Ни стыда, ни совести...
Агония. 21 глава
Название: agony
Автор: wbss21
Переводчица: mina_tcepesh
Рейтинг: NC-17
Жанр: преслэш, драма, насилие.
Примечание переводчицы: Предупреждение: mindgames
Предыдущая 20 глава: freaklikme.diary.ru/p218092411.htm
Стоило ему выйти из камеры, как он моментально помчался к монитору системы безопасности. Первое, что он увидел – Джокер моментально поднялся с койки, проковылял к двери и начал придирчиво ее осматривать, явно пытаясь обнаружить слабое место.
Слабого места не было, и Брюс с Альфредом замерли, внимательно следя за происходящим и ожидая момента, когда тот, обнаружив бессмысленность дальнейших поисков, начнет в ярости рвать и метать.
Надо сказать, обнаружил он это быстро. Резко развернулся спиной к двери и начал метаться по комнате, из одного угла в другой, пристально все изучая и задерживаясь меньше минуты, прежде чем сорваться и начать изучать другую точку.
Когда после тщательного осмотра он так и не обнаружил ни в самой комнате, ни на стенах или в углах ничего, что могло бы ему пригодиться, Джокер встал ровно в самой середине, поднял глаза к потолку и медленно начал поворачиваться на 360 градусов.
- На этот раз никаких решеток, Джокер. – Брюс сказал это вслух. Отсюда псих его не должен был услышать.
- Должен сказать, Сэр, вы были довольно предусмотрительны, просчитывая все возможные ходы, которые может предпринять Джокер, и, на мой взгляд, в данном случае удалось полностью устранить все потенциально опасные элементы оборудования, которые способны быть использованными при определенных обстоятельствах в качестве оружия.
Брюс кивнул.
- Ну да, в прошлый раз он ударил меня по голове решеткой, которую свинтил с вентиляционной системы, так что на этот раз подобной ошибки я допустить не могу. До сих пор не представляю, как же он справился?
- Я думаю, Мастер Брюс, что человек, настолько пренебрегающий своим благосостоянием, способен на многое, если не на все, что угодно.
И снова Брюс кивнул.
Пришлось подключить систему вентиляции камеры к той, что не требовала никаких решеток или дополнительной защиты, так что у Джокера не получится добраться до нее, расшатать и использовать в качестве оружия.
Когда Джокер увидел, что на потолке ничего подходящего не наблюдается, он прекратил его изучать и снова начал пристально рассматривать камеру, с какой-то одержимостью начав мерять ее шагами, мечась взад-вперед.
Так продолжалось несколько минут. После этого он рванул к койке, сорвал покрывало, схватился за матрац и попытался его разорвать.
- Надеется, что внутри есть пружины, - прокомментировал Брюс. – Но матрац полностью из пенополиуретана. Да и вручную порвать его кожух невозможно.
Альфред только и кивнул в ответ, продолжая наблюдать за творящейся вакханалией.
Когда попытки искорежить койку ни к чему удобоваримому не привели, Джокер отвернулся от нее и чуть ли не прыжком снова оказался в центре комнаты, упал на колени и охватил руками голову.
А затем начал вопить. Отчаянно и истошно вопить во все горло.читать дальше
- О, Господи… - тихо сказал Альфред. – Он совсем обезумел, верно?
- Он угомонится, когда до него дойдет, что можно сколько угодно устраивать здесь Содом с Гоморрой, и все равно все попытки привлечь к себе внимание будут проигнорированы.
- Разумеется, сэр. Но, а что если он начнет себя увечить? У него есть к этому, так сказать, определенные склонности.
- Если начнет, то я вколю такую дозу успокоительного, что он отключится. И буду так продолжать, пока он четко не усвоит урок, - мрачно ответил Брюс. - Или он будет постоянно находиться в состоянии тупого одурманенного оцепенения от лекарств, либо смирится ради хорошего самочувствия.
- Аха… - кивнул Альфред.
Внезапно псих резко обернулся и посмотрел прямо на них, будто почувствовал посторонний взгляд.
- Он же не видит нас, да? – спросил Альфред, явно нервничая.
- Нет, - ответил Бэтмен, стараясь не показывать, насколько на самом деле его самого эта выходка Джокера застала врасплох. Джокер никак не мог знать, где камера. Особенно учитывая, что вделана она была в стену, а смотровая щель была тщательно замаскирована, да и еще слишком небольшая, чтобы ее можно было заметить, если точно не знаешь, куда именно надо смотреть.
Какое-то время Брюс и Альфред просто сидели в тишине. Они смотрели на Джокера, Джокер, казалось, смотрел на них в ответ.
- Надеюсь, больше возможности сбежать у него не будет, - наконец сказал Альфред, скорее пытаясь сам себя успокоить, чем спрашивая что-то у Брюса.
- Не сбежит, - почти моментально отозвался Брюс. – Эта камера, можно сказать, имеет идеальную защиту. "Защиту от дурака", можно сказать. Он может быть самим воплощением Гудини, и все равно. Из этой камеры попросту нет и не может быть никакого другого выхода.
- Да, Сэр. Я прекрасно все это понимаю. Скорее, я имел в виду, насколько предусмотрен тот вариант, что он прорвется на свободу.
Брюс какое-то время молчал, после чего, в конце концов, покачал головой.
- Нет, - в конце концов, сказал он. – Джокер – великолепный уличный борец. Он знает массу трюков. Но в такой борьбе нет выверенных правил. Структуры. Нет дисциплины. Он не тренирован по-настоящему, тут уж, как ни крути, у него нет навыков. Да, он вполне в состоянии вывести из строя обычного среднего человека, даже превосходящего его по весу и силе, но против кого-то вроде меня у него попросту нет шансов. По крайней мере, врукопашную, без оружия и какого-то внятного преимущества в тактике боя. А в комнате нет абсолютно ничего, что хоть как-то можно использовать как оружие. А мимо меня сюда он не проскочит.
- Хорошо, Сэр, - кивнул ему дворецкий. – И как долго мы собираемся продержать здесь нашего гостя?
Брюс раздраженно фыркнул. Этот вопрос Альфред уже ему задавал, вчера, когда он пришел домой с Джокером, свисавшим у него с плеча. Тогда он замял вопрос, да и сейчас тоже конкретного ответа давать не собирался. Честно говоря – потому что сам не знал.
Дворецкий явно был не в восторге оттого, что он водворил безумца обратно, но, как всегда, дав понять, что он не согласен, все равно был готов помочь и поддержать. Все, что Брюс позволил сделать Альфреду – снять с Джокера обувь с носками и его подтяжки. То, что может быть потенциально использовано в качестве оружия. Да еще попросил подготовить для Джокера койку в камере. Вот и все.
Альфред так и поступил. И заметил, что Джокер без сознания казался совершенно безвредным, даже каким-то хрупким и беспомощным, но стоило ему проснуться, как тот в доли секунды превращался в устрашающее и внушающее какой-то животный первобытный ужас создание.
Брюс мог только про себя добавить – не создание, не человека, а злобную и ядовитую тварь. И только кивнул, молча соглашаясь. Он сам никак не мог к этому привыкнуть.
- Не знаю, - в конце концов, ответил он. – Столько, сколько понадобится.
- Могу я тогда задать вопрос, с чего вы вдруг решили, что сможете исцелить его, Мастер Брюс?
Тот посмотрел на монитор.
Джокер отвернулся, но оставался на том же пятачке, все еще на коленях. Казалось, что сейчас он внимательно изучал пол.
Брюс не рассказал Альфреду о записях с камер наблюдения, которые он обнаружил, только показал сами коробки. И точно не мог даже сказать, почему. И все равно он внутри ощущал, что он прав. Словно все остальные, кто что-то знали о Джокере, были не правы.
Он знал, что это было абсурдным чувством.
- Я кое-что нашел, Альфред, – в конце концов выдохнул он, отвернувшись от экранов и переведя внимание на старика. – Записи. Сессии, сделанные во время исследований. Его записи. – Он кивнул головой в сторону мониторов. – Когда он был еще мальчишкой. Лет шестнадцати, не больше. Он держался в заточении каким-то сумасшедшим доктором, который ставил над ним эксперименты. – Он покачал головой. – Совершенно зверские эксперименты. Даже мне с трудом удалось все это досмотреть до конца. То, что они с ним творили… - Он замолчал, уставившись в пустоту.
