Du bist meine perfekte Droge
Рейтинг главы: PG-13
Размер главы: около 7 000 слов
Глава четвертая
Джокер хотел убить Бэтмена всегда. И даже когда они сменили гнев и ненависть на нечто более сложное и прекрасное, они продолжали друг друга ненавидеть. Но их вражда перестала быть такой прямолинейной и однозначной, какой она была с самой первой встречи, — она видоизменилась, сформировалась во что-то совершенно другое, более сложное и удивительное.
С того дня в банке прошло почти три недели — и Джокер, спрятавшись в своем новом укрытии, на складе у доков, все еще не собирался выходить в свет, устраивать разруху и убивать. Его угнетала мысль, что если он задумает что-либо подобное, то сразу придет и, как всегда, все испортит Бэтмен. Переживать очередной дебош не было ни малейшего желания. Каждый раз при воспоминании об их последней встрече Джокера передергивало от злости.
Он шатался по своему укрытию, понятия не имея, чем бы себя занять. Бездействие — самый большой грех, по его мнению. Нет ничего хуже, чем зарывать свой талант в землю; просто сидеть и смотреть, как твой гений погибает из-за человеческого безразличия и собственной лени. Ему некуда было деться — безумно хотелось устроить что-нибудь вычурное, дерзкое и жуткое. Но при этом совсем не хотелось видеть Бэтмена. Из-за этого Джокеру оставалось только временно затаиться в убежище и стараться не видеться со своим любимым врагом. Оставаясь наедине, Джокер был вынужден общаться только с самим собой, что далеко не всегда доставляло ему удовольствие.
Разбираться в себе, пытаться понять свою сущность, свои собственные мысли и мотивы — было самым неприятным занятием, которым время от времени доводилось заниматься Джокеру, потому что это рано или поздно заставляло его становиться обычным человеком. Тем человеком, подобно которому миллионы ходят по улицам, как одно огромное стадо, где каждый похож на другого, — гигантская серая масса. Джокер не желал быть похожим на таких людей, которых волнует мнение окружающих; которых интересует их психика, чтобы не показаться ненароком в глазах остальных полным отморозком. Джокера все это не волнует — в результате общество считает его безумцем, что также никак не задевает его. С другой стороны, все было куда сложнее, чем могло показаться на первый взгляд, — и Джокер понимал это, стараясь подробнее разобраться во всем, когда его мысли сильнее углублялись в данную тему.
Он злился на людей, злился на этот город и злился на своего недруга за то, что никто из них не может — или просто не хочет — понять его. Джокер не безумен — по каким-то причинам он был уверен в этом, хотя одновременно упорно убеждал окружающих в обратном. Джокеру порою казалось, что он, возможно, сам себя обманывает и что он действительно сошел с ума. Он мучился в неведении долгие годы, и ему была необходима поддержка — но он не желал принимать ее из рук эгоистичных врачей, глупых психиатров и прочих. Он хотел получить ее от Бэтмена, потому что верил, что Брюс — это тот единственный человек, кто сможет помочь ему понять.
Джокер чувствовал, как сильно он соскучился по парню в стильном костюме летучей мыши. Он хохотнул про себя от мысли, пришедшей в голову. Но минутная радость сменилась раздражением и грустью. Джокер нервно выдохнул и, подойдя к большому ящику, внешне напоминающему опрокинутый параллелепипед, присел на него. Он, погруженный в печальные думы, болтал ногами, стараясь таким образом развеселить себя, — только это мало чем напоминало веселье. Гормоны радости вырабатывались неприлично медленно, захотелось даже попрыгать на месте, чтобы как-то ускорить этот процесс, — но Джокер себя удержал.
— Ох, я сейчас сдохну! — взвыл он, упав на ящик, больно ударившись головой. Джокер резко согнулся обратно, обхватив голову рукой:
— Черт... я же не в буквальном смысле.
После сказанного клоун заставил себя посмеяться над собственной шуткой — но ему это далось с большим трудом. Смех получился на удивление пафосным и неестественным, что его никак не впечатлило, ведь ему сейчас меньше всего хотелось смеяться. Настроение давало о себе знать — и выражалось оно в виде бессмысленного болтания ногами.
Джокер замер, смотрел в одну точку, будто медитировал и старался изо всех сил отключить мозг и не думать. Но это действие давалось мужчине слишком тяжко, постепенно превращалось в совершенно невыполнимую задачу — и мысли, преодолевая препятствия, неукоснительно возвращались к Бэтмену.
— Что за дерьмо? — злился сам на себя Джокер. — Хоть застрелись...
В голове клоуна всплыли воспоминания о его пистолете, оставшемся в банке — в том самом, в котором они с Брюсом поссорились. Джокер вновь дернулся от раздражения: снова он думает о Бэтмене. Спустя секунды — после неимоверных усилий — он смог мысленно вернуться к оружию. Представив, как пистолет лежит в полиэтиленовом пакете, в ящике у какого-нибудь жирного копа, весь пыльный, Джокер усмехнулся: он понял, что ему необходимо обзавестись новым оружием.
Перед глазами предстал образ «кольта Паттерсона» изящного ретро стиля. Разве может быть что-то лучше классики с ее роскошью и практичностью? Элегантность дизайна и надежность в бою прекрасно сочетаются в этом оружии. Хотя, что ни говори, все устаревает — и сейчас существует множество других пистолетов, по техническим характеристикам оставившие кольт далеко позади. Например, «Берета» — хорошее оружие, используемое в американской армии и спецназе; с ним можно быть уверенным в победе.
Ничто так не украшает мужчину, как дорогой костюм, шикарный автомобиль и блестящий металлический друг подмышкой, дышащий огнем и извергающий пули. Пистолет — лучший друг мафиози, гангстера или ковбоя, верный и послушный. Он выстрелит в того, в кого захочешь, — и ни одного лишнего звука не издаст при этом. И если такое все-таки не произошло, то только в результате халатности человека, а не по вине несчастного пистолета.
Джокер хихикнул: ему показалось забавным, что он смог думать о чем-то еще, кроме Бэтмена. Остановив свой выбор на кольте, оправдывая это тем, что револьвер — классика, проверенная временем, опустошенно выдохнул. Клоун не знал, о чем ему еще думать. Шли секунды — и мысли медленно и неудержимо возвращались к человеку в маске. Сопротивляться такому оказалось просто невозможно. Джокер и раньше много думал о Бэтмене, даже чаще, чем он мог себе представить. Мысли вращались вокруг одного и того же человека, как Земля вокруг своей оси, чей центр беспрепятственно все к себе притягивает. Сопротивляться закону всемирного тяготения — слишком тяжкое бремя, даже для такого человека, как Джокер. Он еще раз глубоко вздохнул, задержав воздух на пару секунд в легких, — и выдохнул, представив образ ненавистного — но очень нужного ему — Бэтмена. Он скучал по нему. Ему жутко хотелось повидаться с ним, однако воспоминания о последней встрече отбивали всякое желание.
— Чертова мышь, — прорычал Джокер, — когда я тебя встречу — пристрелю, а потом надругаюсь над тобой, хм...
Джокер представил себе эту картину и раздраженным голосом продолжил:
— Ненавижу трупы. С живыми людьми куда веселее... Может, мне стоит сначала надругаться над Бэтсом, а потому уже убить? — Джокер вдруг мотнул головой, обхватив ее руками. — Нет, я не хочу его убивать! Не хочу.
Он почувствовал, фыркнув, как что-то неприятное шевелится у него в груди. Чуть успокоившись и опустив плечи, Джокер расслабился — черты лица самую малость изменились, — только очень внимательный человек смог бы заметить тоску. Джокер провел рукой по подбородку, подушечками пальцев дотрагиваясь до своих губ. Вспомнились моменты, когда Темный Рыцарь касался их так нежно, будто боялся причинить боль, — это нервировало в тот момент, но в то же время было безумно приятно. Джокер привык к тому, что любой другой грубый извращенец готов проломить ему голову за лишнее упрямство, бесконечное бормотание или за многочисленные оскорбления и унижения. Но с Брюсом все было иначе. Джокер жалел, что между ними так ничего пока и не произошло, а после этой встречи, в банке, вероятность возникновения чего-либо подобного критически мала.
Задумавшись, моделируя в голове варианты возможной встречи, Джокер заметил, что в любом случае ни одному из них не будет плохо. Он был уверен, что он и Бэт получат от нового «свидания» только удовольствие. Понимание, что они, возможно, всегда будут ссориться и что из-за этого не стоит расстраиваться, успокоило его. Это совершенно нормально для любых молодых людей, которые только что завели отношения. Они ищут точки соприкосновения — им просто необходимо время.
Воодушевившись, Джокер радостно подпрыгнул на ящике и, соскочив с него, подбежал к столу за своими вещами.
— Нам срочно нужно повидаться Бэтси, а то мне уже надоело самому себя удовлетворять. — Джокер захихикал, убирая последний нож во внутренний карман. Он улыбнулся и произнес: — Интересно, как поведет себя Бэтс, если узнает, что я, когда мастурбирую, думаю о нем. А может, он сам занимается чем-то подобным? Ух, шалун, шалунишка. Бэтси, детка, нам нужно делать это в одном месте, в одно время и — желательно — друг с другом, ха-ха. Зачем терпеть и сдерживать себя?
Джокер, пританцовывая и напевая какую-то веселую мелодию, вприпрыжку пошел прочь из сырого, навевающего скуку склада. Ему было необходимо привести себя в порядок, подготовиться для долгожданной встречи с Темным Рыцарем.
***
Брюс в эти три недели разлуки с безумным клоуном в основном проводил время на своей официальной работе, а потом — в особняке, потому что Бэтмену не приходилось выходить на улицы Готэма и очищать его от преступности, так как зло вело себя подозрительно тихо. Возможно, одной из причин послужило нежелание Джокера устраивать шумные вечеринки со стрельбой и многочисленными жертвами — а может, виной всему была простая случайность. Город «вел» себя спокойно, даже дни стали более спокойными, чем были до этого. А когда тьма касалась крыш, вся нечисть и обычные смертные, будто сговариваясь друг с другом, просто ложились спать.
Все, кроме Брюса Уэйна. Удивительно, но миллиардер никак не мог заснуть. У него и раньше были проблемы со сном — но сейчас это стало невозможно выносить. Он либо не спал вовсе, обходясь дремотой, либо ему снились странные и местами жуткие кошмары, а иногда обычные несвязные бессюжетные кадры, будто из старых фильмов, — порой с эротическим уклоном. Самым запоминающимся оказался тот сон, в котором Брюсу снился Джокер.
Разрушенные дома осыпаются, сгибаясь под собственным весом, — того гляди просто рухнут. Огромные темно-серые клубы бетонной пыли реют над крышами еще не развалившихся домов, каждый раз, со вздохом, оседая в легких, из-за чего дышать становится тяжело и больно. Пытаясь различить что-либо в этой серой массе, Бэтмен заметил очертания бесконечных развалин города, который, возможно, когда-то был Готэмом. Заходившее кроваво-красное солнце старалось озарить весь этот кошмар. Взглянув в его сторону — на фоне заката, — Брюс увидел чей-то темный силуэт и два горящий красных глаза. Приглядевшись, он узнал в этом человеке Джокера. Тот был обнажен и весь — с ног до головы — испачкан в багровой запекшейся крови. В свете рыжего луча загорелась его кровавая улыбка, больше напоминающая звериный оскал. Брюс отчетливо видел покрытые темно-красной коркой длинные клыки.
Когда Брюс впервые увидел этот сон, его передернуло от ужаса — он, весь взмокший, резко подскочил на кровати; перед глазами отчетливо виднелась описанная выше картина. Он все всматривался во тьму комнаты, опасаясь, что вот-вот из мрака возникнет то самое существо, — но оно так и осталось в черноте кошмара. Брюс всегда просыпался именно на том моменте, когда Джокер улыбался ему, демонстрируя набор острых звериных зубов. Он как будто не хотел видеть, что будет дальше, — и поэтому просыпался. Но в одну ночь Уэйн не побоялся углубиться в сон и слиться с этим ужасом.
