но – мог ли он это не знать, вот в чем вопрос? – Крейн покачал головой.
– Люди смертны, мисс Рейн. Но в отношении некоторых из них всегда сохраняется ощущение, что закопали их недостаточно глубоко.
Черное
- Всегда хотел знать, чем он тебя зацепил, - Джереми думал, что клоун, по обыкновению, проигнорирует весь инцидент, но Джокер сегодня был в ударе. Не то карцер сыграл свою роль, не то – новая докторша сильно порадовала. В его случае это могли быть и положительные эмоции и отрицательные, благо реакция на них Джокера внешне не отличалась. Это был смех. Всегда смех. Лишь изредка – злость или вот, философия.
Но до сегодняшнего дня они оба старательно избегали бесед на тему Уильяма Аркхэма.
- Деревенское происхождение. Этим обычно гордятся.
- Очень рад, что ты наконец-то нащупал мой любимый мозоль, - в голосе Джереми слышалось явное раздражение. Наверное, потому, что он все еще чувствовал себя виноватым за инцидент с оплеухой. Терять контроль от простых слов, даже не от ругательств и оскорблений – это было как минимум непрофессионально:
– Но, может, оттопчешь его чуть попозже? Мы вроде как заняты делом.
Джокер наклонил голову вправо, придирчиво рассматривая оппонента:
- Могу и попозже. Вообще-то у нас с вами еще много времени впереди. Так что я успею еще оттоптать и другие мозоли. Но все же, как психиатр, скажите: кому была адресована та оплеуха? – клоун снова развалился в кресле, вытянув ноги. – Если мне, то я несказанно польщен. Но есть подозрение, что это привет от Уильяма.
Под взглядом Джокера Джереми сделалось неуютно. Как будто не он был хозяином Аркхэма, как будто по первому зову сюда не вбежали бы санитары, как будто он не был волен сделать с этим вот психом все, что угодно – ну, кроме убийства, пожалуй. Формально все было так. Реально же… нереально, и в том заключалась проблема.
- Ты любишь побои, - врач решил сменить тему.
- Люблю чувствовать, что я жив, - охотно откликнулся Джокер. – Если для этого нужна боль – я согласен. Впрочем, сегодня, я ощутил себя Бэтменом. Наконец-то узнал, каково это: получать по лицу для того, чтобы выяснить истину.
- И что ты узнал? – голос Джереми снова звучал агрессивно, но даже ему самому было понятно: все это – чистая самозащита. Но было смешно ожидать, будто клоун отцепиться, только нащупав чужое слабое место. Он всегда находил в других слабости, даже те, о которых они даже не подозревали.
- Ты всегда был подкаблучником, Джереми, - доверительно сказал клоун, приблизив лицо к доктору Аркхэму. Его глаза при этом сияли, как угольки и врачу вдруг захотелось перекреститься. Даже рука зачесалась. – Мягкосердечным и подчиняемым амбалом, за которого с удовольствием прятались и те, кто слабее, и те, кто хитрее. Но это тебя устраивало, и жил бы ты до старости, горя не зная, если бы не решился на глупость.
И, вновь перейдя на официальное «вы», продолжил:
- Скажите, вы никогда не жалели о том, что приехали в Аркхэм?
- Жалел много раз, - честно сказал Джереми. – Но по большому счету это уже ничегошеньки не меняет.
- О да, не меняет, - охотно согласился с ним клоун. – Мы по-прежнему играем те роли, что были в сценарии лишь с незначительными вариациями в виде моих побегов и мук вашей совести. И как бы мы не пытались освободиться, в сухом остатке будет все то же: вы, я и Аркхэм. А треугольник - фигура конфликта.
Он наклонился еще больше, пытаясь поймать ускользающий взгляд Джереми Аркхэма:
- Как знать, может быть, поглощение – это выход?
Врач отшатнулся:
- Да ты сумасшедший!
Ответ был очевиден, а потому сетовать на приступ головной боли от идиотского смеха было бы совестно.
- Я – пациент Аркхэма, - напомнил ему клоун. – Так что, если вы не запираете здесь здоровых по личным мотивам, то я – сумасшедший. Но все же, советую вам крепко подумать, - и, улыбнувшись, добавил:
- Причем - совершенно бесплатно.