Альфред серьезно посмотрел на него.
- Это причина того, что вы поехали в прошлом месяце в Вашингтон, Сэр? - спросил он, хотя в душе он уже знал ответ.
Брюс кивнул.
- Прости, что не сказал тебе сразу, - сказал он. – Я так много узнал о нем. Куда больше, чем за все эти годы, с нашей первой встречи. – Он опустил взгляд. – Его настоящее имя Антон.
Альфред застыл.
- Правда? – выдавил он.
Брюс кивнул.
- Не знаю, сколько ему на самом деле было, когда все это произошло, но его родители погибли в автокатастрофе, и с того момента его перекидывали из одного приюта в другой. Не знаю, как он там жил, но догадываюсь. Ты знаешь, какова репутация у приютов Готэма. Очень плохая. Сейчас там плохо. После всех громких и освященных в прессе разбирательств по поводу коррупции и злоупотреблений со стороны персонала. А лет двадцать, двадцать пять тому назад, когда Джокер был там, может даже лет тридцать назад, в зависимости от того, когда именно его родители были убиты, там было куда как хуже.
- Там не сохранились о нем какие-либо данные? – сразу же спросил Альфред наиболее очевидную вещь.
Брюс покачал головой.
- Нет, - ответил он. – И это как раз странно. Тогда ему было около восьми лет, когда они, наконец, заметили, что у него совершенно особый склад мышления. Знаешь ту "теорию", которую вначале выдвигала доктор Квинзель? "Сверх-нормальность", вот как она это сформулировала.
Альфред кивнул.
- Да, конечно, Сэр.
- Это не следствие его падения в чан с химикатами, Альфред. У него с детства был такой склад мышления. И когда правительство это выяснило, то вмешались.
- О, понимаю.
Детектив кивнул.
- Они забрали его из того приюта, где он в тот момент прибывал, перевезли в округ Колумбия и начали использовать для расследования дел, связанных с терроризмом. И подобных случаев.
- Восьмилетнего мальчика! – Альфред был поражен.
- Ну да. Они сажали его с ними в комнату для допросов, говорили, что они должны были разговаривать с ним, о чем сами захотят. Ничего конкретного. Так они думали, будто общаются просто с каким-то обычным мальчишкой. Но Джокер был супер-восприимчив. Это был его дар. И это только часть того, что сделало его настолько опасным. С того момента, как я его знал, и определенно с самого детства, он мог проникать в суть вещей. Просто исходя из того, как ты говорил, какие у тебя жесты, манеры, как ты себя держал, даже исходя из того, что именно на тебе надето, он мог дать тебе четкую характеристику. Раскрыть вещи, которые никто другой, основываясь на такой маленькой толике информации, сказать не мог. Так что, только общаясь с этими людьми, просто разговаривая, он часто мог раскрыть их мотивы. Даже докопаться до их планов, упоминали ли они их в разговоре или нет, просто по оговоркам, по темам, что именно они поднимали в разговоре, как именно они об этом говорили, и так далее и тому подобное. Самое простое для него было определить, лгали ли они или говорили правду. Даже насколько они были склонны к тому или другому. Это одна из причин, ну, кроме того факта, что он так часто сбегал из заточения, почему психиатры из Аркхэма так и не могли его излечить. Он всегда сворачивал предмет сессии к ним. Всегда. Не они его изучали, а он их подвергал психоанализу. А Джокер – последний человек, кого вы хотели бы видеть из тех, кто копается в вашей голове. Он прямо создан именно для этого, это его дар, и он настолько легко способен докопаться до самых сокровенных секретов, желаний, надежд, мечтаний, страхов и ночных кошмаров. Он же до самоубийств людей доводил, Бога ради! Просто разговаривая с ними. Других заключенных, докторов, медсестер, ординаторов. Сам знаешь. – Он покачал головой, стряхивая волну отвращения от воспоминания обо всех инцидентов, о которых он слышал. Он однажды даже сам видел подобное.
- Впрочем, вернемся к теме нашего разговора, они держали его в изоляции. Ему не позволялся контакт ни с кем, за исключением персонала места, где он жил. Не позволялось выходить за его пределы. Даже в сопровождении не позволялось покидать того места, где содержали. Они стерли все записи о его существовании, потому что не хотели, чтобы он достался кому-то еще. И, как и следовало ожидать, со временем он от этого устал, начал сопротивляться, у него появились собственные запросы, и, когда их отклоняли, он прекратил с ними сотрудничать. Ну, по крайней мере, пытался. Они начали его наказывать, силой заставить с ними работать. В конце концов, он ухитрился от них сбежать, жил в Вашингтоне на улицах, как бродяжка. Прибился к местной банде. Просто группа пацанов, которые вытрясали наличность у случайных прохожих. Самое плохое, что он тогда делал, судя по тому, что мне сообщил один из людей, с которыми я говорил, - грабил дома в самой убогой части города. Но никакой склонности к насилию… Он сказал… - Брюс чуть ли не засмеялся от изумления, - человек, с которым я разговаривал, сказал, что Джокер был самым милым ребенком, которого он когда-либо знал. Что он даже не хотел им помогать кого-либо грабить.
Альфред смотрел на него в изумлении.
- Мне тяжело в это поверить, Мастер Брюс. Уж простите.
Брюс покачал головой.
- Нет, поверь мне, я сам с трудом в это верю. Но этот человек, ему абсолютно не было никакой необходимости мне в этом лгать. Он не знал, что мальчик, о котором мы с ним разговаривали, стал Джокером. Некто об этом не знал, только мы. Этот человек сказал, что Джокер сам выучился фокусам у одного из пацанов в банде, который этим увлекался, и стоял на углу улицы, показывая магическое шоу.
- Это весьма интригующе. Думаю, что это объясняет его навыки в фокусах.
Брюс кивнул.
- Так что же случилось, что заставило его стать таким… ну, так сказать, склонным к криминальной активности?
- Округ Вашингтона второй по количеству совершаемых преступлений после Готэма, - ответил Брюс. – Тот человек сказал, что Джокер был очень маленьким, таким маленьким, что ему тяжело было позаботиться о себе. Так что он был легкой добычей для других банд, похожих на те, кто его подобрал. Однажды, как он рассказывал, он даже стал их целью. Он сказал, что группа из трех бандитов сильно его избила, когда он был сам по себе. Он сказал, что его друзья не хотели, чтобы он после этого куда-то ходил без сопровождения, без них, но он протестовал, говорил, что тогда не сможет приносить им деньги, если кто-то будет ошиваться поблизости на стреме. Сказал, что люди тогда начнут думать, что это ловушка. Так что они позволили ему ходить на промысел самостоятельно. И однажды он просто исчез, и они все думали, что, в конце концов, его похитили, и, скорее всего, убили кто-то из банд – конкурентов.
- Я предполагаю, что вы докопались до истины и узнали, что именно с ним тогда произошло? – спросил Альфред.
- Да. – Ответил Брюс. – Его и вправду похитили. Но не одна из банд. Это был тот самый доктор, о пленках которого я тебе рассказывал. Он следил за Джокером годами. Все о нем узнал. Его историю. О том, как он жил в приютах и у правительства, а затем – на улицах. По какой-то причине он поджидал, пока тот не станет подростком, и только после этого забрал его.
- И с какой целью он его содержал, можно Вас спросить? – прервал его Альфред.
- Этот человек был абсолютно безумен, Альфред, - серьезно сказал Брюс. – Он заявил, что хочет изучить разум Джокера, чтобы потом иметь возможность повторить подобный. И его исследования включали такие, что больше походили на пытки.
- Могу я спросить, какого типа пыткам подвергался Джокер?
Бэтмен покачал головой.