В тот раз Брюс видел перед собой все того же изуродованного Джокера. И сам он чувствовал, что на нем нет одежды: ничто не сковывало движения, было легко и свободно. Он подошел к человеку-зверю и попытался разглядеть его лицо — но его едва можно было различить: из-за недостатка света виднелись только горящие красные глаза. Но через секунду солнечный блик озарил лицо чудовища — и Брюс смог подробнее рассмотреть его. Перед ним стоял Джокер в привычном для него образе. Он спокойно смотрел на него. Уэйн очень удивился: безумец смутно напоминал самого себя, словно это был совсем другой человек. Тут Джокер улыбнулся — и все сразу встало на свои места. Известная до нервной дрожи широкая жуткая улыбка убедила Брюса, что перед ним стоит именно его враг. Но это не пугало Бэтмена и не отталкивало, а наоборот: он взял худого человека за талию и крепко прижал к себе; знакомое лицо продолжало ухмыляться. Глядя прямо в глаза Брюсу, Джокер сказал что-то непонятное по смыслу — но Уэйн хорошо запомнил фразу. «Одну звезду видно днем», — произнес безумец. Они смотрели друг другу в глаза, чувствовали страстное желание, уничтожающее всякую разумность, оставляющее одну только похоть... Но они медлили, словно две кобры, остерегающиеся опасных зубов друг друга.
Взяв инициативу на себя, Джокер прижался к губам Брюса. Они слились в ядовитом, всепоглощающем поцелуе. Вместе с чертовски приятным чувством удовольствия Брюс вдруг ощутил во рту вкус крови. Через секунду он осознал, что это его собственная кровь. Он понял, что царапается об острые клыки своего партнера, как о кинжалы. Брюс не мог понять, ведь их только что не было. Откуда они взялись — и почему? Еще через мгновение он начал чувствовать сильную боль и захотел оттолкнуть от себя Джокера — но не смог. Вместо этого Брюс, вопреки своему желанию, только крепче прижимал к себе врага, обхватившего его голову руками, продолжающего целовать. Брюс чувствовал стекающую вниз по подбородку кровь. Ему начало казаться, что он задыхается. Зубы Джокера оставляли глубокие болезненные царапины на его губах, задевали язык. Брюс, с ужасом осознав, что вот-вот захлебнется, дернулся несколько раз и вырвался из цепких объятий кошмара — таких же крепких, как и его персональное ночное чудовище.
Брюсу еще не раз снилось что-то подобное — он никак не мог привыкнуть. Каждый раз был для него как первый. Его утомляли кошмары и вызванная вследствие этого бессонница. Альфред, заметив сильную перемену в своем хозяине, не упускал лишней возможности поинтересоваться его самочувствием. Брюс только отмахивался и уверял дворецкого, что с ним все в порядке. Альфреду оставалось лишь верить хозяину — но оставлять его без внимания он все равно не собирался. Иногда Брюсу удавалось избежать надоедливой заботы старика, и он получал возможность подумать над причинами своих ужастиков.
Джокер хочет поднять их отношения на новый уровень; хочет, чтобы они стали ближе друг к другу, наполнили свою жизнь не только едва заметной нежной привязанностью, но и животной страстью. Они больше не дерутся друг с другом. Последний раз произошел достаточно давно. Сейчас они занимаются более приятными вещами. Брюс прекрасно понимал, что их встречи рано или поздно приобретут более откровенный характер — он был в этом уверен, потому что слишком часто начал замечать за Джокером и за собой тоже многозначительные взгляды и реплики. Брюс время от времени представлял их с ним близость — и возникающие образы приятно радовали его, но и настораживали. Джокер — необычная личность — в нем столько огня и жара, — он гибкий; сильный не только физически: его дух такой же мощный и непостижимый. Джокер напоминает экзотическую кошку — леопарда, скрывающегося в густой чаще джунглей; его редко встретишь. Он таинственный, манящий, завораживающий. Могучий, как скала; бурный, как океан. Он поразительный человек, чью суть можно понять лишь эмпирически: изучая, исследуя. Только его безумие невозможно познать в полном объеме — возможно, оно имманентно, как способность воды все смачивать, как свойство огня — обжигать. Настоящая загадка, у которой нет решения.
Разумом Брюс понимал: то, о чем он думает, — абсурд. Мысли неправильные и неприличные — но рассудок, анализируя непристойные думы, делал одни и те же выводы. Бэтмен признал, что обладать этим человеком будет до умопомрачения приятно. А та толика безумия, что есть у Джокера, является самым вкусным в его сущности, как сладкие сливки в горячем черном кофе.
Брюс сутки напролет думал об этом, и, как ни странно, подобные мысли его совсем не утомляли. Его мозг — уникальный портативный компьютер с мощным процессором, который никогда не устает анализировать, сопоставлять факты, решать уравнения, в поисках двух неизвестных, ведь он именно для этого и был создан. Брюс в очередной раз заключил, что ему для того, чтобы обладать Джокером, необходимо сначала его победить — а с этим были некоторые проблемы. Одолеть Джокера — одна из сложнейших задач, которую когда-либо пытался решить Бэтмен. И если клоун будет продолжать в том же духе — между ними ничего не произойдет. Тот, несомненно, знает об этом — и именно ему придется, так или иначе, пойти на уступки, потому что Бэтмен уступать преступникам никогда не станет.
Брюс сидел в кресле перед телевизором, погруженный в раздумья, — и он не сразу заметил обратившегося к нему Альфреда.
— Мастер Брюс? — повторил дворецкий.
Уэйн спокойно перевел взгляд с экрана на Альфреда и, слегка улыбнувшись ему, поинтересовался, что случилось.
— Вам пришла посылка, сэр, — сказал Альфред, протягивая хозяину небольшую коробку.
В том, что этот подарок передал ему Джокер, Брюс не усомнился ни на секунду: эта небольшая коробка была обернута блестящей фиолетовой бумагой и обвязана зелеными лентами, красиво завязанными в бантик. Брюс попытался скрыть от дворецкого свое волнение — но, видимо, у него это вышло скверно.
— Вы знаете от кого это? — спросил Альфред, вглядываясь в лицо хозяина.
Брюс отрицательно покачал головой, так как он чувствовал, что его голос будет звучать неубедительно. Он, поблагодарив дворецкого, принялся разворачивать подарок — и делал он это нарочито медленно, намекая так Альфреду, чтобы тот удалился. Дворецкому не пришлось долго обдумывать поступок хозяина: он сразу понял немой намек и, сказав, что ему нужно убираться на кухне, удалился.
Брюс в несколько быстрых движений развязал узлы — и открыл крышку. Что неудивительно — внутри оказались конфеты в разноцветных сверкающих обертках. Бэтмен озадаченно глянул на представшую пеструю картину и непонимающе сдвинул брови. Потом он рукой зарылся в шуршащую кучу фантиков и нащупал там какую-то бумажку. Как оказалось, это было небольшое письмо со следующим сообщением: «Подсласти жизнь, красавчик! А потом встреться со мной на крыше „Тайм Даун“ в девять вечера».
Брюс улыбнулся, представив, как человек с зелеными волосами и огромной улыбкой, смешно хихикая, бросает конфеты в коробочку и пишет записку, закусывая губу. Он был рад предстоящей встречи с Джокером; ему действительно очень хотелось увидеться с ним. Брюс съел одну конфету в фиолетовой обертке и отправился в бэтпещеру... перевоплощаться в Темного Рыцаря.
Глава четвертая
МИРИСЬ И БОЛЬШЕ НЕ ДЕРИСЬ
Часть вторая. Ты все еще злишься на меня?
«Тайм Даун» являлось одним из самых высоких зданий в Готэме. На крыше, на высоте птичьего полета, температура воздуха резко падала, поэтому было прохладно, хоть на дворе стоял май. Бэтмен посмотрел на часы, которые ясно говорили ему, что сейчас двадцать сорок девять. Он встряхивал их, надеясь, что они пойдут быстрее, — но это пока не работало. Брюс не понимал, почему ему так хочется поскорее увидеть странного мужчину с зелеными волосами; встретиться с этим аморальным человеком, убийцей, маньяком; заглянуть в его красивые глаза.
Брюс мотнул головой, отгоняя наваждение: его мысли слишком часто стали уходить куда-то не в ту сторону. Разлука между ними была не такой долгой, как предыдущая, а последняя встреча выдалась совсем недобродушной. Но, как ни странно, желание встретиться от этого не уменьшалось — наоборот, усиливалось.
Бэтмен стоял у края крыши и смотрел вниз: с такой грандиозной высоты снующие внизу автомобили казались потешным зрелищем. Джокер это оценил, если бы был сейчас рядом.
— Бэтс, стой, не прыгай! — послышался знакомый голос позади. Джокер поразительно тихо подкрался к ничего не подозревающему Бэтмену. — Советую тебе отойти от края, а то у меня ручки так и чешутся тебя столкнуть. Правда ты, конечно, не упадешь, а героически взлетишь, — но я все равно не могу не попробовать. Хи-хи... Привет, кстати. Замечательный денек, не правда ли?
Бэтмен продолжал молча смотреть на Джокера. Внезапное волнение охватило его целиком и заставило застыть на месте, лишило всякой возможности двигаться — даже на простое слово приветствия не хватало сил. Джокер одарил его неподражаемой хитрой ухмылкой на пол лица и в одно мгновение подскочил ближе. Он прошелся пальцами по мощной груди Ночного Мстителя и, вглядываясь в прорези маски, где можно было разглядеть красивые голубые глаза, произнес:
— Как дела, милый? Скучал?
Бэтмен ничего не ответил. Он всматривался в глаза напротив, прислушиваясь к биению своего сердца. Джокер продолжал улыбаться:
— Бэтси, ты разучился говорить? Это очень просто: на выдохе напрягаешь голосовые связки — получается звук. Ну, давай, попробуй, не бойся.
— Перестань паясничать, — ответил Бэтмен. Когда он произнес слова — ему стало легче.
Джокер засмеялся и обвил руками шею Темного Рыцаря. Соблазнять он умел — по крайней мере, Брюс находил это соблазнительным.
— Я не паясничаю, — пропел Джокер, в шутку крепко прижимаясь к Бэтмену. — Просто ты мог бы быть поприветливее.
— Ты не заслужил. — Брюсу неплохо удавалось сдерживать бурю внутри — он представлял собой каменный монумент и никак не реагировал на Джокера. Но того, по все видимости, совсем не смущала холодность оппонента — он повис на Бэтмене и приблизился к его лицу настолько близко, что почти касался губами щеки.
— М-м, ты все еще злишься на меня. Если тебя это обрадует — я обещаю, что впредь постараюсь быть посдержаннее.
— Сомневаюсь, что тебе это удастся. Ты столько лет жил этим, — отозвался Брюс, убирая руки Джокера со своей шеи.
— Хорошо, что ты это понимаешь, — усмехнулся тот, отстранившись. — А ты чего в парадном пришел? Мы ведь не в ресторане.
Брюс не торопился отвечать на поставленный вопрос. Вместо этого он следил за беззаботным клоуном, ходившим по парапету, балансирующим на краю, совершенно не обращающим внимания на огромную высоту. Джокер испуганно зашатался — и Бэтмен суетливо дернулся в его сторону. Но тот не падал, а просто шутил и, заметив реакцию героя, весело засмеялся:
— Ты такой смешной, Бэтс. Хорошая реакция, кстати. Если я вдруг упаду — ты непременно меня спасешь. Это так романтично!
Джокер послал человеку в маске воздушный поцелуй, но того случившееся только возмутило:
— Отойди от края, — рыкнул он, — а не то я сам тебя столкну.
— Ого, угрозы пошли. Что-то я сильно сомневаюсь…
— Тебе не придется сомневаться, когда дело дойдет до этого.
— До этого? М-м... Звучит заманчиво, — мечтательно произнес Джокер.
— Я не это имел в виду, — отрезал Брюс.
— В самом деле? — хитро сощурив глаза, поинтересовался Джокер.
— Я не за тем сюда пришел.
Джокер молчал, продолжая улыбаться, — видимо, ждал, когда Бэтмен сообщит ему цель своего прихода. Но того это озадачило — Брюс не знал, зачем и для чего он сюда пришел. Все, что ему хотелось в последнее время, — просто увидеть Джокера.
— Ну? И зачем ты пришел, если не за этим? — теряя хорошее настроение, спросил тот. — Ты так и будешь молча смотреть на меня, как на картину? Я, конечно, не против, ведь я — настоящее произведение искусства. Правда за вход нужно платить... Ты понял? За вход, хи-хи...
Бэтмен чуть презрительно глянул на него; он нередко удивлялся, каким пошлым порой бывает этот человек. Тот, вздохнув, продолжал:
— Я знаю, что разговор — это не только обмен словами; это еще язык тела, жестов. Можно даже рисовать друг другу — но ты пока ничего из перечисленного не делаешь. Меня это раздражает немного, Бэтси. Я ведь хочу поговорить с тобой, пообщаться, хотя бы немного, а не ругаться. Если ты, конечно, собираешься делать что-то подобное — я тебя заранее предупреждаю: я уйду сразу.
— Ты мне условия ставишь? — возмутился Брюс. Он не ожидал услышать такое от Джокера.
