о боже, меня так неожиданно снова упороло я не уверена, не был ли этот драббл переведен прежде, но поиски не дали осо...

суббота, 24 октября 2015

18:52

все записи пользователя в сообществе умер на баррикаде

hurt is who you are

~~о боже, меня так неожиданно снова упороло~~
я не уверена, не был ли этот драббл переведен прежде, но поиски не дали особых результатов :shy2:

Название: The Shadow and the Soul
Автор: DoreyG
Фандом: Batman: Arkham Asylum, Batman: The Animated Series
Пейринг: Бэтмен/Джокер
Рейтинг: PG-13
Размер: драббл, 653 слова
Предупреждение: соулмейт!АУ

читать дальше

— И никаких вопросов?

Он сжимает губы, возвращаясь к постели, чтобы натянуть перчатки — последнюю деталь своей брони, надежно занявшую положенное место.

— А есть о чем спрашивать?

— Есть ли о чем спрашивать, спрашивает он, — доносящийся с постели смех — как напоминание о безумии, к которому ему уже следовало бы привыкнуть; он не оборачивается, лишая Джокера возможности увидеть его твердо сжатые губы. — Метка, Бэтси. Та маленькая штучка, которую мы делим.

Большую часть жизни он боролся с настигающим его оцепенением — с того самого момента, как его родители медленно истекали кровью у него на глазах. Он стряхивает его и в этот раз, напоследок проверив свое оборудование, чтобы удостовериться, что не забыл ни одной детали.

— Мы не станем говорить об этом.

— Правда? — еще один смешок, хихиканье, скрежещущий хрип — будто ногтем провели по классной доске. Словно в подтверждение его теории, что Джокер не человек — ни один человек не способен издавать таких звуков. — Такой властный. Навевает воспоминания о том моменте, когда ты вжал мои запястья в постель... когда там это было?

— Заткнись, — он фыркает прежде, чем успевает совладать с собой, и лишь секундой позже осознает свою ошибку, свою слабость, которую поклялся себе не показывать — и быстро шагает к окну, чтобы спрятаться от этого. — Никто не обсуждает подобное, эту тему не принято упоминать в приличном обществе.

— Потому что это табу, — голос Джокера кажется ближе, и еще ближе, преследует его, как охотник в ночи. Только знание, что обнаженный Джокер все еще лежит, раскинувшись, на постели, приобретенное с годами жестокого противостояния, удерживает его от того, чтобы обернуться и выложить все карты на стол. — Ну давай, Бэтси. Давай. Разве мы не преодолели это? Не вышли за границы, установленные приличным обществом? Не нарушили...

— Не в этом случае, — цедит он и обнаруживает, что сжал подоконник с такой силой, что тот треснул под его хваткой, осыпав перчатки опилками. — Некоторые вещи считаются табу не без причины.

— Из страха, — задумчиво тянет Джокер и издает новый смешок — на этот раз острый, резкий, пробравший его до самих костей. — Из страха, и ужаса, из той свойственной людям нерациональности, которая заставляет маленьких мальчиков мечтать. Из того свойственного людям безумия, которое позволяет этим маленьким мальчикам следовать за своей мечтой, за своим сердцем, отрастить крылья.

Он шумно втягивает воздух.

— Крылья летучей мыши.

Он оборачивается — со сжатыми кулаками и расширившимися глазами в прорезях маски...

Джокер все еще лежит на постели, точно там же, где он его оставил. Его ноги длинны и бледны, грязно-зеленые волосы рассыпались по подушке, и в глазах его тот сорт безумия, которое, откровенно говоря, стало слишком знакомым. Он все еще обнажен, костлявый и хрупкий, и опасный каждым изгибом тела. Под его взглядом Джокер словно становится в несколько раз выше — когда он садится, и в развороте его плеч появляется нечто тревожащее.

— Потому что, — неожиданно предполагает Джокер, и непринужденная сардоническая улыбка расцветает на его губах. — Ты не хочешь признать истинную причину того, каков ты — поэтому ты говоришь, что не можешь. Что общество не может. Ты не хочешь признать, что следовал за своим сердцем, как и я, так что ты делаешь вид, что не можешь сделать это. Ты не хочешь увидеть...

Он не может.

Он снова поворачивается к окну, не сказав ни слова. Распахивает его и выпрыгивает в ночь, не бросив прощального взгляда, не слыша даже прощального смешка Джокера.

Он не может.