- Всем. Электрошок. Разным видам электрошока. Всевозможные психологические пытки. Предположительно, они пытались измерить уровень стресса, какой он способен выдержать, какой ответ будет на разную степень воздействия, точки слома, и тому подобное, измерить волны его мозгового излучения, какие химические соединения вырабатываются в различных обстоятельствах и ситуациях, все такого плана. Доктор специально постоянно разговаривал с ним, издевался над ним, выговаривал, унижал. Они вкалывали ему разные наркотики и сыворотки, измеряли, как его организм справляется с их воздействием. Я даже не знаю, что это были за составы, но большинство из них очень плохо на него влияли, он очень плохо на них реагировал, болезненно, либо ему было плохо, либо он бился в конвульсиях. Какие-то вызывали у него галлюцинации, вгоняли в приступы паранойи. И, конечно же, были и физические издевательства. У доктора было двое подчиненных в его "команде", громилы, которые жестоко избивали Джокера, когда он время от времени отказывался с ними сотрудничать. А иногда вообще без причины. Просто ради развлечения.
- Вы уверены, что тот молодой человек, записи которого вы видели, тот же человек, что и тот, что сейчас заперт в этой самой камере? – вклинился Альфред, недоверчиво переспрашивая. – Как мне кажется, Джокер никогда не позволил бы никому так над собой издеваться.
- Я понимаю, что в это трудно поверить, но что-то подобное случилось с ним как раз, когда Квинси Шарп и его охрана в последний раз держали его в Аркхэме. Джокер – пугающая личность. Но и он может быть уязвим. Что куда важнее, если бы ты видел эти записи, Альфред, ты понял бы, что мальчик там – это не та же личность, что и Джокер. Больше – нет. Он был просто мальчишка, абсолютно невинный, испуганный, не понимающий, что и почему с ним происходит. Он ни в чем не напоминает человека, которого ты встретил. В нем нет ни его самоуверенности, ни злобы. И от боли, что своей, что чужой, он тогда страдал, а не наслаждался, как сейчас. Он абсолютно не похож на него, за исключением телосложения, внешности и способностей. И голос почти такой же. А все остальное – будто от другого человека.
- Понимаю, - сказал Альфред.
- И это только то, что я видел на пленке, Альфред. Там, на той заброшенной фабрике Джокер начал делать такое… Такое, что я думаю… Думаю, что его также подвергали сексуальному насилию.
Брови Альфреда поползли вверх. На лице отразился шок.
- Он был в заключение около года. Пока не сбежал. А большая часть этого времени никак не задокументирована.
- А сам Джокер все это знает?
Бэтмен покачал головой.
- Нет. Он ничего не помнит. Пока в сознании – не помнит. Но у него периодически бывают флэшбеки. Периоды, когда его текущее сознание полностью пропадает, и он возвращается к своей старой личности, становится Антоном, и в этот момент он думает, что все еще в лаборатории. Все там, похоронено в глубине его сознания. Но когда эти приступы затихают, он опять ничего не помнит. Его подсознание прочно блокирует даже малейшие вспышки памяти.
- Я полагаю, именно такой приступ у него и был, когда он сделал то, что заставило вас думать о возможности совершения над ним сексуального насилия?
Брюс кивнул.
- И, прошу прощения, что настаиваю, но не могли бы вы меня просветить, Мастер Брюс, что же именно он начал делать?
- Я тогда.. Я старался ему помочь, сказать, что я не собираюсь причинять ему боль, а он все пытался отползти от меня, закрыться, и все умолял, чтобы я "не делал этого". Я спросил, о чем это он, а он начал заполошено оглядываться, как будто выискивал глазами еще кого-то в комнате. А когда я продолжил приближаться к нему, пытаясь показать, что не собираюсь ничего с ним делать, он внезапно начал… раздеваться, и при этом бормотал что-то вроде что он, мол, вполне может все сделать сам, и мне не надо приказывать другим, чтобы "они" ему помогали.
- О, Боже… - ахнул Альфред. – Как я понимаю, вас он не узнал.
- Нет. – Брюс покачал головой. – Он думал, что я тот самый доктор с записей.
- И что вы сделали?
- Схватил его за руки и приказал остановиться.
- А он что сделал? Он очнулся?
Брюс покачал головой.
- Он обмяк и начал прятать глаза. Он был напуган. До смерти напуган. Когда он прежний, когда он Джокер, он вообще ничего не боится. Настолько, что это даже опасно для его жизни. Ну а меня-то уж тем более.
- Как это ужасно, - сказал Альфред, переведя взгляд на мониторы. – Я почти что чувствую к нему сочувствие.
- Ну, его жизнь легкой не назовешь, - пожал плечами Брюс. – Но это не оправдывает его. Ни то, кем он стал, ни вещи, которые творит. Но только подтверждает, что ему в самом деле нужна помощь.
- Ну, предполагаю, что, учитывая все вышесказанное, было бы странно, если бы под конец он не стал тем, кем он стал, - задумчиво пробормотал Альфред.
Брюс замолчал, вспоминая, как тогда, распиная собой Джокера там, на фабрике, орал на него, кричал, что тот слабак, если позволил себе превратиться в такую тварь и потерять свою человечность. А сейчас, здесь, прямо перед ним Альфред, доверенный и верный друг от души говорил прямо противоположное.
Он не знал, что ему на это ответить. И поэтому он попросту промолчал.
- Если я помогу ему вспомнить, то, может быть, мне удастся помочь ему восстановиться. А может, и заполнить оставшиеся пробелы в его биографии и лучше понять, как он стал тем, кем стал. Потому что после того, как он сбежал от доктора, я больше не нашел практически никакой более-менее достоверной информации. Я ведь даже до сих пор не знаю, как он оказался в банде Красного Колпака.
- Позвольте мне предостеречь вас, Сэр, - перебил его Альфред. – Хотя вы великолепный эксперт в целом ряду областей, причем в ряде случаев показываете совершенно экстраординарную одаренность, я, ни в коей мере не желая приуменьшать ваши таланты, должен все же заметить, что психиатрия - не ваше поле деятельности. Надо сказать, что в данном случае мы имеем дело с крайне деликатной ситуацией. Джокер – абсолютно очевидно и общепризнанно – является крайне проблемной фигурой, и любой намек на его психическое нездоровье, или даже фраза, которую он найдет хоть в какой-то мере оскорбляющей и обвиняющей в умственной неполноценности, может привести к прямо противоположным ожидаемым вами результатам.
- Все я прекрасно понимаю, Альфред, – раздраженно заметил Бэтмен. – Не надо мне в очередной раз говорить, чтобы я был осторожен.
- Я только говорю, что Вам следует трезво подходить к оценке своих возможностей.
Брюс тяжело выдохнул.
- У меня нет времени с тобой пререкаться. У меня еще разговор с Гордоном.
- А вы собираетесь ему предложить свою активную помощь в поиске и поимке Джокера? – ядовито заметил Альфред.
Бэтмен встал и так резко повернулся, что плащ метнулся у него за спиной темным крылом.
- Вернусь через несколько часов, - отрезал он. – Что бы ни происходило, не подходи к камере Джокера. Тем более – не открывай дверь. Честно говоря, я бы предпочел, чтобы ты покинул усадьбу вместе со мной.
- Но, Сэр, вы же сами сказали, что камера практически неприступна, - указал Альфред.
- Я знаю, что я сказал. Но лучше перестраховаться, чем потом жалеть.
- Понимаю, Мастер Брюс. Но, если уж дело в этом, то я предпочту остаться.
- Хорошо. Но держись от камеры подальше.
- Как пожелаете, Сэр.
Надо сказать, что Альфред был, мягко говоря, весьма не в духе, когда Брюс буквально вихрем вылетел из пещеры, оставив дворецкого в одиночестве. По его мнению, Брюс вел себя крайне опрометчиво и принимал такие важные решения сгоряча и необдуманно, что было для него нехарактерно. Похоже, его вел не разум, а чувства.
Он покачал головой и перевел взгляд на мозаику мониторов, на которых была выведена трансляция с камер наблюдения. Вскоре он обнаружил, что уже какое-то время как завороженный смотрит на человека в камере.
Джокер уже успел перебраться на свою койку и теперь сидел на ней, сложив ноги по-турецки. Альфред раздумывал, примерял на этого человека то, о чем ему только что рассказывал Мастер Брюс, и никак не мог совместить у себя в сознании две столь противоположные картины. Ну не как не мог быть вот этот лунатик, с которым ему недавно пришлось сталкиваться нос к носу тем, о ком рассказывал Брюс. Да он даже не мог вообразить, что тот когда-то вообще мог быть ребенком. Мучимым ребенком, которого травили и над которым издевались – нет, такое просто не складывалось.