Белое
Остановившись на мосту, Катрин смотрела в воду и переваривала впечатления. Ну, первая мысль была о том, что ночное происшествие так ничему ее не научило, раз она ходит пешком через Нероуз. Конечно, сейчас был еще день, но квартал пользовался дурной славой. Более того, поговаривали, что часть пациентов, сбежавших из Аркхэма во время волнений, все еще прячутся здесь на острове. Лечебница это, естественно, отрицала.
Вспомнив ее мрачные башни с решетками на окнах и вышки с охраной, с которых щетинились стволы ружей, девушка вздрогнула. Этим местом в пору было пугать непослушных детей, и, уж конечно, она ни за что не согласилась бы там работать. Даже войти внутрь Катрин удалось только за счет упрямства: ей не хотелось отступать так близко от цели.
Впрочем, внутри Аркхэм смотрелся не так зловеще: в отделке преобладали светлые тона, скрадывающие массивность конструкций. Тот, кто строил лечебницу, как будто специально проектировал ее так, чтобы давить на людей, но новый дизайнер постарался свести эффект к минимуму. Других атрибутов хоррор-фильмов про старые психбольницы, таких, как приглушенные крики откуда-то из подвала и персонал с пустыми глазами, здесь тоже не наблюдались. А вот охрана присутствовала, так что Катрин тут же остановили и забросали вопросами. После того, как она сообщила цель своего прихода, охранники переглянулись – но не прогнали с глаз долой, как она опасалась, а проводили ее к доктору Аркхэму. В смысле, в его кабинет, а не к нему на прием, хотя, судя по лицам, считали ее клиентом для психиатра.
Кто в здравом уме придет в гости к Джокеру?
Джереми Аркхэма пока не было, а потому ей строго наказали сидеть. Ждать и ничего не трогать – и с этим оставили в одиночестве. Катрин несколько удивилась: от такого места, как Аркхэм, она ожидала куда более строгих порядков. Может, поэтому Джокер и сбегал отсюда так часто?
От нечего делать, она принялась рассматривать кабинет. Странное дело: он принадлежал этой хозяину лечебницы, и, значит, имел лишь единственного владельца, но мало что говорил о его вкусах. Скорее – напоминал гостиничный номер, в котором лишь временно обитают. Здесь были личные вещи: очки на столе, стопка ярких журналов на столике рядом с креслом. Но они смотрелись как неумелые штрихи на фоне цельной картины. Было видно, что здесь жил и другой человек: тот, кто любил перьевые ручки (вот, лежит парочка), курил гавайские сигары (обивка кресла еще пахла их дымом) и предпочитал тяжелую викторианскую мебель офисной функциональности. Более того, наблюдательной Катрин сразу же бросились в глаза мелочи, говорившие о присутствии женщины. Например, цветочный горшок с узором из ангелочков – навряд ли мужчина когда-нибудь купит подобное в свой кабинет.
Но в приемной у Джереми Аркхэма не было места для секретаря, да и цветы в горшках бледно выглядели. Похоже, время, когда их заботливо пересаживали и удобряли, давно минуло, и ныне уделом растений была лишь бутылка с позеленевшей водой, да и то – раз в неделю.
Катрин неуютно поерзала на стуле: в одиночестве «магия» Аркхэма действовала активнее, и ей все труднее было отвлечься от того, что это – лечебница для психически нездоровых преступников, с соответствующей репутацией. К тому же, ей на глаза попалось еще кое-что, не улучившее самочувствия. Портрет. Он висел на стене между двумя шкафами, и потому не сразу бросался в глаза. Картин сразу же заподозрила, что его убрали туда, чтобы не нервировать посетителей еще больше. И были правы, впечатление от картины складывалось жутковатое. Основным фоном был красно-багровый. На холсте изображалось плато под тяжелыми тучами – прямо Венера какая-то. То тут, то там на плато чернели остовы деревьев, на которых сидели вороны. Приглядевшись получше, девушка поняла, что красные кляксы на черных стволах – это не блики от освещения. По ним текла кровь. А на переднем плане стоял седой человек во врачебном халате. Не чисто-белом, естественно. Общее впечатление от картины было наипаскуднейшее – как будто она заглянула в ад. И, тем не менее, Катрин подошла ближе, зачарованно разглядывая кошмарный пейзаж. Конечно, она не была ценительницей, предпочитая комиксы походам по галереям искусств, но картина казалось такой… настоящей. И легко было поверить, что где-то есть это плато, эти вороны, этот мужчина…
- Это – Амадеус Аркхэм, - прозвучал мужской голос. – Резко обернувшись, Катрин едва не наткнулась на другого мужчину в белом халате, правда, без пятен крови и выглядевшего намного нормальнее. – Портрет был нарисован его пациенткой во время психоза.