Настроение последнего снова резко переменилось: из слегка раздраженного перешло в обаятельное — он подкрался к Бэтмену, обошел его со спины, дернул за плащ, слегка толкнул в бок и при этом загадочно хихикал. Брюс следил за его действиями и даже находил в этом что-то забавное. Джокер с ним заигрывал. Это было так очевидно и до такой степени мило, что Брюс с трудом сдержал усмешку, — но все же это было странно и ново для него. Раньше Бэтмен не обращал внимания на похожее поведение шута, потому что отвлекись он — это могло стоить кому-то жизни. Но сейчас многое переменилось в их с Джокером отношениях — он стал реагировать на его действия гораздо острее, чем раньше.
— Какие условия? — мурлыкал тот. — Я просто хочу, чтобы ты считался с моим мнением.
— А с моим, значит, считаться не нужно?
— И что же ты хочешь, Бэтси? Какие у тебя условия? Говори, я выслушаю. — Джокер выглядел таким искренним в этот момент, что Брюс посмел даже поверить этому хитрому лису.
— Почему ты не называешь меня по имени? — спросил он, сам немного удивившись своему вопросу. Он не задумывался над этим всерьез — но иногда подобная мысль проскальзывала в подсознании.
— Зачем мне называть тебя по имени? — с недоверием во взгляде глянул на него Джокер, а потом, улыбнувшись, добавил: — Ты же сейчас Бэтмен.
Брюс обдумывал сказанное недолго, какие-то секунды, — и после стянул свою маску. Реакция Джокера заинтересовала его: тот перестал улыбаться и задумчиво глянул на Брюса, не смотря при этом в глаза. Он изучал черты лица почти полминуты, а потом, поймав взгляд Уэйна, сдвинул брови и смущенно отвернулся. Джокер уселся на парапет, свесив ноги, попутно бормоча что-то себе под нос. Брюс не расслышал ни единого слова, но тон голоса подсказал ему, что тот чем-то не доволен.
Джокер удобно — насколько это возможно — устроился на краю крыши и предложил Бэтмену присесть рядом с ним, полюбоваться закатом, — и похлопал ладонью около себя. Брюс помедлил немного, но вскоре тоже опустился рядом со своим врагом, который с каждой минутой, с каждым словом и действием становился ему все ближе.
Они молча следили за садившимся солнцем. Неловкое молчание создавало некомфортные ощущения — обоих это смущало. Тишина — редкое явление в жизни этих двух мужчин. Справляться с ней оказалось не так просто.
По еще светлому небу плыли обрывки туч. Они были темно-серого цвета — но половину их газообразных тел, до которых нельзя дотронуться, озаряли розовые лучи засыпающего светила. Ярко-оранжевые, как спелые апельсины, пятна, оставляемые лучами, загорались на сводах зданий, а на землю ложились широкими рыжими полосами, путаясь в траве.
Брюс посмотрел на лицо человека с зелеными волосами: оно было спокойным и слегка уставшим. Взгляд Джокера устремился куда-то вдаль, а глаза блестели в свете уходящего солнца. Он вздохнул и, осторожно глянув на Брюса, сказал:
— Ты вроде хотел о чем-то говорить.
Помолчав мгновение, Бэтмен ответил:
— Я не собирался ни о чем говорить, если честно.
Джокер засмеялся, но не безумно, как раньше, а обычным человеческим смехом.
— А выглядел таким грозным, серьезным. Я даже поверил. Забавно...
— Не вижу в этом ничего забавного, — спокойно подметил Брюс.
Джокер только улыбнулся ему, потом посмотрел куда-то вниз, на улицу, и потер руки — скорее всего, ему было холодно.
Брюс не мог не заметить такие резкие перемены в поведении Джокера. Он точно не знал, чем именно вызвано это, хоть и подразумевал, что, вероятно, из-за его маски. Но, даже учитывая такой достаточно бесспорный факт, ему все равно оставалось только догадываться.
В то же время Джокер не мог понять собственные чувства в полной мере. С одной стороны, он считал Бэтмена все таким же врагом, а когда-то — неким сверхсуществом, непобедимым и могущественным, живущим в поднебесье; считал, будто тот карающий ангел или демон преисподней. А с другой, когда Бэтмен снял свою маску, то он словно разрушил ту огромную стену, разделяющую их вселенную на две полусферы, не давая воссоединиться. Когда Брюс снял маску — он как будто стал ближе к нему и из библейского монстра превратился в обычного человека — такого, как и он сам. Джокер чувствовал, что Бэтмен с недосягаемой высоты спустился к нему на землю, словно могучий орел. Он опустился рядом и теперь к нему можно прикоснуться, а не мечтать и фантазировать об этом. Он живой, настоящий и сидит рядом.
— Знаешь, — голос Брюса вырвал Джокера из раздумий, — я почти не сплю в последнее время.
— Я тоже, — усмехнулся тот, кратко поддержав тему.
Брюс не знал, стоит ли ему говорить это, — но все же решился поделиться:
— Мне снится один сон...
— Эротический? — не смог удержаться Джокер — и захихикал.
— Не совсем.
— М-м... Жаль, — захохотал клоун и отвернулся.
— Так вот, — продолжал Брюс, — мне приснился...
— Я! Угадал? — спросил Джокер.
— Угадал, — подтвердил тот — и в этот момент уголки его губ дернулись вверх. Намек на улыбку. Джокер, естественно, заметил. Он самодовольно улыбнулся и развел руки, мол, само собой разумеется.
— А теперь давай подробности, Бэтс, — затараторил он через какое-то время, поерзав на месте. — Не утаи самого интересного.
Он в этот момент выглядел таким обаятельным, что Брюс замолчал и не мог оторвать от него взгляда, из-за чего Джокер смешно фыркнул и помахал рукой перед лицом Уэйна:
— Брюси, ты тут?
Тот, возвращая своему лицу серьезность, сразу пришел в себя.
— Ты какой-то странный, Бэтси.
— Я странный? — спросил Брюс, слегка улыбаясь.
— А ты считаешь иначе? — взмахнул руками Джокер. — Ты ведь такой же... Нет, давай не будем об этом. Лучше расскажи свой сон.
Он хотел вновь, как когда-то недавно, убеждать Бэтмена в его сумасшествии, что тот ничем не отличается от него, Джокера, и других психов — но вовремя остановил себя.
Джокер заболтал ногами, пытаясь так отвлечься. Брюс обратил на это внимание — и, вспомнив об огромной высоте, испугался за глупого клоуна, не заботившегося о своей безопасности.
— Не болтай ногами, — попросил он, положив руку на бедро Джокера, чуть выше колена, сжав ее, пытаясь остановить. Тот резко перестал дергать ногами и уставился на руку, схватившую его. Брюс после секундного колебания сразу отдернулся, пытаясь скрыть свое замешательство. Джокера это откровенно повеселило — он засмеялся практически так же безумно, как делал это на протяжении многих лет знакомства с Бэтменом. Брюсу это не очень понравилось — но он не знал, что сказать. Просмеявшись, Джокер выдохнул, изображая, что вытирает проступившие слезы.
— Не обращай внимания, Бэтс, — махнул он рукой.
Захлебнувшись смехом, Джокер стремился скрыть свое возбуждение. Ему нравилось то, что сейчас происходило, — но демонстрировать это Бэтмену он не хотел, хоть и любил ластиться к нему, наблюдая за реакцией. Особенно ему приходилось по вкусу смущение, скользившее по лицу героя. Это в нем осталось еще со времен их с ним противостояния.
Полностью успокоившись, Джокер, улыбнувшись достаточно доброй улыбкой, посмотрел на Брюса:
— Ну?
Уэйн поначалу не понял, чего тот от него ждет, — но через секунду вспомнил:
— Так... о чем это я.
— О сне, Бэтси, — уточнил Джокер, сочувственно кивая головой, словно врач, выслушивающий своего пациента.
Брюс был рад, что его собеседник решил вернуться к теме их разговора и не стал зацикливаться на этом неловком моменте.
— Мне снился разрушенный Готэм, — начал повествование Брюс, — кругом были развалины, ни одной живой души. Очень тихо, а потому страшно. — Джокер внимательно слушал его: не часто Бэтмен бывает таким разговорчивым. — Во всей этой разрухе, на фоне солнца, я вдруг вижу тебя. Я, конечно, плохо помню, что там было дальше...
— Ну, что ж ты, — шутливо произнес Джокер, будто бранил Брюса за забывчивость.
— Но, — продолжал тот, — я хорошо запомнил, как ты выглядел: ты был весь испачкан в крови; у тебя были красные глаза; ты мне улыбался, но я увидел твои клыки, как у вампира, — и они тоже были все в крови.
Джокер изогнул бровь, изображая удивление, и поинтересовался:
— Кого это я так?
— Это у тебя надо спрашивать.
— Но сон-то твой, — засмеялся Джокер. — Надо было тебе у меня во сне спросить, а сейчас уже поздновато. Слишком, слишком поздно! — театрально изображая печаль, сказал клоун, приложив руку ко лбу, довольно хихикая. Брюс только покачал головой.
— А что было потом? — вновь заговорил Джокер. — Ты разговаривал со мной во сне? А что мы делали там? Давай, Брюси, не стесняйся.
Тот решил опустить момент с поцелуем и поведал лишь один фрагмент из своего сна:
— Мне мало, что запомнилось, — в оправдание произнес Брюс, а Джокер недоверчиво выгнул брови. — Но я неплохо помню, что ты мне сказал тогда.
Тот заинтересованно раскрыл глаза.
— Ты сказал: «Одну звезду видно днем».
Ярко-красные губы растянулись в широчайшую улыбку:
— Что за ребусы я у тебя во сне говорю? Я — Ридллер, по-твоему? Или ты просто по его загадкам соскучился, а?
— Нет, — коротко отозвался Брюс. Спустя какое-то время, проведенное в тишине, Джокер, что-то бормоча смотрел на небо, а Уэйн вдруг сказал:
— Что бы это могло значить?
— Солнце, надо полагать, — ответил Джокер, а Брюс не без удивления посмотрел на него. — Это же единственная звезда, которая «делает» день днем и которую мы можем видеть в дневное время суток. Правда ведь?
Брюс совсем не ожидал такой рассудительности со стороны Джокера, ведь он — и не только он — всегда думал, что тот самый обычный сумасшедший, который не думает о таких вещах — точнее, ни о каких вещах, кроме своего безумия. Да и сам Брюс не верил, что не смог догадаться до такого простого ответа. Возможно, он просто думал, что эти слова содержат какой-то иной, завуалированный смысл, до которого ему следует додуматься самостоятельно. Но как только Джокер ознакомил его со своим вариантом ответа, Брюс пришел к выводу, что ему действительно все это показалось и Джокер во сне имел в виду именно Солнце — и ничего больше.
— Наверное, ты прав, — согласился Уэйн.
— А многие говорят, что это ты — величайший в мире детектив, — довольно заулыбался Джокер. — Бесстыдные врунишки.
Двое — теперь уже не врагов — физически чувствовали перемены в своем общении и в чувствах друг к другу. Брюсу очень нравился спокойный, милый и разумный, а не бешеный во всех смыслах Джокер. А тот никак не мог разобраться в себе самом. Это странно — но Брюс вызывал несколько иные чувства, чем Бэтмен. Джокер ненавидит Темного Рыцаря, боится его и... хочет. Уэйн же — миллиардер, идеальный предмет для издевательств, пример самых алчных и порочных грехов человечества — в частности этого города. Но Брюс совсем не такой. Джокер знает, что он, Бэтмен, — человек, обладающий не только деньгами и властью (ограничивающими его сознание и исключающие все положительные качества, придуманные кем-то так давно, что никто уже и не помнит). Он знает, какая Личность у этого человека, какие моральные качества, поступки и мотивы. Это восхищает и неосознанно вызывает уважение.
— Ну, о чем будем говорить? — спросил Джокер, переводя взгляд с Уэйна на почти спрятавшееся солнце.
— Не знаю. О чем хочешь, — пожал плечами последний.
— Можно сказать, что мы и так уже разговариваем, — воодушевленно произнес Джокер. — Разговор ведь не подразумевает какой-то конкретной темы.
— Но это получается...
— Болтовня? Ха-ха, бессмысленная болтовня... а меня это устраивает.
— Меня не очень.
— О чем же ты хочешь поговорить? Все в твоих руках, Бэтс, тебе стоит только предложить. Можешь, например, спросить у меня чего-нибудь — все, что тебе угодно. Я обещаю быть честным. Правда-правда. У меня настроение какое-то подходящее. — Джокер произносил все с таким энтузиазмом, что это само собой вызывало подозрения: верить ему — еще не вошло в привычку Бэтмена.