Он лишь надеялся, что Брюс прав, и что та информация, которую он добыл и на которой теперь и строил этот песочный замок, была настоящей. Что это не наживка, часть хитрой многоходовки, задуманной маньяком. А тот ведь вполне мог задумать что-то подобное, и сбрасывать такой поворот событий со счета Альфред был не намерен. Он видел, на что способен Джокер, и недооценивать его способность к манипуляции самыми благородными порывами в свою пользу было нельзя.
- Что ты творишь с моим сыном? – срывающимся голосом сказал он вслух, всматриваясь в экран.
И, будто отвечая ему, Джокер начал говорить?
- Бэтси тут? Или побежал, плащ назад, исполнять свой гражданский долг?
Альфред замер, ошарашенно глядя на экран.
- Ну, думаю, так или иначе я скоро об этом узнаю,- продолжил Джокер, глядя прямо перед собой. – Не сомневаюсь, он ворвется сюда, собираясь стереть меня в порошок, если узнает, что я говорю с тобой. – Он замолчал. – Ну, разумеется, если ты меня слушаешь, Альфред.
Альфред почувствовал, как ему свело грудь от приступа тревоги, тело напряглось. Он слегка подался назад, быстро кинув взгляд за спину, туда, где была дверь, ведущая в камеру, а затем снова, как зачарованный, уставился в монитор.
- Я вполне могу беседовать сам с собой, - снова заговорил Джокер. – Но, хей! Я же сумасшедший, верно? – Он рассмеялся. – Так что такие штуки я и должен выкидывать постоянно. Можно сказать, именно этого от меня и ожидает честная публика, точно? Ну, если я достаточно хорошо тебя знаю, Альфи, - а я знаю, уж поверь, - ты сейчас мучаешься вопросом, что же такого случилось с нашим малышом Брюси? Думаешь и думаешь, с чего это он вдруг решил притащить меня сюда? Ищешь причину, не сомневаешься, что она есть. И ты прав, старичок. Твой мальчик, уж прости, но я это тебе скажу, правда, прости, но ему нужна очень серьезная профессиональная помощь. Он бредит. И это не форма речи, а, можно сказать, диагноз. И ты всегда знал, что это в нем есть. Он постоянно сдерживает свои так не приветствуемые приличным обществом природные склонности, которым отдается каждую ночь… там, на улицах Готэма, преследуя так называемых преступных элементов. Выпускает свою ярость, неуверенность, тревогу, гнев, ненависть и срывает все это на тех, кто, по его мнению, этого заслуживают. И от этого он чувствует облегчение. Видишь ли, наш мальчик втайне ненавидит себя за это. Он думает, что это неправильно. Для него единственный выход – найти такое обоснование, которое другие сочтут приемлемым. Даже вызывающим уважение. Ох, ты бы его видел, Альфи! Сколько удовольствия он получает от того, что творит! Особенно когда со смаком причиняет кому-то боль. Он так привередливо выбирает того, на кого нападет. Отбросы общества. Невезучие бедолаги, к которым люди относятся с ледяным брезгливым отвращением. Вот таким вот образом его в результате носят на руках, а не клеймят уродом и садистом. Наш Бэтс очень-очень умен. Он обвел их вокруг пальца, да и тебя тоже, так страстно убеждая, что, мол, делает все только для, ради и во имя того, чтобы восторжествовала справедливость. Не дать больше никогда и ни с кем свершиться той трагедии, что произошла в тупике с восьмилетним мальчиком. Но нет… нет… причина-то не в этом. Но он так страстно себя в этом убеждал, что, в конце концов, даже сам в это поверил. Как я и говорил, наш мальчик склонен к бреду. А на самом деле – он попросту любит причинять боль. Вот так просто. Унижать и доминировать. Чувствовать вот эту самую эйфорию, которая кружит голову и обжигает вены, когда знаешь, что ты – самый могучий, круче всех, самый сильный, самый быстрый, самый умный. Ох-ох-ох, Альфи… Я знаю, как тяжело тебе все это слышать. Несомненно, сейчас ты стараешься уговорить себя, что это все не правда! Что все это – всего лишь болтовня психопата-дегенерата, который пытается тобой манипулировать и заманивает в очередную игру. Очень жаль, но – нет. Я абсолютно серьезен. Хочешь узнать, как я узнал этот глубинный тайный секрет, который дражайший Брюси прячет за семью замками? Ну, я расскажу. Когда ты столько раз дрался с этим парнишкой, как я, все становится болезненно очевидным, прости за каламбур. Хотя я на самом деле все увидел с нашей первой встречи. А дальше – только находил подтверждения.
Он засмеялся.
- Видишь ли, он продолжает бить. Снова и снова. Даже когда ты совершенно точно уже без сил и не способен дать сдачи. Даже когда практически без сознания, он продолжает колотить. Тебя. Со. Смаком. Ну, а если ты при этом еще и способен еще смотреть, то достаточно вглядеться в его глаза и увидеть этот прищур, этот взгляд, то, как уголки его губ приподнимаются, и он начинает едва заметно усмехаться. Он любит это. Нет, я не против. Как ты знаешь, я мазохист, да и подобные же удовольствия мне самому не чужды. Но вот что для меня просто сногсшибательно в нем, так это как отчаянно он все это отрицает. Меня просто сносит, честное слово. А на свете осталось совсем немного вещей, которые меня вообще хоть как-то задевают.
И снова он засмеялся.
Внезапно он встал и начал мерять шагами комнату, ожесточенно жестикулируя при этом.
- Как же он не понимает! – его голос начинает звучать все громче, и внезапно в нем слышна злость. – Я же хочу ему помочь! Он же полностью слеп! Он думает, что я хочу ему навредить! Что я хочу отнять все самое дорогое, что есть в его жизни! Идиот чертов! Я не этого хочу! Хотел бы… - Он замер, потряс головой и скривился. – Хотел бы… Знаешь, я ведь способен на куда как более жуткие вещи, чем он даже представить себе может. Он и не представляет, до какого белого каления я при желании способен его довести. Я могу да так его взвести, что он убьет меня в ту же секунду, даже не задумываясь. И все эти воображаемые стены, которые он вокруг себя нагородил, разлетятся в пыль за доли секунды. Хех, а он-то думает, что дело в его железобетонной силе воли, которая каждый раз спасает его от так называемого "падения". И сдерживаюсь я потому, что знаю – он еще не готов. Не готов принять, что он способен ровно на то же, на что способен и я, и его природа точно такова же, как и моя. Если я сейчас слишком сильно на него надавлю, то он способен покончить с собой. Имеет ли это для него или меня смысл? Нет! Только все испортит, вот так-то. – Он всплеснул руками. – Все, что я когда-либо делал – так это пытался ему примерно показать, насколько все это тщета и суета. Ничего, вообще ничего не имеет какого-то смысла, за который следует цепляться. Ничего в этой жалкой вселенной. Ничто не является плохим. И он такой всегда мрачный именно поэтому, он уже это знает, там, в глубине души, но он не принимает этого! Борется с этим осознанием всеми фибрами своего существа. Но невозможно противостоять истине. Пока он не выучит этот урок, ему никогда не стать счастливым. Я всего лишь хочу… - он замер, прислонился к стене. – Я всего-то хочу, чтобы он стал счастлив.
И после этого он замолчал. Как отрезало, он постепенно сполз по стене, пока не уселся на пол, и больше ничего не говорил.
Альфред резко втянул воздух. Все, что заявлял этот лунатик – попросту не укладывалось у него в голове! Да и само то, что он с ним разговаривал! Именно с ним, обращаясь к нему конкретно. Да еще и то, что он наговорил. Альфред знал, что Мастер Брюс будет крайне разгневан, и никогда не одобрил бы то, что он собирался сделать, но с другой стороны, он не мог попросту сидеть вот так вот и позволять маньяку поливать его грязью.
Выдохнув, он потянулся к клавише интеркома и нажал ее.