- Похоже, он представлялся ей Люцифером, - сказала Катрин, не в силах оторвать глаз от злобного взгляда фигуры на полотне.
- Неудивительно, - откликнулся врач. И деловым тоном добавил: - Присаживайтесь.
- Да… - с трудом оторвав взгляд от картины, Катрин вернулась на свой стул. Ее собеседник занял кресло за письменным столом, и сразу стал как-то солиднее.
- Я – Джереми Аркхэм, - представился он. - Мне доложили, что ты пришла к Джокеру.
Катрин просто кивнула. Врач подождал продолжения, и, когда его не последовало, спросил сам:
- Для чего?
Девушка просто пожала плечами. Приход в Аркхэм не был обдуманным решением, и, по-хорошему. У нее не было причин, чтобы здесь находиться. «Вернуть носовой платок», - это казалось бредом, а «просто жалеть сумасшедшего клоуна» - тоже не звучало хорошим поводом. Особенно в кабинете у психиатра.
- Есть такое понятие «Стокгольмский синдром», - Джереми заговорил сам, видимо, поняв, что ничего стоящего от посетительницы он не услышит. – Когда жертвы начинают ощущать душевную близость к преступникам, разделять их цели и даже их защищать, - под взглядом врача ей сделалось неуютно. – Это – твой случай, Катрин?
Ну, конечно же, доктор тоже смотрел телевизор. Визит в лечебницу казался все более скверной идеей. В частности, потому, что ей стало казаться, что и она может отсюда не выйти. Вдруг доктор Аркхэм найдет у нее что-нибудь психиатрическое?
- Он меня спас, - она упрямо вздернула подбородок, с вызовом посмотрев в глаза Джереми. Катрин была испугана и отвечала на страх привычной бравадой. – Это – лишь благодарность, а никакой не «синдром». Ведь других навещают, я знаю.
Аркхэм вздохнул:
- Джокер умеет влиять на людей, незаметно, но эффективно. И вряд ли тебе стоит еще раз с ним видится, - девушка сердито насупилась, угадав по тону начало нотации. А врач неожиданно улыбнулся: - В твоем возрасте, дорогая, я тоже не мог терпеть разговоров о «благе». Но, даже если он не убил тебя в прошлый раз, то это не значит, что ты для него в «белом списке». Я видел, что тебя захватила картина, - Катрин удивилась такой смене темы, но просто кивнула. А Аркхэм продолжил:
- Ты знаешь, зачем она здесь?
Девушка ответила отрицательно. Конечно, не знала. Более того, задумавшись об этом, она решила, что ни за что не повесила бы такое в своем кабинете. От полотна шла мощная энергетика, но она была слишком недоброй.
- Эта картина, Катрин, говорит мне о том, как заразно безумие, – сказал Джереми. – Надеюсь, ты уловила, в чем здесь аналогия с Джокером?
На сей раз ответом был согласный кивок. Девушка решила говорить здесь как можно меньше, последовав утверждению: «Все, что вы скажете, может быть использовано против вас».
- Я не советую тебе забыть этого клоуна, ведь подобное невозможно. Но дважды чудес не бывает. Ты же умная девочка, и, несомненно, поймешь это, если подумаешь, - он покачал головой: – Вам совершенно не стоит встречаться.
Это звучало, как окончательный вердикт. И точно: в дверях появились охранники. Видимо, Джереми Аркхэм нажал незаметную кнопку.
- Охрана проводит тебя до ворот, - сказал врач. – И… Катрин, я очень надеюсь, что ты достаточно взрослая, чтобы не возвращаться.