— Обещаешь? — спросил он.
— Клянусь своей бабушкой, — улыбнулся Джокер.
Брюс недоверчиво выгнул бровь — но лицо того ничуть не изменилось. Говорил правду Джокер или нет — невозможно догадаться. Бэтмен не стал на этом останавливаться.
— Как тебя зовут? — спросил он — и сразу же послышалось недовольное фырканье Джокера:
— Фу! Что за вопрос?!
— Обычный, — заметил Бэтмен.
— Ты бы еще спросил, — продолжал Джокер, — год рождения, где я учился, что делал — я не хочу об это говорить!
— Почему? — не отставал Брюс.
— Просто не хочу.
— Ты не помнишь своего имени?
Джокер мотнул головой, скривил такую странную мину, как будто ему больно, и отвернулся:
— Я не не помню. Я не хочу помнить.
— У тебя что-то плохое с этим связано?
— Бэтмен! — разозлился Джокер. — Иди ты в пещеру… со своими мышками в прятки играть.
— Ты обещал быть честным со мной, — напомнил Брюс условия беседы, игнорируя злобный тон Джокера.
— Но я же не думал, что ты такие вопросы задавать будешь!
— А что ты хочешь, что бы я у тебя спрашивал? — начинал злиться Бэтмен.
— Не знаю. Чего-нибудь обыденное, бытовое, а не паспортные данные.
Брюс вздохнул, старясь держать себя в руках в отличие от Джокера, и решил не давить.
— Вот какой твой любимый цвет? Этот вопрос мне кажется подходящим для начала, — заявил клоун, сложив руки на груди.
Брюс растерялся от резкой перемены темы. Он хотел было ответить — но запнулся; он не знал, что говорить: никакой отдельный цвет ему не нравился — и всегда, когда ему задавали подобные вопросы, это ставило его в тупик.
— Вот мой любимый цвет — фиолетовый, — спокойным тоном начал Джокер, не дожидаясь ответа. — Ты можешь убедиться в этом, посмотрев на меня.
Брюс воспринял его слова как просьбу и посмотрел на сидевшего рядом мужчину — тот поправлял манжеты пиджака и продолжал говорить:
— Зеленый тоже очень ничего. Но сразу скажу: меня он скорее раздражает. Нет, конечно, он идеально подходит для написания всяких колких фразочек, для зазывания тебя на очередную вечеринку, очаровательных стишков и миленьких стрелочек. А так он ничего собой не представляет, хотя, может, и нет, ха-ха, не знаю. Но с фиолетовым он прекрасно сочетается!
Брюс был очарован спокойным голосом Джокера.
— А тебе какой нравится? — Глаза того сияли не только любопытством, но и чем-то другим. Это не могло не завораживать.
— У меня нет какого-то конкретного любимого цвета, — не смог соврать Брюс. — Каждый из них красив, на мой взгляд. Хотя, конечно, фиолетовый очень красивый.
Взгляд Брюса непроизвольно упал на пиджак Джокера, который был обсуждаемого ими цвета.
— А я еще красный люблю! — сказал тот — и на его лице проявилась безумная многозначительная улыбка. — Ты же понимаешь, о чем я?
— Красный — цвет крови, — произнес Бэтмен.
— Красный — цвет страсти, — возразил Джокер.
Брюс усмехнулся про себя, услышав эти слова. Его враг, естественно, почувствовал это. Он будто читал Бэтмена, как раскрытую книгу, и разглядеть все эмоции, которые чувствует сейчас герой, — не составляет для него труда, особенно когда тот без маски. Джокер в очередной раз ехидно захихикал:
— Какой ты кровожадный, Бэтси. Ладно. Что еще можно спросить?
Брюс не успел ничего предложить, как его перебили:
— Какая твоя любимая книга?
— А твоя — какая? — не удержался Уэйн: он был уверен, что Джокер читал в последний раз только свой очередной приговор.
— Данте, «Божественная комедия», — ответил тот, очень широко улыбаясь; было заметно, что он еле сдерживает себя, чтобы не засмеяться в голос.
Брюс не смог сдержать улыбку, из-за чего та скользнула на его губах:
— А ты что-нибудь запомнил оттуда?
Джокер утвердительно кивнул:
— Нет, — сказал он и захохотал.
Смех был таким заразительным — но Брюс не знал, как себя вести в такой ситуации; его это обескуражило.
— Я только про Ад читал, — наконец просмеявшись, ответил Джокер. — Ничего не понял. Единственное, что я помню, — это как там грешников на сковородках жарили... или в котлах варили. Не знаю, там об этом — буквально — одна строчка написана. Но почему-то запомнилось. И момент, когда маленькие дети умирают от голода вместе с матерью. Не знаю, к чему это было описано. Впрочем, произвело впечатление... хотя, на самом деле, нет! Ха-ха. Ну, а твоя какая любимая книга?
Брюс покачал головой на кратком пересказе Джокером Данте. Но его еще больше возмутило, что он понятия не имеет, как отвечать на этот до смеха простой вопрос.
— Даже не знаю, — заключил он — но потом сразу продолжил говорить, чтобы не выслушивать следующий монолог Джокера: тот уже набрал в легкие воздуха для дальнейшей речи. — Допустим, «Всадник без головы».
Брюс признал, что лукавил, — и это была далеко не самая его любимая книга. Но почему-то вспомнилась только она.
— А-а, — улыбнулся Джокер, — тебе нравится история любви главных героев? Автор там намудрил, конечно, — забыл, как его зовут, — хотя конец получился, прям как в сказке: красивые и добрые герои живут долго и счастливо; в их жизни нет места ни голоду, ни боли, ни смерти; они живут в вечной любви и верности друг к другу и умирают в один день, взявшись за руки.
— Там этого не было написано.
— Но это имелось в виду! В конце, когда читаешь, создается атмосфера теплого летнего денька где-то за городом, в деревне с очаровательными соседями, у которых небрехливая собака. Это, правда, какая-то сказка. В жизни все совсем не так.
— Почему ты так в этом уверен?
— Я же живу. Я вообще-то живой, Бэтси, если ты не заметил. И поверь: я столько всего пережил, что могу смело сказать: нет в жизни настоящего счастья — так же, как нету и горя. Как говорится: если где-то убыло, значит, где-то прибыло. И речь здесь идет вовсе не о деньгах, а о другом. Кому-то может быть весело, пока другим плохо, — и наоборот. Поэтому не получается добиться абсолютного счастья или горя. Вот если всем людям на земле будет плохо в одну и ту же секунду, то только тогда можно будет утверждать, что это самая плохая секунда в жизни. По-настоящему плохая. Сейчас, например, нам с тобой хорошо, правда? А вот у других сейчас умирает кошка — и им совсем не до веселья.
Мудрые слова Джокера необычно сочетались с его мимикой и жестами: на лице постоянно, резко одна яркая эмоция сменялась другой, а руки его беспрерывно двигались: то он подбирал их к груди, то широко размахивал, а иногда двигал так, будто затеял очередное гнусное коварство. Брюс внимательно вслушивался в слова Джокера, пытаясь понять и запомнить их смысл. Он не хотел, чтобы этот момент изгладился из памяти, ведь у них никогда раньше не происходило подобных разговоров, в которых они разговаривали бы на философские темы.
— Поэтому, Бэтс, — заключил Джокер, — у меня никогда не получится заставить этот город погрузиться целиком и полностью в несчастья и боль, потому что мне в это момент будет хорошо! Ха-ха-ха...
Брюс сдвинул брови: ему не понравилось, чем завершил свою точку зрения о Счастье и Несчастье Джокер.
— Так что вот так, — продолжал тот, положив руку на плечо Бэтмена и небрежно облокотившись на него. — Трудно жить, когда ты весь такой правильный. Да, Бэтси? Добродетели плохо уживаются в современном мире.
— Я так не думаю, — заупрямился Бэтмен.
— Ха-ха, какой же ты наивный. Ты бы еще сказал: «Миром правит любовь», «Красота спасет мир», «Сильнее всего на свете дружба».
— Все правильно! — разозлился Темный Рыцарь. Джокер посмеялся еще недолгое время, пока не увидел серьезное лицо и сразу смолк:
— Ладно. Проехали. — Поймав хмурый взгляд Бэтмена, Джокер мило улыбнулся ему. Тот фыркнул, возвращая самообладание.
— О, кстати, на тему книг, — воскликнул через какое-то время клоун и снова начал смеяться, запинаясь почти на каждом слове. — Я тут вспомнил: давно как-то, в библиотеке, я бомбу закладывал, помнишь? Так вот. Иду я, значит, между стеллажами, смотрю на переплеты и читаю про себя. И вот наткнулся я на энциклопедию — но вместо слов: «Обо всём» я читаю: «Обои всем», ха-ха-ха...
У Джокера была настоящая истерика — он упал на спину, схватился за живот, продолжая хохотать. Брюс только через какое-то время понял, что смотрит на него и улыбается, чуть ли не смеясь. Он быстро попытался вернуть себе спокойствие, потому что поразился, насколько необычно ведет себя с этим человеком. Его это серьезно озадачило — но все же совершающееся доставляло большое удовольствие. Удивительно, как его меняют встречи с Джокером.
Тот наконец-то угомонившись, согнулся обратно, утирая проступившие слезы радости и сдерживая смешки. Брюс смотрел на него совсем не так, как до этого, — Джокер, встретившись с ним взглядом, сразу понял, о чем именно Бэтмен думает. Джокер замер, вглядываясь в голубые глаза; он был взволнован и чего-то ждал. Его взгляд опустился на губы Брюса — а потом вернулся к глазам. Тот легко понял немой намек, подавшись вперед. Джокер отшатнулся на пару дюймов — но потом остановился, закрыв глаза, ожидая прикосновения. Брюс аккуратно прижался к нему губами, из-за чего уголки его рта поднялись вверх. Поначалу это напоминало неопытный школьный чмок. После того, как Джокер стал отвечать, происходящее превратилось в красивый французский поцелуй. Брюс, в отличие от Джокера, был более сдержан. Тому становилось жарко.
Ему до неприличия сильно захотелось перебраться на колени к Бэтмену — но, вспомнив, что они сидят не на диване, он расстроено вздохнул, взяв себя в руки. Джокер разорвал поцелуй и сжал пальцы в кулаки, пытаясь усмирить сердцебиение.
— Угомонись, Брюси, — сказал он, перекидывая вину на Бэтмена.
Тому неплохо удавалось сдерживать эмоции: ему это не так сложно делать — но при этом сердце бешено колотилось в груди, разжигая огонь в венах. Джокер смотрел вниз, на дорогу, старясь успокоиться и убедиться, что во рту его больше нет языка Уэйна.
Они смотрели на улицу засыпавшего города. С момента их встречи прошел целый час. Ночь накрыла город черным одеялом, намекая, что пора ложиться спать. Горящие окна говорили всем окружающим, что жильцы еще бодрствуют, а потухшие — о том, что уже поздно и пора немного отдохнуть после тяжелого трудового дня несколько часов. Фонари освещали полупустые проезжие части и малое количество зеленых насаждений, высаженных вдоль дороги.
— Ты все еще злишься на меня? — спросил Джокер, наклоняя голову в сторону Брюса, изображая невинность.
— Да, — коротко, но исчерпывающе ответил Бэтмен.
Джокер дернул бровями и мотнул головой:
— Очень жаль. Ну, может, ты все-таки меня простишь?
— Это ты так прощения просишь? — презрительно глянул Брюс.
— Нет, — усмехнулся Джокер. — Я просто предлагаю тебе меня простить.
— То, что ты сделал, простить невозможно, — твердо произнес Уэйн.
— А если я очень, очень, о-очень сильно извинюсь? — не совсем дружелюбно скалясь, спросил Джокер.
— Это каким образом? — поинтересовался Бэтмен.
— Ну-у, пойдем ко мне. Я покажу. — Сердце Джокера екнуло в груди: он боялся услышать отрицательный ответ. А Брюс, вглядываясь в его игривые и встревоженные глаза, понимал, что сам не против получить извинения в том виде, в котором ему предлагают.
— Пойдем, — согласился Брюс.
Джокер не смог скрыть ликования — он широко — чуть коварно — улыбнулся и подскочил с места.
Никто из них не помнил, каким образом они добрались до его логова. Все их внимание было обращено на предстоящее событие. Брюс не мог спокойно вести машину, потому что его попутчик постоянно льнул к нему, отвлекая от дороги. А когда они оказались на месте, то почти потеряли голову. Конечно, делать это здесь не слишком романтично — но разве это могло волновать кого-то из них?