- Прошу прощения, молодой человек, - резко начал он, - но я не могу просто сидеть и слушать, пока вы поливаете грязью Мастера Брюса. Вы не знаете его так глубоко, как сами думаете, и уж тем более не так, как я знаю его. Я знал семью Уэйнов раньше, чем вы появились на свет, а Брюса я знаю с рождения, куда как раньше, чем он стал Бэтменом или даже хотя бы стал задумываться о чем-то подобном. Так что это куда как дольше, чем вы его знаете. И должен Вам сказать – вы однозначно ошибаетесь. Он хороший и достойный человек. Настолько добрый и склонный к самопожертвованию ради счастья других, что даже взял на себя обязанность протянуть вам руку помощи. А, надо сказать, такое подлое и мерзкое создание, как вы, у любого вызовет только отвращение. Но Мастер Брюс пожалел вас, и, не смотря на мое неодобрение такого образа действий, доставил сюда, вместо того, чтобы бросить гнить в Аркхэме. Потому что надеется, что сможет вас вылечить. Но, на мой взгляд, в данном случае он переоценил свои возможности. Для меня вы абсолютно и безнадежно неисправимы, просто исходящий злобой подлец.
Джокер сел прямее, с явным изумлением вслушиваясь в речь Альфреда, и к концу тому даже начало казаться, что он с успехом разбил в пух и прах прочувственную Джокерову диатрибу. Но надежды рухнули, когда, спустя несколько секунд напряженной тишины, маньяк разразился истеричным хохотом. Он запрокинул голову, снова и снова заходясь и раскатах хохота.
- О…. Это было просто шикарно! – он прямо заходился в восторге. – Просто даже настолько хорошо, что аж чересчур! Понятно же, что он тебя надул как миленького. Ты, ах… ты же на самом деле веришь всей этой чуши, которую он тебе скармливает, что, мол, он хочет меня излечить! Ох… Хи-хи … Это же просто цирк! Ну, правда ведь… - Он сморгнул, поднял руку и стер слезинку, скатившуюся из уголка глаза от смеха. – Старый дурачина! Ну не тупи ты так! Это же всего лишь еще один предлог! Он притащил меня сюда потому, что хочет, чтобы я был здесь. Рядом с ним. Понимает он сам это или нет, но все это потому, что я – единственный человек в мире, который его понимает! Совершенно явно, что такой человек – не ты! Сухарь бесчувственный. Вечно подчеркнуто весь такой правильный! Отстраненный и сдержанный! Идеальный образец джентльмена для джентльмена! – Он резко и злобно засмеялся. – Никого тебе этим не обмануть, Альфи, и уж меня-то тем более! Знаю я людей твоего типа, и великолепно. Ну, давай… Тебе же всегда были невыносимо тесны границы, в которые тебя загоняла культурная традиция, которой ты изволил делать вид, будто принадлежишь. И, разумеется, тебе так хотелось вырваться за эти красные флажки. Найти отдушину. Тебе хотелось приключений, острых и невозможных переживаний, всего того, что для тебя было под запретом. Готов поспорить, ты в тайне мечтал о карьере актера, а? Стоять на сцене, купаясь во славе и восхищении ревущей от слез и смеха толпы… Но, бедняжка, у тебя не было того единственного необходимого, без чего успех был невозможен, правда? И ты об этом догадывался, а? Нет. Ты это знал. Я говорю о таланте, Альфи! У тебя не было таланта. И ты ведь какое-то время честно пытался, да? Но, увы и ах, быстро сообразил, что этот путь для тебя – дорога в никуда. Так что ты забросил это дело. Мудрый выбор. Но ведь все равно тебя грызла изнутри эта жажда. Как же тебе хотелось вдохнуть полной грудью дух приключений! Ты мечтал об этом. Прочь, прочь из этой унылой обыденности, серого скучного существования, бесконечного дня сурка, в котором ты рос с самого детства, наследуя длинной линии потомственных дворецких. И ты сбежал. Ты сделал то же, что и многие другие подобные тебе юноши, оказавшиеся в сходных условиях. Молодой, зеленый и дерзкий, ты отправился служить в армию. Правильно? – Он засмеялся. – Ты поступил в королевскую гвардию, Альфи? Ну, как полагаю, кое-что, в конце концов, произошло, и тебя внезапно осенило, что там жизнь не сплошной праздник, хммм? Думаю… думаю…. Тебя послали на задание. Ты впервые оказался на настоящей войне и увидел все эти ее пресловутые ужасы воочию. И вот тогда ты бежал, обратно, к той жизни, которую так хорошо знал. Услужливость, подчинение и контроль. Тогда ты решил, что это единственный правильный для тебя способ существования. Здравое и взвешенное мудрое решение. Способ противостоять хаосу, который руководит мотивами всех остальных людей. И еще – что с этого момента решил, что ты приложишь все свои усилия, но никогда не будешь вести себя вульгарно и недостойно, никогда не позволишь себе поддаться этим примитивным тягам и порывам, которые управляют жизнью всех остальных… и которые так разрывали тебя самого на части изнутри. – Он захихикал. – Ох, но Альфи, дражайший мой Альфи, пойми, нельзя полностью подавить то, что является твоей природой. Тебя ведь все равно тянуло на приключения, верно? Правильная, предсказуемая и полностью контролируемая жизнь становилась для тебя все невыносимее. И ты мучительно искал выход, даже сам в этом не признаваясь? Готов поспорить, ты начал жадно глотать книги. Любишь детективы, а? Истории с расследованиями и загадками? И у тебя аж мурашки по коже от возбуждения бегут, когда тебе приходится помогать в расследовании очередного дела нашего дражайшего темного рыцаря, а? Высказывать, выдержав драматичную паузу, свое дражайшее мнение, помогать раскусить дело, обронив в нужный момент тот самый намек… хехех. Но я знаю секрет, Альфи. Там, в глубине, под этой непробиваемой преданностью, которую ты так гордо демонстрируешь своему хозяину, окружая своей рьяной заботой и поддерживая все действия, там, под всем этим таким драматичным фасадом, ты завидуешь.
Ты отчаянно завидуешь той жизни, которой он живет, которую ты, без сомнения, романтизируешь и приукрашиваешь в своих фантазиях. О, эти великие жертвы и ежедневные подвиги, совершаемые на городских улицах, им, живущим жизнью супергероя. И ведь вот это вот и есть чуть ли не главная причина твоей такой слепой безоглядной преданности своему хозяину и его делу, верно? Ты чувствуешь вину, испытывая подобные чувства, затаивая такие мысли, вот и стараешься хоть как-то ее загладить, выступая во всех случаях на его стороне, поддерживая, даже когда не одобряешь решений. Но стоит ему тебя отодвинуть на второй план ради твоей же защиты, как внутри у тебя моментально поднимается обида. Еще бы, ведь это – инстинктивное действие сильного, защищающего слабого. И никогда ты не чувствуешь себя настолько слабым, как в эти минуты. Я видел эту обиду, яснее ясного, когда он оттянул тебя прочь от меня и загородил собой. Ох, бедненький, бедненький Альфи! Как же беспросветна и мучительна твоя жизнь! Как томительна вечно гложущая неудовлетворенность.
В комнате было тихо. Через интерком ничего не доносилось. Ни единого звука.
Джокер терпеливо ждал. Ждал. Продолжал ждать. И, наконец, дождался. Щелчок, с которым линия отключилась. И Джокер зашелся в воющем смехе.
- Ох, Альфи-Альфи! – чуть ли не взвизгнул он, - Разве Бэтси тебя не предупреждал? Что тебе никогда и ни при каких обстоятельствах не следует со мной разговаривать?!
Название: agony
Автор: wbss21
Переводчица: mina_tcepesh
Рейтинг: NC-17
Жанр: преслэш, драма, насилие.
Примечание переводчицы: Предупреждение: mindgames
Предыдущая 20 глава: freaklikme.diary.ru/p218092411.htm
Стоило ему выйти из камеры, как он моментально помчался к монитору системы безопасности. Первое, что он увидел – Джокер моментально поднялся с койки, проковылял к двери и начал придирчиво ее осматривать, явно пытаясь обнаружить слабое место.
Слабого места не было, и Брюс с Альфредом замерли, внимательно следя за происходящим и ожидая момента, когда тот, обнаружив бессмысленность дальнейших поисков, начнет в ярости рвать и метать.
Надо сказать, обнаружил он это быстро. Резко развернулся спиной к двери и начал метаться по комнате, из одного угла в другой, пристально все изучая и задерживаясь меньше минуты, прежде чем сорваться и начать изучать другую точку.