Если бы не эта реплика, она просто ушла бы молча. Но слова «достаточно взрослая» действовали на нее, словно красная тряпка. А потому Катрин выпалила в ответ:
- А вы, доктор, достаточно взрослый для Джокера?
Она ожидала, что он рассердиться. Взрослые всегда очень злились на такие вот шпильки. Но Джереми лишь улыбнулся, и подошел к ней, заставив опять повернуться к картине:
- Амадеус Аркхэм лечил пациентов всю жизнь, но в итоге сам умер в одной из палат своей же лечебницы. И это еще один урок данного полотна, и для врачей, и для вспыльчивых школьниц. Когда видишь себя в таком месте, Катрин, нужно бежать, а не говорить, что тебе померещилось, - врач убрал руку с ее плеча, и отвернулся к окну: - Очень многие в Аркхэме были бы рады уйти прочь, и не видится с Джокером. Но не все могут так сделать, так что – считай, что тебе повезло.
И сделал знак молчаливым охранникам.
Катрин была так занята, переваривая разговор, что незаметно прошла насквозь Нероуз, остановившись лишь здесь, на мосту.
И вот теперь, глядя в воду, она спрашивала себя, что же стало итогом беседы с врачом. Страх? Или – все-таки любопытство?
Катрин вздохнула: как бы то ни было, совершенно ясно, что приходить в Аркхэм еще раз было бы бесполезно. Но, может быть, клоун сбежит еще раз? Она этого и хотела и опасалась. Оторвав взгляд от воды, девушка увидела, что небо уже перестало быть голубым. Завтра будет ветреный день, так что край небосвода горел ярко-малиновым, прямо как на картине. Вздрогнув, она поспешила домой, назад к не помытым тарелкам и ворчанию матери.
Все же хорошо, если некоторые решения могут принять за тебя, не оставив возможности выбора.
Черное
Джокер встал и прошелся по кабинету, эпизодически косясь на Джереми Аркхэма. Врач в любую секунду мог вызвать охрану, прекратив этот своеобразный «разговор по душам», а ему не хотелось в карцер так быстро. Там было скучно, слишком скучно даже по сравнению с пустым кафе возле готэмского телецентра. Поэтому он решил пока не давить на врача больше необходимого.
К счастью для Джокера, Джереми был слишком расстроен, чтобы закатывать сцену из-за нарушения дисциплины, хотя опасный преступник, так просто расхаживающий по кабинету, был случаем вопиющим. Аркхэмы держали этот кабинет в основном ради официальных встреч с адвокатами, полицейскими и родственниками пациентов, поэтому клоун точно знал, что здесь даже стекла в окне не были бронированными. А выходило это окно как раз на площадку перед воротами. Месторасположение кабинета нарочно было выбрано таким образом, чтобы главный врач мог контролировать время прихода сотрудников на работу. Наследие тех трудных лет двадцатого века, когда работодатель мог позволять себе очень многое, а «профсоюзы» - звучало как будто коммунистическое ругательство. Потом пришел президент Рузвельт, и в социальной политике США многое изменилось, но кабинет остался там, где и был и даже, отметил Джокер, во многом таким же, как был.
- Почему бы не выкинуть всю эту рухлядь? – спросил он, указал на шкафы. – Без них стало бы много просторнее.
- Я не хочу все менять слишком быстро, - ответил клоуну Аркхэм.
- «Слишком быстро»? – фыркнул клоун. – Да эта мебель стоит тут еще со времен войны Севера с Югом, а сделали ее при живом Вашингтоне.
- Ты знаешь, о чем я, - сдержанно сказал Джереми.
- Думаешь, он однажды вернется? – Джокер расхохотался, а врач помолчал. Не получив ожидаемой реакции, клоун сделал еще пару шагов, остановившись напротив портрета. Доктор невольно вздрогнул, ясно увидев сходство изображения с живым сумасшедшим. Не столько лицо, сколько мимика и выражение глаз. То, что пририсовала врачу болезнь пациентки, у клоуна присутствовало в реальности. Он был так похож, что на миг показался ожившим портретом. Не хватало лишь седины и халата, впрочем, одежда заключенного тоже была красного цвета.
- А, старина Амадеус, - Джокер, прищурившись, посмотрел на Джереми Аркхэма. – Как странно: вы опасаетесь выкинуть старую мебель, и, вместе с тем, принесли сюда этот портрет. Не боитесь?