Размер главы: около 7 000 слов
Глава четвертая
Глава четвертая
МИРИСЬ И БОЛЬШЕ НЕ ДЕРИСЬ
Часть первая. Я думаю о тебе
МИРИСЬ И БОЛЬШЕ НЕ ДЕРИСЬ
Часть первая. Я думаю о тебе
Джокер хотел убить Бэтмена всегда. И даже когда они сменили гнев и ненависть на нечто более сложное и прекрасное, они продолжали друг друга ненавидеть. Но их вражда перестала быть такой прямолинейной и однозначной, какой она была с самой первой встречи, — она видоизменилась, сформировалась во что-то совершенно другое, более сложное и удивительное.
С того дня в банке прошло почти три недели — и Джокер, спрятавшись в своем новом укрытии, на складе у доков, все еще не собирался выходить в свет, устраивать разруху и убивать. Его угнетала мысль, что если он задумает что-либо подобное, то сразу придет и, как всегда, все испортит Бэтмен. Переживать очередной дебош не было ни малейшего желания. Каждый раз при воспоминании об их последней встрече Джокера передергивало от злости.
Он шатался по своему укрытию, понятия не имея, чем бы себя занять. Бездействие — самый большой грех, по его мнению. Нет ничего хуже, чем зарывать свой талант в землю; просто сидеть и смотреть, как твой гений погибает из-за человеческого безразличия и собственной лени. Ему некуда было деться — безумно хотелось устроить что-нибудь вычурное, дерзкое и жуткое. Но при этом совсем не хотелось видеть Бэтмена. Из-за этого Джокеру оставалось только временно затаиться в убежище и стараться не видеться со своим любимым врагом. Оставаясь наедине, Джокер был вынужден общаться только с самим собой, что далеко не всегда доставляло ему удовольствие.
Разбираться в себе, пытаться понять свою сущность, свои собственные мысли и мотивы — было самым неприятным занятием, которым время от времени доводилось заниматься Джокеру, потому что это рано или поздно заставляло его становиться обычным человеком. Тем человеком, подобно которому миллионы ходят по улицам, как одно огромное стадо, где каждый похож на другого, — гигантская серая масса. Джокер не желал быть похожим на таких людей, которых волнует мнение окружающих; которых интересует их психика, чтобы не показаться ненароком в глазах остальных полным отморозком. Джокера все это не волнует — в результате общество считает его безумцем, что также никак не задевает его. С другой стороны, все было куда сложнее, чем могло показаться на первый взгляд, — и Джокер понимал это, стараясь подробнее разобраться во всем, когда его мысли сильнее углублялись в данную тему.
Он злился на людей, злился на этот город и злился на своего недруга за то, что никто из них не может — или просто не хочет — понять его. Джокер не безумен — по каким-то причинам он был уверен в этом, хотя одновременно упорно убеждал окружающих в обратном. Джокеру порою казалось, что он, возможно, сам себя обманывает и что он действительно сошел с ума. Он мучился в неведении долгие годы, и ему была необходима поддержка — но он не желал принимать ее из рук эгоистичных врачей, глупых психиатров и прочих. Он хотел получить ее от Бэтмена, потому что верил, что Брюс — это тот единственный человек, кто сможет помочь ему понять.
Джокер чувствовал, как сильно он соскучился по парню в стильном костюме летучей мыши. Он хохотнул про себя от мысли, пришедшей в голову. Но минутная радость сменилась раздражением и грустью. Джокер нервно выдохнул и, подойдя к большому ящику, внешне напоминающему опрокинутый параллелепипед, присел на него. Он, погруженный в печальные думы, болтал ногами, стараясь таким образом развеселить себя, — только это мало чем напоминало веселье. Гормоны радости вырабатывались неприлично медленно, захотелось даже попрыгать на месте, чтобы как-то ускорить этот процесс, — но Джокер себя удержал.
— Ох, я сейчас сдохну! — взвыл он, упав на ящик, больно ударившись головой. Джокер резко согнулся обратно, обхватив голову рукой:
— Черт... я же не в буквальном смысле.
После сказанного клоун заставил себя посмеяться над собственной шуткой — но ему это далось с большим трудом. Смех получился на удивление пафосным и неестественным, что его никак не впечатлило, ведь ему сейчас меньше всего хотелось смеяться. Настроение давало о себе знать — и выражалось оно в виде бессмысленного болтания ногами.
Джокер замер, смотрел в одну точку, будто медитировал и старался изо всех сил отключить мозг и не думать. Но это действие давалось мужчине слишком тяжко, постепенно превращалось в совершенно невыполнимую задачу — и мысли, преодолевая препятствия, неукоснительно возвращались к Бэтмену.
— Что за дерьмо? — злился сам на себя Джокер. — Хоть застрелись...
В голове клоуна всплыли воспоминания о его пистолете, оставшемся в банке — в том самом, в котором они с Брюсом поссорились. Джокер вновь дернулся от раздражения: снова он думает о Бэтмене. Спустя секунды — после неимоверных усилий — он смог мысленно вернуться к оружию. Представив, как пистолет лежит в полиэтиленовом пакете, в ящике у какого-нибудь жирного копа, весь пыльный, Джокер усмехнулся: он понял, что ему необходимо обзавестись новым оружием.
Перед глазами предстал образ «кольта Паттерсона» изящного ретро стиля. Разве может быть что-то лучше классики с ее роскошью и практичностью? Элегантность дизайна и надежность в бою прекрасно сочетаются в этом оружии. Хотя, что ни говори, все устаревает — и сейчас существует множество других пистолетов, по техническим характеристикам оставившие кольт далеко позади. Например, «Берета» — хорошее оружие, используемое в американской армии и спецназе; с ним можно быть уверенным в победе.
Ничто так не украшает мужчину, как дорогой костюм, шикарный автомобиль и блестящий металлический друг подмышкой, дышащий огнем и извергающий пули. Пистолет — лучший друг мафиози, гангстера или ковбоя, верный и послушный. Он выстрелит в того, в кого захочешь, — и ни одного лишнего звука не издаст при этом. И если такое все-таки не произошло, то только в результате халатности человека, а не по вине несчастного пистолета.
Джокер хихикнул: ему показалось забавным, что он смог думать о чем-то еще, кроме Бэтмена. Остановив свой выбор на кольте, оправдывая это тем, что револьвер — классика, проверенная временем, опустошенно выдохнул. Клоун не знал, о чем ему еще думать. Шли секунды — и мысли медленно и неудержимо возвращались к человеку в маске. Сопротивляться такому оказалось просто невозможно. Джокер и раньше много думал о Бэтмене, даже чаще, чем он мог себе представить. Мысли вращались вокруг одного и того же человека, как Земля вокруг своей оси, чей центр беспрепятственно все к себе притягивает. Сопротивляться закону всемирного тяготения — слишком тяжкое бремя, даже для такого человека, как Джокер. Он еще раз глубоко вздохнул, задержав воздух на пару секунд в легких, — и выдохнул, представив образ ненавистного — но очень нужного ему — Бэтмена. Он скучал по нему. Ему жутко хотелось повидаться с ним, однако воспоминания о последней встрече отбивали всякое желание.
— Чертова мышь, — прорычал Джокер, — когда я тебя встречу — пристрелю, а потом надругаюсь над тобой, хм...
Джокер представил себе эту картину и раздраженным голосом продолжил:
— Ненавижу трупы. С живыми людьми куда веселее... Может, мне стоит сначала надругаться над Бэтсом, а потому уже убить? — Джокер вдруг мотнул головой, обхватив ее руками. — Нет, я не хочу его убивать! Не хочу.
Он почувствовал, фыркнув, как что-то неприятное шевелится у него в груди. Чуть успокоившись и опустив плечи, Джокер расслабился — черты лица самую малость изменились, — только очень внимательный человек смог бы заметить тоску. Джокер провел рукой по подбородку, подушечками пальцев дотрагиваясь до своих губ. Вспомнились моменты, когда Темный Рыцарь касался их так нежно, будто боялся причинить боль, — это нервировало в тот момент, но в то же время было безумно приятно. Джокер привык к тому, что любой другой грубый извращенец готов проломить ему голову за лишнее упрямство, бесконечное бормотание или за многочисленные оскорбления и унижения. Но с Брюсом все было иначе. Джокер жалел, что между ними так ничего пока и не произошло, а после этой встречи, в банке, вероятность возникновения чего-либо подобного критически мала.
Задумавшись, моделируя в голове варианты возможной встречи, Джокер заметил, что в любом случае ни одному из них не будет плохо. Он был уверен, что он и Бэт получат от нового «свидания» только удовольствие. Понимание, что они, возможно, всегда будут ссориться и что из-за этого не стоит расстраиваться, успокоило его. Это совершенно нормально для любых молодых людей, которые только что завели отношения. Они ищут точки соприкосновения — им просто необходимо время.
Воодушевившись, Джокер радостно подпрыгнул на ящике и, соскочив с него, подбежал к столу за своими вещами.
— Нам срочно нужно повидаться Бэтси, а то мне уже надоело самому себя удовлетворять. — Джокер захихикал, убирая последний нож во внутренний карман. Он улыбнулся и произнес: — Интересно, как поведет себя Бэтс, если узнает, что я, когда мастурбирую, думаю о нем. А может, он сам занимается чем-то подобным? Ух, шалун, шалунишка. Бэтси, детка, нам нужно делать это в одном месте, в одно время и — желательно — друг с другом, ха-ха. Зачем терпеть и сдерживать себя?
Джокер, пританцовывая и напевая какую-то веселую мелодию, вприпрыжку пошел прочь из сырого, навевающего скуку склада. Ему было необходимо привести себя в порядок, подготовиться для долгожданной встречи с Темным Рыцарем.
***
Брюс в эти три недели разлуки с безумным клоуном в основном проводил время на своей официальной работе, а потом — в особняке, потому что Бэтмену не приходилось выходить на улицы Готэма и очищать его от преступности, так как зло вело себя подозрительно тихо. Возможно, одной из причин послужило нежелание Джокера устраивать шумные вечеринки со стрельбой и многочисленными жертвами — а может, виной всему была простая случайность. Город «вел» себя спокойно, даже дни стали более спокойными, чем были до этого. А когда тьма касалась крыш, вся нечисть и обычные смертные, будто сговариваясь друг с другом, просто ложились спать.
Все, кроме Брюса Уэйна. Удивительно, но миллиардер никак не мог заснуть. У него и раньше были проблемы со сном — но сейчас это стало невозможно выносить. Он либо не спал вовсе, обходясь дремотой, либо ему снились странные и местами жуткие кошмары, а иногда обычные несвязные бессюжетные кадры, будто из старых фильмов, — порой с эротическим уклоном. Самым запоминающимся оказался тот сон, в котором Брюсу снился Джокер.
Разрушенные дома осыпаются, сгибаясь под собственным весом, — того гляди просто рухнут. Огромные темно-серые клубы бетонной пыли реют над крышами еще не развалившихся домов, каждый раз, со вздохом, оседая в легких, из-за чего дышать становится тяжело и больно. Пытаясь различить что-либо в этой серой массе, Бэтмен заметил очертания бесконечных развалин города, который, возможно, когда-то был Готэмом. Заходившее кроваво-красное солнце старалось озарить весь этот кошмар. Взглянув в его сторону — на фоне заката, — Брюс увидел чей-то темный силуэт и два горящий красных глаза. Приглядевшись, он узнал в этом человеке Джокера. Тот был обнажен и весь — с ног до головы — испачкан в багровой запекшейся крови. В свете рыжего луча загорелась его кровавая улыбка, больше напоминающая звериный оскал. Брюс отчетливо видел покрытые темно-красной коркой длинные клыки.
Когда Брюс впервые увидел этот сон, его передернуло от ужаса — он, весь взмокший, резко подскочил на кровати; перед глазами отчетливо виднелась описанная выше картина. Он все всматривался во тьму комнаты, опасаясь, что вот-вот из мрака возникнет то самое существо, — но оно так и осталось в черноте кошмара. Брюс всегда просыпался именно на том моменте, когда Джокер улыбался ему, демонстрируя набор острых звериных зубов. Он как будто не хотел видеть, что будет дальше, — и поэтому просыпался. Но в одну ночь Уэйн не побоялся углубиться в сон и слиться с этим ужасом.