Когда после тщательного осмотра он так и не обнаружил ни в самой комнате, ни на стенах или в углах ничего, что могло бы ему пригодиться, Джокер встал ровно в самой середине, поднял глаза к потолку и медленно начал поворачиваться на 360 градусов.
- На этот раз никаких решеток, Джокер. – Брюс сказал это вслух. Отсюда псих его не должен был услышать.
- Должен сказать, Сэр, вы были довольно предусмотрительны, просчитывая все возможные ходы, которые может предпринять Джокер, и, на мой взгляд, в данном случае удалось полностью устранить все потенциально опасные элементы оборудования, которые способны быть использованными при определенных обстоятельствах в качестве оружия.
Брюс кивнул.
- Ну да, в прошлый раз он ударил меня по голове решеткой, которую свинтил с вентиляционной системы, так что на этот раз подобной ошибки я допустить не могу. До сих пор не представляю, как же он справился?
- Я думаю, Мастер Брюс, что человек, настолько пренебрегающий своим благосостоянием, способен на многое, если не на все, что угодно.
И снова Брюс кивнул.
Пришлось подключить систему вентиляции камеры к той, что не требовала никаких решеток или дополнительной защиты, так что у Джокера не получится добраться до нее, расшатать и использовать в качестве оружия.
Когда Джокер увидел, что на потолке ничего подходящего не наблюдается, он прекратил его изучать и снова начал пристально рассматривать камеру, с какой-то одержимостью начав мерять ее шагами, мечась взад-вперед.
Так продолжалось несколько минут. После этого он рванул к койке, сорвал покрывало, схватился за матрац и попытался его разорвать.
- Надеется, что внутри есть пружины, - прокомментировал Брюс. – Но матрац полностью из пенополиуретана. Да и вручную порвать его кожух невозможно.
Альфред только и кивнул в ответ, продолжая наблюдать за творящейся вакханалией.
Когда попытки искорежить койку ни к чему удобоваримому не привели, Джокер отвернулся от нее и чуть ли не прыжком снова оказался в центре комнаты, упал на колени и охватил руками голову.
А затем начал вопить. Отчаянно и истошно вопить во все горло.читать дальше
- О, Господи… - тихо сказал Альфред. – Он совсем обезумел, верно?
- Он угомонится, когда до него дойдет, что можно сколько угодно устраивать здесь Содом с Гоморрой, и все равно все попытки привлечь к себе внимание будут проигнорированы.
- Разумеется, сэр. Но, а что если он начнет себя увечить? У него есть к этому, так сказать, определенные склонности.
- Если начнет, то я вколю такую дозу успокоительного, что он отключится. И буду так продолжать, пока он четко не усвоит урок, - мрачно ответил Брюс. - Или он будет постоянно находиться в состоянии тупого одурманенного оцепенения от лекарств, либо смирится ради хорошего самочувствия.
- Аха… - кивнул Альфред.
Внезапно псих резко обернулся и посмотрел прямо на них, будто почувствовал посторонний взгляд.
- Он же не видит нас, да? – спросил Альфред, явно нервничая.
- Нет, - ответил Бэтмен, стараясь не показывать, насколько на самом деле его самого эта выходка Джокера застала врасплох. Джокер никак не мог знать, где камера. Особенно учитывая, что вделана она была в стену, а смотровая щель была тщательно замаскирована, да и еще слишком небольшая, чтобы ее можно было заметить, если точно не знаешь, куда именно надо смотреть.
Какое-то время Брюс и Альфред просто сидели в тишине. Они смотрели на Джокера, Джокер, казалось, смотрел на них в ответ.
- Надеюсь, больше возможности сбежать у него не будет, - наконец сказал Альфред, скорее пытаясь сам себя успокоить, чем спрашивая что-то у Брюса.
- Не сбежит, - почти моментально отозвался Брюс. – Эта камера, можно сказать, имеет идеальную защиту. "Защиту от дурака", можно сказать. Он может быть самим воплощением Гудини, и все равно. Из этой камеры попросту нет и не может быть никакого другого выхода.
- Да, Сэр. Я прекрасно все это понимаю. Скорее, я имел в виду, насколько предусмотрен тот вариант, что он прорвется на свободу.
Брюс какое-то время молчал, после чего, в конце концов, покачал головой.
- Нет, - в конце концов, сказал он. – Джокер – великолепный уличный борец. Он знает массу трюков. Но в такой борьбе нет выверенных правил. Структуры. Нет дисциплины. Он не тренирован по-настоящему, тут уж, как ни крути, у него нет навыков. Да, он вполне в состоянии вывести из строя обычного среднего человека, даже превосходящего его по весу и силе, но против кого-то вроде меня у него попросту нет шансов. По крайней мере, врукопашную, без оружия и какого-то внятного преимущества в тактике боя. А в комнате нет абсолютно ничего, что хоть как-то можно использовать как оружие. А мимо меня сюда он не проскочит.
- Хорошо, Сэр, - кивнул ему дворецкий. – И как долго мы собираемся продержать здесь нашего гостя?
Брюс раздраженно фыркнул. Этот вопрос Альфред уже ему задавал, вчера, когда он пришел домой с Джокером, свисавшим у него с плеча. Тогда он замял вопрос, да и сейчас тоже конкретного ответа давать не собирался. Честно говоря – потому что сам не знал.
Дворецкий явно был не в восторге оттого, что он водворил безумца обратно, но, как всегда, дав понять, что он не согласен, все равно был готов помочь и поддержать. Все, что Брюс позволил сделать Альфреду – снять с Джокера обувь с носками и его подтяжки. То, что может быть потенциально использовано в качестве оружия. Да еще попросил подготовить для Джокера койку в камере. Вот и все.
Альфред так и поступил. И заметил, что Джокер без сознания казался совершенно безвредным, даже каким-то хрупким и беспомощным, но стоило ему проснуться, как тот в доли секунды превращался в устрашающее и внушающее какой-то животный первобытный ужас создание.
Брюс мог только про себя добавить – не создание, не человека, а злобную и ядовитую тварь. И только кивнул, молча соглашаясь. Он сам никак не мог к этому привыкнуть.
- Не знаю, - в конце концов, ответил он. – Столько, сколько понадобится.
- Могу я тогда задать вопрос, с чего вы вдруг решили, что сможете исцелить его, Мастер Брюс?
Тот посмотрел на монитор.
Джокер отвернулся, но оставался на том же пятачке, все еще на коленях. Казалось, что сейчас он внимательно изучал пол.
Брюс не рассказал Альфреду о записях с камер наблюдения, которые он обнаружил, только показал сами коробки. И точно не мог даже сказать, почему. И все равно он внутри ощущал, что он прав. Словно все остальные, кто что-то знали о Джокере, были не правы.
Он знал, что это было абсурдным чувством.
- Я кое-что нашел, Альфред, – в конце концов выдохнул он, отвернувшись от экранов и переведя внимание на старика. – Записи. Сессии, сделанные во время исследований. Его записи. – Он кивнул головой в сторону мониторов. – Когда он был еще мальчишкой. Лет шестнадцати, не больше. Он держался в заточении каким-то сумасшедшим доктором, который ставил над ним эксперименты. – Он покачал головой. – Совершенно зверские эксперименты. Даже мне с трудом удалось все это досмотреть до конца. То, что они с ним творили… - Он замолчал, уставившись в пустоту.
Альфред серьезно посмотрел на него.
- Это причина того, что вы поехали в прошлом месяце в Вашингтон, Сэр? - спросил он, хотя в душе он уже знал ответ.
Брюс кивнул.
- Прости, что не сказал тебе сразу, - сказал он. – Я так много узнал о нем. Куда больше, чем за все эти годы, с нашей первой встречи. – Он опустил взгляд. – Его настоящее имя Антон.
Альфред застыл.
- Правда? – выдавил он.
Брюс кивнул.
- Не знаю, сколько ему на самом деле было, когда все это произошло, но его родители погибли в автокатастрофе, и с того момента его перекидывали из одного приюта в другой. Не знаю, как он там жил, но догадываюсь. Ты знаешь, какова репутация у приютов Готэма. Очень плохая. Сейчас там плохо. После всех громких и освященных в прессе разбирательств по поводу коррупции и злоупотреблений со стороны персонала. А лет двадцать, двадцать пять тому назад, когда Джокер был там, может даже лет тридцать назад, в зависимости от того, когда именно его родители были убиты, там было куда как хуже.