- Чего? Повторить судьбу того доктора?
- От сумасшествия не застрахован никто, особенно - здесь. Но эта… картина как хорошо повествует о том, что думают пациенты о вас, докторах, - клоун насмешливо усмехнулся, вновь посмотрев на кровавый пейзаж:
- Автор шедевра изобразил вовсе не доктора Аркхэма, он рисовал своего палача.
- Это была женщина, - отозвался Джереми, тоже невольно всмотревшись в картину. После слов Джокера она виделась еще более жуткой, чего клоун и добивался.
- Думаю, это неважно.
- Возможно, ты в чем-то прав, Джокер, - признал доктор Аркхэм. – Аминазин изобрели только лишь в середине двадцатого века, а до тех пор методы психиатров походили на пытки…
Клоун фыркнул, запечатлев на враче снисходительный взгляд:
- Прошла сотня лет, у вас есть не только аминазин, но и еще пара сотен таблеточек и укольчиков. Но… доктор… неужели вы думаете, что разительно отличаетесь от него, - он кивнул на портрет, - в глазах своих пациентов?
В ответ Аркхэм молча нажал кнопку, вызвав охрану.
Белое
Рабочий день наконец-то закончился и Элизабет Рейн, переодевшись, забирала из ящика те предметы, с которыми было запрещено приближаться к преступникам. Разумеется, если тебе дороги жизнь, здоровье и эта работа, именно в таком порядке. Попутно она прислушивалась к беседе двух санитаров. Один из них, видимо, только что освободился с дежурства и собирал вещи. А второй собирался его сменить.
- Ты что, собираешься взять с собой этот барометр? – в руках у мужчины, действительно, был деревянный барометр в форме штурвала.
- Конечно же, да. С чего это я должен вам его оставлять?
- Я имел в виду, зачем ты вообще его приносил? Он же немаленький да еще весит прилично.
- Ну, разумеется, «весит прилично» это же не фанерная новоделка, - санитар любовно погладил старое дерево. – Мой дед купил его еще в годы Великой Депрессии.
- Но за каким чертом он тебе на работе?
- А вдруг пойдет дождь. Нужно ведь подготовиться.
«У всех свои странности», - философски подумала Рейн. Она знала достаточно докторов, раскладывавших канцелярские принадлежности по фэн-шуй, и даже тех, кто приносил на дежурства в больницу плюшевых медвежат. Так что барометр – только цветочки.
«Наверное, сложно дежурить тут сутками – и оставаться нормальным». Все же, врачи контактировали с пациентами меньше, чем санитары и младший медперсонал. К тому же, у санитаров отсутствовал щит из знаний по психиатрии, его место успешно заменяли суеверия и предрассудки. Так что текучка кадров в Аркхэме должна была быть значительной.
Закончив сборы, Элизабет вышла из здания и направилась туда, где был припаркован ее автомобиль.
-
-
21.08.2010 в 19:41Вы отлично пишете, мне очень нравится ваш стиль и ваш подход к персонажам. Не останавливайтесь, прошу вас! У вас так замечтаельно выходит) Не сочтите за нахальство такой комментарий
-
-
21.08.2010 в 22:14-
-
21.08.2010 в 23:06-
-
22.08.2010 в 00:35-
-
22.08.2010 в 01:54Asphyxiation, огромнейшее спасибо!
-
-
22.08.2010 в 02:04Можно ссылку на "И то, что после"??? - не могу отыскать...
-
-
22.08.2010 в 10:34"Белое-черное" выкладывается там же: www.lordvader.org/forum/viewtopic.php?t=1471
-
-
22.08.2010 в 10:48-
-
22.08.2010 в 11:20-
-
22.08.2010 в 18:33-
-
22.08.2010 в 23:44О, это один из моих наилюбимейших фиков по бэтмендиане! Помнится, целую ночь потратила, чтобы прочитать его, а потом на парах носом клевала.
-
-
23.08.2010 в 01:02Просто чудесный фанфик. Один из самых лучших! Мне так хотелось, чтоб он вообще не заканчивался)))
-
-
23.08.2010 в 01:37Moonstorm, увы, все хорошее когда-то заканчивается, даже фанфики...