В тот раз Брюс видел перед собой все того же изуродованного Джокера. И сам он чувствовал, что на нем нет одежды: ничто не сковывало движения, было легко и свободно. Он подошел к человеку-зверю и попытался разглядеть его лицо — но его едва можно было различить: из-за недостатка света виднелись только горящие красные глаза. Но через секунду солнечный блик озарил лицо чудовища — и Брюс смог подробнее рассмотреть его. Перед ним стоял Джокер в привычном для него образе. Он спокойно смотрел на него. Уэйн очень удивился: безумец смутно напоминал самого себя, словно это был совсем другой человек. Тут Джокер улыбнулся — и все сразу встало на свои места. Известная до нервной дрожи широкая жуткая улыбка убедила Брюса, что перед ним стоит именно его враг. Но это не пугало Бэтмена и не отталкивало, а наоборот: он взял худого человека за талию и крепко прижал к себе; знакомое лицо продолжало ухмыляться. Глядя прямо в глаза Брюсу, Джокер сказал что-то непонятное по смыслу — но Уэйн хорошо запомнил фразу. «Одну звезду видно днем», — произнес безумец. Они смотрели друг другу в глаза, чувствовали страстное желание, уничтожающее всякую разумность, оставляющее одну только похоть... Но они медлили, словно две кобры, остерегающиеся опасных зубов друг друга.
Взяв инициативу на себя, Джокер прижался к губам Брюса. Они слились в ядовитом, всепоглощающем поцелуе. Вместе с чертовски приятным чувством удовольствия Брюс вдруг ощутил во рту вкус крови. Через секунду он осознал, что это его собственная кровь. Он понял, что царапается об острые клыки своего партнера, как о кинжалы. Брюс не мог понять, ведь их только что не было. Откуда они взялись — и почему? Еще через мгновение он начал чувствовать сильную боль и захотел оттолкнуть от себя Джокера — но не смог. Вместо этого Брюс, вопреки своему желанию, только крепче прижимал к себе врага, обхватившего его голову руками, продолжающего целовать. Брюс чувствовал стекающую вниз по подбородку кровь. Ему начало казаться, что он задыхается. Зубы Джокера оставляли глубокие болезненные царапины на его губах, задевали язык. Брюс, с ужасом осознав, что вот-вот захлебнется, дернулся несколько раз и вырвался из цепких объятий кошмара — таких же крепких, как и его персональное ночное чудовище.
Брюсу еще не раз снилось что-то подобное — он никак не мог привыкнуть. Каждый раз был для него как первый. Его утомляли кошмары и вызванная вследствие этого бессонница. Альфред, заметив сильную перемену в своем хозяине, не упускал лишней возможности поинтересоваться его самочувствием. Брюс только отмахивался и уверял дворецкого, что с ним все в порядке. Альфреду оставалось лишь верить хозяину — но оставлять его без внимания он все равно не собирался. Иногда Брюсу удавалось избежать надоедливой заботы старика, и он получал возможность подумать над причинами своих ужастиков.
Джокер хочет поднять их отношения на новый уровень; хочет, чтобы они стали ближе друг к другу, наполнили свою жизнь не только едва заметной нежной привязанностью, но и животной страстью. Они больше не дерутся друг с другом. Последний раз произошел достаточно давно. Сейчас они занимаются более приятными вещами. Брюс прекрасно понимал, что их встречи рано или поздно приобретут более откровенный характер — он был в этом уверен, потому что слишком часто начал замечать за Джокером и за собой тоже многозначительные взгляды и реплики. Брюс время от времени представлял их с ним близость — и возникающие образы приятно радовали его, но и настораживали. Джокер — необычная личность — в нем столько огня и жара, — он гибкий; сильный не только физически: его дух такой же мощный и непостижимый. Джокер напоминает экзотическую кошку — леопарда, скрывающегося в густой чаще джунглей; его редко встретишь. Он таинственный, манящий, завораживающий. Могучий, как скала; бурный, как океан. Он поразительный человек, чью суть можно понять лишь эмпирически: изучая, исследуя. Только его безумие невозможно познать в полном объеме — возможно, оно имманентно, как способность воды все смачивать, как свойство огня — обжигать. Настоящая загадка, у которой нет решения.
Разумом Брюс понимал: то, о чем он думает, — абсурд. Мысли неправильные и неприличные — но рассудок, анализируя непристойные думы, делал одни и те же выводы. Бэтмен признал, что обладать этим человеком будет до умопомрачения приятно. А та толика безумия, что есть у Джокера, является самым вкусным в его сущности, как сладкие сливки в горячем черном кофе.
Брюс сутки напролет думал об этом, и, как ни странно, подобные мысли его совсем не утомляли. Его мозг — уникальный портативный компьютер с мощным процессором, который никогда не устает анализировать, сопоставлять факты, решать уравнения, в поисках двух неизвестных, ведь он именно для этого и был создан. Брюс в очередной раз заключил, что ему для того, чтобы обладать Джокером, необходимо сначала его победить — а с этим были некоторые проблемы. Одолеть Джокера — одна из сложнейших задач, которую когда-либо пытался решить Бэтмен. И если клоун будет продолжать в том же духе — между ними ничего не произойдет. Тот, несомненно, знает об этом — и именно ему придется, так или иначе, пойти на уступки, потому что Бэтмен уступать преступникам никогда не станет.
Брюс сидел в кресле перед телевизором, погруженный в раздумья, — и он не сразу заметил обратившегося к нему Альфреда.
— Мастер Брюс? — повторил дворецкий.
Уэйн спокойно перевел взгляд с экрана на Альфреда и, слегка улыбнувшись ему, поинтересовался, что случилось.
— Вам пришла посылка, сэр, — сказал Альфред, протягивая хозяину небольшую коробку.
В том, что этот подарок передал ему Джокер, Брюс не усомнился ни на секунду: эта небольшая коробка была обернута блестящей фиолетовой бумагой и обвязана зелеными лентами, красиво завязанными в бантик. Брюс попытался скрыть от дворецкого свое волнение — но, видимо, у него это вышло скверно.
— Вы знаете от кого это? — спросил Альфред, вглядываясь в лицо хозяина.
Брюс отрицательно покачал головой, так как он чувствовал, что его голос будет звучать неубедительно. Он, поблагодарив дворецкого, принялся разворачивать подарок — и делал он это нарочито медленно, намекая так Альфреду, чтобы тот удалился. Дворецкому не пришлось долго обдумывать поступок хозяина: он сразу понял немой намек и, сказав, что ему нужно убираться на кухне, удалился.
Брюс в несколько быстрых движений развязал узлы — и открыл крышку. Что неудивительно — внутри оказались конфеты в разноцветных сверкающих обертках. Бэтмен озадаченно глянул на представшую пеструю картину и непонимающе сдвинул брови. Потом он рукой зарылся в шуршащую кучу фантиков и нащупал там какую-то бумажку. Как оказалось, это было небольшое письмо со следующим сообщением: «Подсласти жизнь, красавчик! А потом встреться со мной на крыше „Тайм Даун“ в девять вечера».
Брюс улыбнулся, представив, как человек с зелеными волосами и огромной улыбкой, смешно хихикая, бросает конфеты в коробочку и пишет записку, закусывая губу. Он был рад предстоящей встречи с Джокером; ему действительно очень хотелось увидеться с ним. Брюс съел одну конфету в фиолетовой обертке и отправился в бэтпещеру... перевоплощаться в Темного Рыцаря.
Глава четвертая
МИРИСЬ И БОЛЬШЕ НЕ ДЕРИСЬ
Часть вторая. Ты все еще злишься на меня?
«Тайм Даун» являлось одним из самых высоких зданий в Готэме. На крыше, на высоте птичьего полета, температура воздуха резко падала, поэтому было прохладно, хоть на дворе стоял май. Бэтмен посмотрел на часы, которые ясно говорили ему, что сейчас двадцать сорок девять. Он встряхивал их, надеясь, что они пойдут быстрее, — но это пока не работало. Брюс не понимал, почему ему так хочется поскорее увидеть странного мужчину с зелеными волосами; встретиться с этим аморальным человеком, убийцей, маньяком; заглянуть в его красивые глаза.
Брюс мотнул головой, отгоняя наваждение: его мысли слишком часто стали уходить куда-то не в ту сторону. Разлука между ними была не такой долгой, как предыдущая, а последняя встреча выдалась совсем недобродушной. Но, как ни странно, желание встретиться от этого не уменьшалось — наоборот, усиливалось.
Бэтмен стоял у края крыши и смотрел вниз: с такой грандиозной высоты снующие внизу автомобили казались потешным зрелищем. Джокер это оценил, если бы был сейчас рядом.
— Бэтс, стой, не прыгай! — послышался знакомый голос позади. Джокер поразительно тихо подкрался к ничего не подозревающему Бэтмену. — Советую тебе отойти от края, а то у меня ручки так и чешутся тебя столкнуть. Правда ты, конечно, не упадешь, а героически взлетишь, — но я все равно не могу не попробовать. Хи-хи... Привет, кстати. Замечательный денек, не правда ли?
Бэтмен продолжал молча смотреть на Джокера. Внезапное волнение охватило его целиком и заставило застыть на месте, лишило всякой возможности двигаться — даже на простое слово приветствия не хватало сил. Джокер одарил его неподражаемой хитрой ухмылкой на пол лица и в одно мгновение подскочил ближе. Он прошелся пальцами по мощной груди Ночного Мстителя и, вглядываясь в прорези маски, где можно было разглядеть красивые голубые глаза, произнес:
— Как дела, милый? Скучал?
Бэтмен ничего не ответил. Он всматривался в глаза напротив, прислушиваясь к биению своего сердца. Джокер продолжал улыбаться:
— Бэтси, ты разучился говорить? Это очень просто: на выдохе напрягаешь голосовые связки — получается звук. Ну, давай, попробуй, не бойся.
— Перестань паясничать, — ответил Бэтмен. Когда он произнес слова — ему стало легче.
Джокер засмеялся и обвил руками шею Темного Рыцаря. Соблазнять он умел — по крайней мере, Брюс находил это соблазнительным.
— Я не паясничаю, — пропел Джокер, в шутку крепко прижимаясь к Бэтмену. — Просто ты мог бы быть поприветливее.
— Ты не заслужил. — Брюсу неплохо удавалось сдерживать бурю внутри — он представлял собой каменный монумент и никак не реагировал на Джокера. Но того, по все видимости, совсем не смущала холодность оппонента — он повис на Бэтмене и приблизился к его лицу настолько близко, что почти касался губами щеки.
— М-м, ты все еще злишься на меня. Если тебя это обрадует — я обещаю, что впредь постараюсь быть посдержаннее.
— Сомневаюсь, что тебе это удастся. Ты столько лет жил этим, — отозвался Брюс, убирая руки Джокера со своей шеи.
— Хорошо, что ты это понимаешь, — усмехнулся тот, отстранившись. — А ты чего в парадном пришел? Мы ведь не в ресторане.
Брюс не торопился отвечать на поставленный вопрос. Вместо этого он следил за беззаботным клоуном, ходившим по парапету, балансирующим на краю, совершенно не обращающим внимания на огромную высоту. Джокер испуганно зашатался — и Бэтмен суетливо дернулся в его сторону. Но тот не падал, а просто шутил и, заметив реакцию героя, весело засмеялся:
— Ты такой смешной, Бэтс. Хорошая реакция, кстати. Если я вдруг упаду — ты непременно меня спасешь. Это так романтично!
Джокер послал человеку в маске воздушный поцелуй, но того случившееся только возмутило:
— Отойди от края, — рыкнул он, — а не то я сам тебя столкну.
— Ого, угрозы пошли. Что-то я сильно сомневаюсь…
— Тебе не придется сомневаться, когда дело дойдет до этого.
— До этого? М-м... Звучит заманчиво, — мечтательно произнес Джокер.
— Я не это имел в виду, — отрезал Брюс.
— В самом деле? — хитро сощурив глаза, поинтересовался Джокер.
— Я не за тем сюда пришел.
Джокер молчал, продолжая улыбаться, — видимо, ждал, когда Бэтмен сообщит ему цель своего прихода. Но того это озадачило — Брюс не знал, зачем и для чего он сюда пришел. Все, что ему хотелось в последнее время, — просто увидеть Джокера.
— Ну? И зачем ты пришел, если не за этим? — теряя хорошее настроение, спросил тот. — Ты так и будешь молча смотреть на меня, как на картину? Я, конечно, не против, ведь я — настоящее произведение искусства. Правда за вход нужно платить... Ты понял? За вход, хи-хи...
Бэтмен чуть презрительно глянул на него; он нередко удивлялся, каким пошлым порой бывает этот человек. Тот, вздохнув, продолжал:
— Я знаю, что разговор — это не только обмен словами; это еще язык тела, жестов. Можно даже рисовать друг другу — но ты пока ничего из перечисленного не делаешь. Меня это раздражает немного, Бэтси. Я ведь хочу поговорить с тобой, пообщаться, хотя бы немного, а не ругаться. Если ты, конечно, собираешься делать что-то подобное — я тебя заранее предупреждаю: я уйду сразу.