- Там не сохранились о нем какие-либо данные? – сразу же спросил Альфред наиболее очевидную вещь.
Брюс покачал головой.
- Нет, - ответил он. – И это как раз странно. Тогда ему было около восьми лет, когда они, наконец, заметили, что у него совершенно особый склад мышления. Знаешь ту "теорию", которую вначале выдвигала доктор Квинзель? "Сверх-нормальность", вот как она это сформулировала.
Альфред кивнул.
- Да, конечно, Сэр.
- Это не следствие его падения в чан с химикатами, Альфред. У него с детства был такой склад мышления. И когда правительство это выяснило, то вмешались.
- О, понимаю.
Детектив кивнул.
- Они забрали его из того приюта, где он в тот момент прибывал, перевезли в округ Колумбия и начали использовать для расследования дел, связанных с терроризмом. И подобных случаев.
- Восьмилетнего мальчика! – Альфред был поражен.
- Ну да. Они сажали его с ними в комнату для допросов, говорили, что они должны были разговаривать с ним, о чем сами захотят. Ничего конкретного. Так они думали, будто общаются просто с каким-то обычным мальчишкой. Но Джокер был супер-восприимчив. Это был его дар. И это только часть того, что сделало его настолько опасным. С того момента, как я его знал, и определенно с самого детства, он мог проникать в суть вещей. Просто исходя из того, как ты говорил, какие у тебя жесты, манеры, как ты себя держал, даже исходя из того, что именно на тебе надето, он мог дать тебе четкую характеристику. Раскрыть вещи, которые никто другой, основываясь на такой маленькой толике информации, сказать не мог. Так что, только общаясь с этими людьми, просто разговаривая, он часто мог раскрыть их мотивы. Даже докопаться до их планов, упоминали ли они их в разговоре или нет, просто по оговоркам, по темам, что именно они поднимали в разговоре, как именно они об этом говорили, и так далее и тому подобное. Самое простое для него было определить, лгали ли они или говорили правду. Даже насколько они были склонны к тому или другому. Это одна из причин, ну, кроме того факта, что он так часто сбегал из заточения, почему психиатры из Аркхэма так и не могли его излечить. Он всегда сворачивал предмет сессии к ним. Всегда. Не они его изучали, а он их подвергал психоанализу. А Джокер – последний человек, кого вы хотели бы видеть из тех, кто копается в вашей голове. Он прямо создан именно для этого, это его дар, и он настолько легко способен докопаться до самых сокровенных секретов, желаний, надежд, мечтаний, страхов и ночных кошмаров. Он же до самоубийств людей доводил, Бога ради! Просто разговаривая с ними. Других заключенных, докторов, медсестер, ординаторов. Сам знаешь. – Он покачал головой, стряхивая волну отвращения от воспоминания обо всех инцидентов, о которых он слышал. Он однажды даже сам видел подобное.
- Впрочем, вернемся к теме нашего разговора, они держали его в изоляции. Ему не позволялся контакт ни с кем, за исключением персонала места, где он жил. Не позволялось выходить за его пределы. Даже в сопровождении не позволялось покидать того места, где содержали. Они стерли все записи о его существовании, потому что не хотели, чтобы он достался кому-то еще. И, как и следовало ожидать, со временем он от этого устал, начал сопротивляться, у него появились собственные запросы, и, когда их отклоняли, он прекратил с ними сотрудничать. Ну, по крайней мере, пытался. Они начали его наказывать, силой заставить с ними работать. В конце концов, он ухитрился от них сбежать, жил в Вашингтоне на улицах, как бродяжка. Прибился к местной банде. Просто группа пацанов, которые вытрясали наличность у случайных прохожих. Самое плохое, что он тогда делал, судя по тому, что мне сообщил один из людей, с которыми я говорил, - грабил дома в самой убогой части города. Но никакой склонности к насилию… Он сказал… - Брюс чуть ли не засмеялся от изумления, - человек, с которым я разговаривал, сказал, что Джокер был самым милым ребенком, которого он когда-либо знал. Что он даже не хотел им помогать кого-либо грабить.
Альфред смотрел на него в изумлении.
- Мне тяжело в это поверить, Мастер Брюс. Уж простите.
Брюс покачал головой.
- Нет, поверь мне, я сам с трудом в это верю. Но этот человек, ему абсолютно не было никакой необходимости мне в этом лгать. Он не знал, что мальчик, о котором мы с ним разговаривали, стал Джокером. Некто об этом не знал, только мы. Этот человек сказал, что Джокер сам выучился фокусам у одного из пацанов в банде, который этим увлекался, и стоял на углу улицы, показывая магическое шоу.
- Это весьма интригующе. Думаю, что это объясняет его навыки в фокусах.
Брюс кивнул.
- Так что же случилось, что заставило его стать таким… ну, так сказать, склонным к криминальной активности?
- Округ Вашингтона второй по количеству совершаемых преступлений после Готэма, - ответил Брюс. – Тот человек сказал, что Джокер был очень маленьким, таким маленьким, что ему тяжело было позаботиться о себе. Так что он был легкой добычей для других банд, похожих на те, кто его подобрал. Однажды, как он рассказывал, он даже стал их целью. Он сказал, что группа из трех бандитов сильно его избила, когда он был сам по себе. Он сказал, что его друзья не хотели, чтобы он после этого куда-то ходил без сопровождения, без них, но он протестовал, говорил, что тогда не сможет приносить им деньги, если кто-то будет ошиваться поблизости на стреме. Сказал, что люди тогда начнут думать, что это ловушка. Так что они позволили ему ходить на промысел самостоятельно. И однажды он просто исчез, и они все думали, что, в конце концов, его похитили, и, скорее всего, убили кто-то из банд – конкурентов.
- Я предполагаю, что вы докопались до истины и узнали, что именно с ним тогда произошло? – спросил Альфред.
- Да. – Ответил Брюс. – Его и вправду похитили. Но не одна из банд. Это был тот самый доктор, о пленках которого я тебе рассказывал. Он следил за Джокером годами. Все о нем узнал. Его историю. О том, как он жил в приютах и у правительства, а затем – на улицах. По какой-то причине он поджидал, пока тот не станет подростком, и только после этого забрал его.
- И с какой целью он его содержал, можно Вас спросить? – прервал его Альфред.
- Этот человек был абсолютно безумен, Альфред, - серьезно сказал Брюс. – Он заявил, что хочет изучить разум Джокера, чтобы потом иметь возможность повторить подобный. И его исследования включали такие, что больше походили на пытки.
- Могу я спросить, какого типа пыткам подвергался Джокер?
Бэтмен покачал головой.
- Всем. Электрошок. Разным видам электрошока. Всевозможные психологические пытки. Предположительно, они пытались измерить уровень стресса, какой он способен выдержать, какой ответ будет на разную степень воздействия, точки слома, и тому подобное, измерить волны его мозгового излучения, какие химические соединения вырабатываются в различных обстоятельствах и ситуациях, все такого плана. Доктор специально постоянно разговаривал с ним, издевался над ним, выговаривал, унижал. Они вкалывали ему разные наркотики и сыворотки, измеряли, как его организм справляется с их воздействием. Я даже не знаю, что это были за составы, но большинство из них очень плохо на него влияли, он очень плохо на них реагировал, болезненно, либо ему было плохо, либо он бился в конвульсиях. Какие-то вызывали у него галлюцинации, вгоняли в приступы паранойи. И, конечно же, были и физические издевательства. У доктора было двое подчиненных в его "команде", громилы, которые жестоко избивали Джокера, когда он время от времени отказывался с ними сотрудничать. А иногда вообще без причины. Просто ради развлечения.
- Вы уверены, что тот молодой человек, записи которого вы видели, тот же человек, что и тот, что сейчас заперт в этой самой камере? – вклинился Альфред, недоверчиво переспрашивая. – Как мне кажется, Джокер никогда не позволил бы никому так над собой издеваться.