...Но, на самом деле, он может, и единственный способ продолжать отрицать — глубоко похоронить это в себе. Зажмурившись, чтобы прогнать изображение четкого черного символа летучей мыши прямо над сердцем Джокера, он окунается в ночь, как бесстрашный герой, которым он может (позволяет себе) быть.

upd: этот пейринг ведь тоже можно сюда? :rolleyes:

Название: Little Locked Rooms
Автор: AlexTuesday
Фандом: Earth-3
Пейринг: Оулман/Джокестер
Рейтинг: PG-13
Размер: драббл, 676 слов

читать дальше

— Знаешь, за что я все бы отдал?

— О боже. Оно разговаривает.

— За хорошую шутку.

— Твоя оригинальность — учитывая ситуацию — буквально причиняет мне боль.

На миг повисает тишина. Джокестер придвигается ближе к устроившемуся на постели Томасу, медленно моргая.

— Я даже не могу вспомнить, что это такое — хорошая шутка, — хрипловато шепчет он, избегая смотреть прямо на Оулмана. — Ты ужасно скучный.

— Я могу уйти.

— Не уходи.

Острые кости вжимаются в Томаса, когда Джокестер придвигается еще немного ближе. У него как будто нет ни мускулов, ни жира, и когда он откидывает голову Оулману на плечо, Томас слышит, как он выдыхает с легким присвистом.

Перед ним лишь тень прежнего Джокестера. Томас скользит пальцами по его сухим волосам, обхватывает ладонью затылок и прижимается носом под подбородком, прихватывая кожу зубами.

Джокестер наклоняет голову, опустив трепещущие ресницы.

— Знаешь, что во всем этом самое смешное?

Его хриплый голос заставляет Томаса прийти в чувство.

— Нет.

— Ты и я, — сухой смешок, из тех, что долго аукается у Томаса в груди, как будто не знает, куда ему теперь деться. — Все время преследуем друг друга, как будто за косички дергаем.

— Сомневаюсь, что это правильное описание наших отношений.

— Это идеальное описание наших отношений. Ты все время гонишься за чем-то, лелеешь великую идею о том, чтобы все происходило так, как тебе хочется. Мир наконец прислушался к тебе. Хороший рецепт кексов и я в платьице. Черт, может, ты искал что-нибудь, над чем можно посмеяться, прямо как я.

— Ужасный пример.

Джокестер передергивает плечами — странный жест, не вполне пожатие. В моменты, подобные этому, Томас осознает, как мало Джокестер теперь спорит. Как мало он сражается. Как прочно он забрался ему под кожу, потому что чему-то внутри Томаса это ужасно претит.

Оно жаждет увидеть, как Джокестер до крика зальется хохотом.

— Мне нужно отлучиться ненадолго, — Томас смотрит на входную дверь, единственную дверь в этой комнате. Она слегка светится — знак того, что сейчас, когда таймер с другой стороны разблокирован, она не заперта. — У меня встреча.

— Должно быть, это ужасно интересно — ходить куда-то. Делать что-то, — голос Джокесера начинает звучать невнятно, и он вцепляется в Томаса тремя пальцами — так цепко, как будто его жизнь зависит от этого. — Мне это нравилось.

Высвободиться из хватки Джокестера, чтобы снова удобно устроить его на постели, а все принесенное с собой — книги, еду, музыку — на расстоянии вытянутой руки, оказывается неожиданно сложно.

— Один вопрос, — Джокестер бесшумно откидывается на простыни, из последних сил стараясь держать глаза открытыми. — Почему ты просто не убил меня?

— Я никогда не хотел тебя убивать. Твое положение — временное.

Когда Джокестер запрокидывает голову и встречается глазами с Томасом, расплывающийся фокус его взгляда на доли секунды становится четче, чем за все последние месяцы.

— Я не смогу стать таким, каким был, — бормочет Джокестер, и волна растворенных в его крови наркотиков наконец накатывает на него, усыпляя.

Внутри Томаса словно натягивается что-то — как будто в часовом механизме перетянули пружину. Это что-то делает тик-тик-тик.

— Оно точно временное, — говорит он Джокестеру, несмотря на то, что тот уже уснул. — Когда все закончится, с тобой все будет в порядке. Когда Синдикат вытащит голову из задницы, ты сможешь вернуться.

Ему кажется, кто-то заливается клоунским смехом в его голове.

— Ты будешь в полном порядке, — шепчет Томас, наклоняясь и запечатлевая мягкое прикосновение, так похожее на поцелуй, на его спящем лице — и безотчетно ждет отклика, зная, что его не последует.

Суперженщина бросает на него острый взгляд, когда он предстает перед ее глазами.

— Будет славно, если мне не придется жалеть об этом, Оулман, — усмехается она.

Советник смотрит на него как-то странно.

— И не мечтай, — улыбается Томас.

И то, что тикало внутри него, замирает.