— Ты мне условия ставишь? — возмутился Брюс. Он не ожидал услышать такое от Джокера.
Настроение последнего снова резко переменилось: из слегка раздраженного перешло в обаятельное — он подкрался к Бэтмену, обошел его со спины, дернул за плащ, слегка толкнул в бок и при этом загадочно хихикал. Брюс следил за его действиями и даже находил в этом что-то забавное. Джокер с ним заигрывал. Это было так очевидно и до такой степени мило, что Брюс с трудом сдержал усмешку, — но все же это было странно и ново для него. Раньше Бэтмен не обращал внимания на похожее поведение шута, потому что отвлекись он — это могло стоить кому-то жизни. Но сейчас многое переменилось в их с Джокером отношениях — он стал реагировать на его действия гораздо острее, чем раньше.
— Какие условия? — мурлыкал тот. — Я просто хочу, чтобы ты считался с моим мнением.
— А с моим, значит, считаться не нужно?
— И что же ты хочешь, Бэтси? Какие у тебя условия? Говори, я выслушаю. — Джокер выглядел таким искренним в этот момент, что Брюс посмел даже поверить этому хитрому лису.
— Почему ты не называешь меня по имени? — спросил он, сам немного удивившись своему вопросу. Он не задумывался над этим всерьез — но иногда подобная мысль проскальзывала в подсознании.
— Зачем мне называть тебя по имени? — с недоверием во взгляде глянул на него Джокер, а потом, улыбнувшись, добавил: — Ты же сейчас Бэтмен.
Брюс обдумывал сказанное недолго, какие-то секунды, — и после стянул свою маску. Реакция Джокера заинтересовала его: тот перестал улыбаться и задумчиво глянул на Брюса, не смотря при этом в глаза. Он изучал черты лица почти полминуты, а потом, поймав взгляд Уэйна, сдвинул брови и смущенно отвернулся. Джокер уселся на парапет, свесив ноги, попутно бормоча что-то себе под нос. Брюс не расслышал ни единого слова, но тон голоса подсказал ему, что тот чем-то не доволен.
Джокер удобно — насколько это возможно — устроился на краю крыши и предложил Бэтмену присесть рядом с ним, полюбоваться закатом, — и похлопал ладонью около себя. Брюс помедлил немного, но вскоре тоже опустился рядом со своим врагом, который с каждой минутой, с каждым словом и действием становился ему все ближе.
Они молча следили за садившимся солнцем. Неловкое молчание создавало некомфортные ощущения — обоих это смущало. Тишина — редкое явление в жизни этих двух мужчин. Справляться с ней оказалось не так просто.
По еще светлому небу плыли обрывки туч. Они были темно-серого цвета — но половину их газообразных тел, до которых нельзя дотронуться, озаряли розовые лучи засыпающего светила. Ярко-оранжевые, как спелые апельсины, пятна, оставляемые лучами, загорались на сводах зданий, а на землю ложились широкими рыжими полосами, путаясь в траве.
Брюс посмотрел на лицо человека с зелеными волосами: оно было спокойным и слегка уставшим. Взгляд Джокера устремился куда-то вдаль, а глаза блестели в свете уходящего солнца. Он вздохнул и, осторожно глянув на Брюса, сказал:
— Ты вроде хотел о чем-то говорить.
Помолчав мгновение, Бэтмен ответил:
— Я не собирался ни о чем говорить, если честно.
Джокер засмеялся, но не безумно, как раньше, а обычным человеческим смехом.
— А выглядел таким грозным, серьезным. Я даже поверил. Забавно...
— Не вижу в этом ничего забавного, — спокойно подметил Брюс.
Джокер только улыбнулся ему, потом посмотрел куда-то вниз, на улицу, и потер руки — скорее всего, ему было холодно.
Брюс не мог не заметить такие резкие перемены в поведении Джокера. Он точно не знал, чем именно вызвано это, хоть и подразумевал, что, вероятно, из-за его маски. Но, даже учитывая такой достаточно бесспорный факт, ему все равно оставалось только догадываться.
В то же время Джокер не мог понять собственные чувства в полной мере. С одной стороны, он считал Бэтмена все таким же врагом, а когда-то — неким сверхсуществом, непобедимым и могущественным, живущим в поднебесье; считал, будто тот карающий ангел или демон преисподней. А с другой, когда Бэтмен снял свою маску, то он словно разрушил ту огромную стену, разделяющую их вселенную на две полусферы, не давая воссоединиться. Когда Брюс снял маску — он как будто стал ближе к нему и из библейского монстра превратился в обычного человека — такого, как и он сам. Джокер чувствовал, что Бэтмен с недосягаемой высоты спустился к нему на землю, словно могучий орел. Он опустился рядом и теперь к нему можно прикоснуться, а не мечтать и фантазировать об этом. Он живой, настоящий и сидит рядом.
— Знаешь, — голос Брюса вырвал Джокера из раздумий, — я почти не сплю в последнее время.
— Я тоже, — усмехнулся тот, кратко поддержав тему.
Брюс не знал, стоит ли ему говорить это, — но все же решился поделиться:
— Мне снится один сон...
— Эротический? — не смог удержаться Джокер — и захихикал.
— Не совсем.
— М-м... Жаль, — захохотал клоун и отвернулся.
— Так вот, — продолжал Брюс, — мне приснился...
— Я! Угадал? — спросил Джокер.
— Угадал, — подтвердил тот — и в этот момент уголки его губ дернулись вверх. Намек на улыбку. Джокер, естественно, заметил. Он самодовольно улыбнулся и развел руки, мол, само собой разумеется.
— А теперь давай подробности, Бэтс, — затараторил он через какое-то время, поерзав на месте. — Не утаи самого интересного.
Он в этот момент выглядел таким обаятельным, что Брюс замолчал и не мог оторвать от него взгляда, из-за чего Джокер смешно фыркнул и помахал рукой перед лицом Уэйна:
— Брюси, ты тут?
Тот, возвращая своему лицу серьезность, сразу пришел в себя.
— Ты какой-то странный, Бэтси.
— Я странный? — спросил Брюс, слегка улыбаясь.
— А ты считаешь иначе? — взмахнул руками Джокер. — Ты ведь такой же... Нет, давай не будем об этом. Лучше расскажи свой сон.
Он хотел вновь, как когда-то недавно, убеждать Бэтмена в его сумасшествии, что тот ничем не отличается от него, Джокера, и других психов — но вовремя остановил себя.
Джокер заболтал ногами, пытаясь так отвлечься. Брюс обратил на это внимание — и, вспомнив об огромной высоте, испугался за глупого клоуна, не заботившегося о своей безопасности.
— Не болтай ногами, — попросил он, положив руку на бедро Джокера, чуть выше колена, сжав ее, пытаясь остановить. Тот резко перестал дергать ногами и уставился на руку, схватившую его. Брюс после секундного колебания сразу отдернулся, пытаясь скрыть свое замешательство. Джокера это откровенно повеселило — он засмеялся практически так же безумно, как делал это на протяжении многих лет знакомства с Бэтменом. Брюсу это не очень понравилось — но он не знал, что сказать. Просмеявшись, Джокер выдохнул, изображая, что вытирает проступившие слезы.
— Не обращай внимания, Бэтс, — махнул он рукой.
Захлебнувшись смехом, Джокер стремился скрыть свое возбуждение. Ему нравилось то, что сейчас происходило, — но демонстрировать это Бэтмену он не хотел, хоть и любил ластиться к нему, наблюдая за реакцией. Особенно ему приходилось по вкусу смущение, скользившее по лицу героя. Это в нем осталось еще со времен их с ним противостояния.
Полностью успокоившись, Джокер, улыбнувшись достаточно доброй улыбкой, посмотрел на Брюса:
— Ну?
Уэйн поначалу не понял, чего тот от него ждет, — но через секунду вспомнил:
— Так... о чем это я.
— О сне, Бэтси, — уточнил Джокер, сочувственно кивая головой, словно врач, выслушивающий своего пациента.
Брюс был рад, что его собеседник решил вернуться к теме их разговора и не стал зацикливаться на этом неловком моменте.
— Мне снился разрушенный Готэм, — начал повествование Брюс, — кругом были развалины, ни одной живой души. Очень тихо, а потому страшно. — Джокер внимательно слушал его: не часто Бэтмен бывает таким разговорчивым. — Во всей этой разрухе, на фоне солнца, я вдруг вижу тебя. Я, конечно, плохо помню, что там было дальше...
— Ну, что ж ты, — шутливо произнес Джокер, будто бранил Брюса за забывчивость.
— Но, — продолжал тот, — я хорошо запомнил, как ты выглядел: ты был весь испачкан в крови; у тебя были красные глаза; ты мне улыбался, но я увидел твои клыки, как у вампира, — и они тоже были все в крови.
Джокер изогнул бровь, изображая удивление, и поинтересовался:
— Кого это я так?
— Это у тебя надо спрашивать.
— Но сон-то твой, — засмеялся Джокер. — Надо было тебе у меня во сне спросить, а сейчас уже поздновато. Слишком, слишком поздно! — театрально изображая печаль, сказал клоун, приложив руку ко лбу, довольно хихикая. Брюс только покачал головой.
— А что было потом? — вновь заговорил Джокер. — Ты разговаривал со мной во сне? А что мы делали там? Давай, Брюси, не стесняйся.
Тот решил опустить момент с поцелуем и поведал лишь один фрагмент из своего сна:
— Мне мало, что запомнилось, — в оправдание произнес Брюс, а Джокер недоверчиво выгнул брови. — Но я неплохо помню, что ты мне сказал тогда.
Тот заинтересованно раскрыл глаза.
— Ты сказал: «Одну звезду видно днем».
Ярко-красные губы растянулись в широчайшую улыбку:
— Что за ребусы я у тебя во сне говорю? Я — Ридллер, по-твоему? Или ты просто по его загадкам соскучился, а?
— Нет, — коротко отозвался Брюс. Спустя какое-то время, проведенное в тишине, Джокер, что-то бормоча смотрел на небо, а Уэйн вдруг сказал:
— Что бы это могло значить?
— Солнце, надо полагать, — ответил Джокер, а Брюс не без удивления посмотрел на него. — Это же единственная звезда, которая «делает» день днем и которую мы можем видеть в дневное время суток. Правда ведь?
Брюс совсем не ожидал такой рассудительности со стороны Джокера, ведь он — и не только он — всегда думал, что тот самый обычный сумасшедший, который не думает о таких вещах — точнее, ни о каких вещах, кроме своего безумия. Да и сам Брюс не верил, что не смог догадаться до такого простого ответа. Возможно, он просто думал, что эти слова содержат какой-то иной, завуалированный смысл, до которого ему следует додуматься самостоятельно. Но как только Джокер ознакомил его со своим вариантом ответа, Брюс пришел к выводу, что ему действительно все это показалось и Джокер во сне имел в виду именно Солнце — и ничего больше.
— Наверное, ты прав, — согласился Уэйн.
— А многие говорят, что это ты — величайший в мире детектив, — довольно заулыбался Джокер. — Бесстыдные врунишки.
Двое — теперь уже не врагов — физически чувствовали перемены в своем общении и в чувствах друг к другу. Брюсу очень нравился спокойный, милый и разумный, а не бешеный во всех смыслах Джокер. А тот никак не мог разобраться в себе самом. Это странно — но Брюс вызывал несколько иные чувства, чем Бэтмен. Джокер ненавидит Темного Рыцаря, боится его и... хочет. Уэйн же — миллиардер, идеальный предмет для издевательств, пример самых алчных и порочных грехов человечества — в частности этого города. Но Брюс совсем не такой. Джокер знает, что он, Бэтмен, — человек, обладающий не только деньгами и властью (ограничивающими его сознание и исключающие все положительные качества, придуманные кем-то так давно, что никто уже и не помнит). Он знает, какая Личность у этого человека, какие моральные качества, поступки и мотивы. Это восхищает и неосознанно вызывает уважение.
— Ну, о чем будем говорить? — спросил Джокер, переводя взгляд с Уэйна на почти спрятавшееся солнце.
— Не знаю. О чем хочешь, — пожал плечами последний.
— Можно сказать, что мы и так уже разговариваем, — воодушевленно произнес Джокер. — Разговор ведь не подразумевает какой-то конкретной темы.
— Но это получается...
— Болтовня? Ха-ха, бессмысленная болтовня... а меня это устраивает.
— Меня не очень.
— О чем же ты хочешь поговорить? Все в твоих руках, Бэтс, тебе стоит только предложить. Можешь, например, спросить у меня чего-нибудь — все, что тебе угодно. Я обещаю быть честным. Правда-правда. У меня настроение какое-то подходящее. — Джокер произносил все с таким энтузиазмом, что это само собой вызывало подозрения: верить ему — еще не вошло в привычку Бэтмена.
— Обещаешь? — спросил он.
— Клянусь своей бабушкой, — улыбнулся Джокер.
Брюс недоверчиво выгнул бровь — но лицо того ничуть не изменилось. Говорил правду Джокер или нет — невозможно догадаться. Бэтмен не стал на этом останавливаться.
— Как тебя зовут? — спросил он — и сразу же послышалось недовольное фырканье Джокера:
— Фу! Что за вопрос?!
— Обычный, — заметил Бэтмен.
— Ты бы еще спросил, — продолжал Джокер, — год рождения, где я учился, что делал — я не хочу об это говорить!
— Почему? — не отставал Брюс.
— Просто не хочу.
— Ты не помнишь своего имени?
Джокер мотнул головой, скривил такую странную мину, как будто ему больно, и отвернулся:
— Я не не помню. Я не хочу помнить.
— У тебя что-то плохое с этим связано?
— Бэтмен! — разозлился Джокер. — Иди ты в пещеру… со своими мышками в прятки играть.
— Ты обещал быть честным со мной, — напомнил Брюс условия беседы, игнорируя злобный тон Джокера.
— Но я же не думал, что ты такие вопросы задавать будешь!
— А что ты хочешь, что бы я у тебя спрашивал? — начинал злиться Бэтмен.
— Не знаю. Чего-нибудь обыденное, бытовое, а не паспортные данные.
Брюс вздохнул, старясь держать себя в руках в отличие от Джокера, и решил не давить.
— Вот какой твой любимый цвет? Этот вопрос мне кажется подходящим для начала, — заявил клоун, сложив руки на груди.
Брюс растерялся от резкой перемены темы. Он хотел было ответить — но запнулся; он не знал, что говорить: никакой отдельный цвет ему не нравился — и всегда, когда ему задавали подобные вопросы, это ставило его в тупик.
— Вот мой любимый цвет — фиолетовый, — спокойным тоном начал Джокер, не дожидаясь ответа. — Ты можешь убедиться в этом, посмотрев на меня.
Брюс воспринял его слова как просьбу и посмотрел на сидевшего рядом мужчину — тот поправлял манжеты пиджака и продолжал говорить:
— Зеленый тоже очень ничего. Но сразу скажу: меня он скорее раздражает. Нет, конечно, он идеально подходит для написания всяких колких фразочек, для зазывания тебя на очередную вечеринку, очаровательных стишков и миленьких стрелочек. А так он ничего собой не представляет, хотя, может, и нет, ха-ха, не знаю. Но с фиолетовым он прекрасно сочетается!
Брюс был очарован спокойным голосом Джокера.
— А тебе какой нравится? — Глаза того сияли не только любопытством, но и чем-то другим. Это не могло не завораживать.
— У меня нет какого-то конкретного любимого цвета, — не смог соврать Брюс. — Каждый из них красив, на мой взгляд. Хотя, конечно, фиолетовый очень красивый.
Взгляд Брюса непроизвольно упал на пиджак Джокера, который был обсуждаемого ими цвета.
— А я еще красный люблю! — сказал тот — и на его лице проявилась безумная многозначительная улыбка. — Ты же понимаешь, о чем я?
— Красный — цвет крови, — произнес Бэтмен.
— Красный — цвет страсти, — возразил Джокер.
Брюс усмехнулся про себя, услышав эти слова. Его враг, естественно, почувствовал это. Он будто читал Бэтмена, как раскрытую книгу, и разглядеть все эмоции, которые чувствует сейчас герой, — не составляет для него труда, особенно когда тот без маски. Джокер в очередной раз ехидно захихикал:
— Какой ты кровожадный, Бэтси. Ладно. Что еще можно спросить?
Брюс не успел ничего предложить, как его перебили:
— Какая твоя любимая книга?
— А твоя — какая? — не удержался Уэйн: он был уверен, что Джокер читал в последний раз только свой очередной приговор.
— Данте, «Божественная комедия», — ответил тот, очень широко улыбаясь; было заметно, что он еле сдерживает себя, чтобы не засмеяться в голос.
Брюс не смог сдержать улыбку, из-за чего та скользнула на его губах:
— А ты что-нибудь запомнил оттуда?
Джокер утвердительно кивнул:
— Нет, — сказал он и захохотал.
Смех был таким заразительным — но Брюс не знал, как себя вести в такой ситуации; его это обескуражило.
— Я только про Ад читал, — наконец просмеявшись, ответил Джокер. — Ничего не понял. Единственное, что я помню, — это как там грешников на сковородках жарили... или в котлах варили. Не знаю, там об этом — буквально — одна строчка написана. Но почему-то запомнилось. И момент, когда маленькие дети умирают от голода вместе с матерью. Не знаю, к чему это было описано. Впрочем, произвело впечатление... хотя, на самом деле, нет! Ха-ха. Ну, а твоя какая любимая книга?
Брюс покачал головой на кратком пересказе Джокером Данте. Но его еще больше возмутило, что он понятия не имеет, как отвечать на этот до смеха простой вопрос.
— Даже не знаю, — заключил он — но потом сразу продолжил говорить, чтобы не выслушивать следующий монолог Джокера: тот уже набрал в легкие воздуха для дальнейшей речи. — Допустим, «Всадник без головы».
Брюс признал, что лукавил, — и это была далеко не самая его любимая книга. Но почему-то вспомнилась только она.
— А-а, — улыбнулся Джокер, — тебе нравится история любви главных героев? Автор там намудрил, конечно, — забыл, как его зовут, — хотя конец получился, прям как в сказке: красивые и добрые герои живут долго и счастливо; в их жизни нет места ни голоду, ни боли, ни смерти; они живут в вечной любви и верности друг к другу и умирают в один день, взявшись за руки.
— Там этого не было написано.
— Но это имелось в виду! В конце, когда читаешь, создается атмосфера теплого летнего денька где-то за городом, в деревне с очаровательными соседями, у которых небрехливая собака. Это, правда, какая-то сказка. В жизни все совсем не так.
— Почему ты так в этом уверен?
— Я же живу. Я вообще-то живой, Бэтси, если ты не заметил. И поверь: я столько всего пережил, что могу смело сказать: нет в жизни настоящего счастья — так же, как нету и горя. Как говорится: если где-то убыло, значит, где-то прибыло. И речь здесь идет вовсе не о деньгах, а о другом. Кому-то может быть весело, пока другим плохо, — и наоборот. Поэтому не получается добиться абсолютного счастья или горя. Вот если всем людям на земле будет плохо в одну и ту же секунду, то только тогда можно будет утверждать, что это самая плохая секунда в жизни. По-настоящему плохая. Сейчас, например, нам с тобой хорошо, правда? А вот у других сейчас умирает кошка — и им совсем не до веселья.
Мудрые слова Джокера необычно сочетались с его мимикой и жестами: на лице постоянно, резко одна яркая эмоция сменялась другой, а руки его беспрерывно двигались: то он подбирал их к груди, то широко размахивал, а иногда двигал так, будто затеял очередное гнусное коварство. Брюс внимательно вслушивался в слова Джокера, пытаясь понять и запомнить их смысл. Он не хотел, чтобы этот момент изгладился из памяти, ведь у них никогда раньше не происходило подобных разговоров, в которых они разговаривали бы на философские темы.
— Поэтому, Бэтс, — заключил Джокер, — у меня никогда не получится заставить этот город погрузиться целиком и полностью в несчастья и боль, потому что мне в это момент будет хорошо! Ха-ха-ха...
Брюс сдвинул брови: ему не понравилось, чем завершил свою точку зрения о Счастье и Несчастье Джокер.
— Так что вот так, — продолжал тот, положив руку на плечо Бэтмена и небрежно облокотившись на него. — Трудно жить, когда ты весь такой правильный. Да, Бэтси? Добродетели плохо уживаются в современном мире.
— Я так не думаю, — заупрямился Бэтмен.
— Ха-ха, какой же ты наивный. Ты бы еще сказал: «Миром правит любовь», «Красота спасет мир», «Сильнее всего на свете дружба».
— Все правильно! — разозлился Темный Рыцарь. Джокер посмеялся еще недолгое время, пока не увидел серьезное лицо и сразу смолк:
— Ладно. Проехали. — Поймав хмурый взгляд Бэтмена, Джокер мило улыбнулся ему. Тот фыркнул, возвращая самообладание.
— О, кстати, на тему книг, — воскликнул через какое-то время клоун и снова начал смеяться, запинаясь почти на каждом слове. — Я тут вспомнил: давно как-то, в библиотеке, я бомбу закладывал, помнишь? Так вот. Иду я, значит, между стеллажами, смотрю на переплеты и читаю про себя. И вот наткнулся я на энциклопедию — но вместо слов: «Обо всём» я читаю: «Обои всем», ха-ха-ха...
У Джокера была настоящая истерика — он упал на спину, схватился за живот, продолжая хохотать. Брюс только через какое-то время понял, что смотрит на него и улыбается, чуть ли не смеясь. Он быстро попытался вернуть себе спокойствие, потому что поразился, насколько необычно ведет себя с этим человеком. Его это серьезно озадачило — но все же совершающееся доставляло большое удовольствие. Удивительно, как его меняют встречи с Джокером.
Тот наконец-то угомонившись, согнулся обратно, утирая проступившие слезы радости и сдерживая смешки. Брюс смотрел на него совсем не так, как до этого, — Джокер, встретившись с ним взглядом, сразу понял, о чем именно Бэтмен думает. Джокер замер, вглядываясь в голубые глаза; он был взволнован и чего-то ждал. Его взгляд опустился на губы Брюса — а потом вернулся к глазам. Тот легко понял немой намек, подавшись вперед. Джокер отшатнулся на пару дюймов — но потом остановился, закрыв глаза, ожидая прикосновения. Брюс аккуратно прижался к нему губами, из-за чего уголки его рта поднялись вверх. Поначалу это напоминало неопытный школьный чмок. После того, как Джокер стал отвечать, происходящее превратилось в красивый французский поцелуй. Брюс, в отличие от Джокера, был более сдержан. Тому становилось жарко.
Ему до неприличия сильно захотелось перебраться на колени к Бэтмену — но, вспомнив, что они сидят не на диване, он расстроено вздохнул, взяв себя в руки. Джокер разорвал поцелуй и сжал пальцы в кулаки, пытаясь усмирить сердцебиение.
— Угомонись, Брюси, — сказал он, перекидывая вину на Бэтмена.
Тому неплохо удавалось сдерживать эмоции: ему это не так сложно делать — но при этом сердце бешено колотилось в груди, разжигая огонь в венах. Джокер смотрел вниз, на дорогу, старясь успокоиться и убедиться, что во рту его больше нет языка Уэйна.
Они смотрели на улицу засыпавшего города. С момента их встречи прошел целый час. Ночь накрыла город черным одеялом, намекая, что пора ложиться спать. Горящие окна говорили всем окружающим, что жильцы еще бодрствуют, а потухшие — о том, что уже поздно и пора немного отдохнуть после тяжелого трудового дня несколько часов. Фонари освещали полупустые проезжие части и малое количество зеленых насаждений, высаженных вдоль дороги.
— Ты все еще злишься на меня? — спросил Джокер, наклоняя голову в сторону Брюса, изображая невинность.
— Да, — коротко, но исчерпывающе ответил Бэтмен.
Джокер дернул бровями и мотнул головой:
— Очень жаль. Ну, может, ты все-таки меня простишь?
— Это ты так прощения просишь? — презрительно глянул Брюс.
— Нет, — усмехнулся Джокер. — Я просто предлагаю тебе меня простить.
— То, что ты сделал, простить невозможно, — твердо произнес Уэйн.
— А если я очень, очень, о-очень сильно извинюсь? — не совсем дружелюбно скалясь, спросил Джокер.
— Это каким образом? — поинтересовался Бэтмен.
— Ну-у, пойдем ко мне. Я покажу. — Сердце Джокера екнуло в груди: он боялся услышать отрицательный ответ. А Брюс, вглядываясь в его игривые и встревоженные глаза, понимал, что сам не против получить извинения в том виде, в котором ему предлагают.
— Пойдем, — согласился Брюс.
Джокер не смог скрыть ликования — он широко — чуть коварно — улыбнулся и подскочил с места.
Никто из них не помнил, каким образом они добрались до его логова. Все их внимание было обращено на предстоящее событие. Брюс не мог спокойно вести машину, потому что его попутчик постоянно льнул к нему, отвлекая от дороги. А когда они оказались на месте, то почти потеряли голову. Конечно, делать это здесь не слишком романтично — но разве это могло волновать кого-то из них?