- Я понимаю, что в это трудно поверить, но что-то подобное случилось с ним как раз, когда Квинси Шарп и его охрана в последний раз держали его в Аркхэме. Джокер – пугающая личность. Но и он может быть уязвим. Что куда важнее, если бы ты видел эти записи, Альфред, ты понял бы, что мальчик там – это не та же личность, что и Джокер. Больше – нет. Он был просто мальчишка, абсолютно невинный, испуганный, не понимающий, что и почему с ним происходит. Он ни в чем не напоминает человека, которого ты встретил. В нем нет ни его самоуверенности, ни злобы. И от боли, что своей, что чужой, он тогда страдал, а не наслаждался, как сейчас. Он абсолютно не похож на него, за исключением телосложения, внешности и способностей. И голос почти такой же. А все остальное – будто от другого человека.
- Понимаю, - сказал Альфред.
- И это только то, что я видел на пленке, Альфред. Там, на той заброшенной фабрике Джокер начал делать такое… Такое, что я думаю… Думаю, что его также подвергали сексуальному насилию.
Брови Альфреда поползли вверх. На лице отразился шок.
- Он был в заключение около года. Пока не сбежал. А большая часть этого времени никак не задокументирована.
- А сам Джокер все это знает?
Бэтмен покачал головой.
- Нет. Он ничего не помнит. Пока в сознании – не помнит. Но у него периодически бывают флэшбеки. Периоды, когда его текущее сознание полностью пропадает, и он возвращается к своей старой личности, становится Антоном, и в этот момент он думает, что все еще в лаборатории. Все там, похоронено в глубине его сознания. Но когда эти приступы затихают, он опять ничего не помнит. Его подсознание прочно блокирует даже малейшие вспышки памяти.
- Я полагаю, именно такой приступ у него и был, когда он сделал то, что заставило вас думать о возможности совершения над ним сексуального насилия?
Брюс кивнул.
- И, прошу прощения, что настаиваю, но не могли бы вы меня просветить, Мастер Брюс, что же именно он начал делать?
- Я тогда.. Я старался ему помочь, сказать, что я не собираюсь причинять ему боль, а он все пытался отползти от меня, закрыться, и все умолял, чтобы я "не делал этого". Я спросил, о чем это он, а он начал заполошено оглядываться, как будто выискивал глазами еще кого-то в комнате. А когда я продолжил приближаться к нему, пытаясь показать, что не собираюсь ничего с ним делать, он внезапно начал… раздеваться, и при этом бормотал что-то вроде что он, мол, вполне может все сделать сам, и мне не надо приказывать другим, чтобы "они" ему помогали.
- О, Боже… - ахнул Альфред. – Как я понимаю, вас он не узнал.
- Нет. – Брюс покачал головой. – Он думал, что я тот самый доктор с записей.
- И что вы сделали?
- Схватил его за руки и приказал остановиться.
- А он что сделал? Он очнулся?
Брюс покачал головой.
- Он обмяк и начал прятать глаза. Он был напуган. До смерти напуган. Когда он прежний, когда он Джокер, он вообще ничего не боится. Настолько, что это даже опасно для его жизни. Ну а меня-то уж тем более.
- Как это ужасно, - сказал Альфред, переведя взгляд на мониторы. – Я почти что чувствую к нему сочувствие.
- Ну, его жизнь легкой не назовешь, - пожал плечами Брюс. – Но это не оправдывает его. Ни то, кем он стал, ни вещи, которые творит. Но только подтверждает, что ему в самом деле нужна помощь.
- Ну, предполагаю, что, учитывая все вышесказанное, было бы странно, если бы под конец он не стал тем, кем он стал, - задумчиво пробормотал Альфред.
Брюс замолчал, вспоминая, как тогда, распиная собой Джокера там, на фабрике, орал на него, кричал, что тот слабак, если позволил себе превратиться в такую тварь и потерять свою человечность. А сейчас, здесь, прямо перед ним Альфред, доверенный и верный друг от души говорил прямо противоположное.
Он не знал, что ему на это ответить. И поэтому он попросту промолчал.
- Если я помогу ему вспомнить, то, может быть, мне удастся помочь ему восстановиться. А может, и заполнить оставшиеся пробелы в его биографии и лучше понять, как он стал тем, кем стал. Потому что после того, как он сбежал от доктора, я больше не нашел практически никакой более-менее достоверной информации. Я ведь даже до сих пор не знаю, как он оказался в банде Красного Колпака.
- Позвольте мне предостеречь вас, Сэр, - перебил его Альфред. – Хотя вы великолепный эксперт в целом ряду областей, причем в ряде случаев показываете совершенно экстраординарную одаренность, я, ни в коей мере не желая приуменьшать ваши таланты, должен все же заметить, что психиатрия - не ваше поле деятельности. Надо сказать, что в данном случае мы имеем дело с крайне деликатной ситуацией. Джокер – абсолютно очевидно и общепризнанно – является крайне проблемной фигурой, и любой намек на его психическое нездоровье, или даже фраза, которую он найдет хоть в какой-то мере оскорбляющей и обвиняющей в умственной неполноценности, может привести к прямо противоположным ожидаемым вами результатам.
- Все я прекрасно понимаю, Альфред, – раздраженно заметил Бэтмен. – Не надо мне в очередной раз говорить, чтобы я был осторожен.
- Я только говорю, что Вам следует трезво подходить к оценке своих возможностей.
Брюс тяжело выдохнул.
- У меня нет времени с тобой пререкаться. У меня еще разговор с Гордоном.
- А вы собираетесь ему предложить свою активную помощь в поиске и поимке Джокера? – ядовито заметил Альфред.
Бэтмен встал и так резко повернулся, что плащ метнулся у него за спиной темным крылом.
- Вернусь через несколько часов, - отрезал он. – Что бы ни происходило, не подходи к камере Джокера. Тем более – не открывай дверь. Честно говоря, я бы предпочел, чтобы ты покинул усадьбу вместе со мной.
- Но, Сэр, вы же сами сказали, что камера практически неприступна, - указал Альфред.
- Я знаю, что я сказал. Но лучше перестраховаться, чем потом жалеть.
- Понимаю, Мастер Брюс. Но, если уж дело в этом, то я предпочту остаться.
- Хорошо. Но держись от камеры подальше.
- Как пожелаете, Сэр.
Надо сказать, что Альфред был, мягко говоря, весьма не в духе, когда Брюс буквально вихрем вылетел из пещеры, оставив дворецкого в одиночестве. По его мнению, Брюс вел себя крайне опрометчиво и принимал такие важные решения сгоряча и необдуманно, что было для него нехарактерно. Похоже, его вел не разум, а чувства.
Он покачал головой и перевел взгляд на мозаику мониторов, на которых была выведена трансляция с камер наблюдения. Вскоре он обнаружил, что уже какое-то время как завороженный смотрит на человека в камере.
Джокер уже успел перебраться на свою койку и теперь сидел на ней, сложив ноги по-турецки. Альфред раздумывал, примерял на этого человека то, о чем ему только что рассказывал Мастер Брюс, и никак не мог совместить у себя в сознании две столь противоположные картины. Ну не как не мог быть вот этот лунатик, с которым ему недавно пришлось сталкиваться нос к носу тем, о ком рассказывал Брюс. Да он даже не мог вообразить, что тот когда-то вообще мог быть ребенком. Мучимым ребенком, которого травили и над которым издевались – нет, такое просто не складывалось.
Он лишь надеялся, что Брюс прав, и что та информация, которую он добыл и на которой теперь и строил этот песочный замок, была настоящей. Что это не наживка, часть хитрой многоходовки, задуманной маньяком. А тот ведь вполне мог задумать что-то подобное, и сбрасывать такой поворот событий со счета Альфред был не намерен. Он видел, на что способен Джокер, и недооценивать его способность к манипуляции самыми благородными порывами в свою пользу было нельзя.
- Что ты творишь с моим сыном? – срывающимся голосом сказал он вслух, всматриваясь в экран.
И, будто отвечая ему, Джокер начал говорить?
- Бэтси тут? Или побежал, плащ назад, исполнять свой гражданский долг?
Альфред замер, ошарашенно глядя на экран.
- Ну, думаю, так или иначе я скоро об этом узнаю,- продолжил Джокер, глядя прямо перед собой. – Не сомневаюсь, он ворвется сюда, собираясь стереть меня в порошок, если узнает, что я говорю с тобой. – Он замолчал. – Ну, разумеется, если ты меня слушаешь, Альфред.
Альфред почувствовал, как ему свело грудь от приступа тревоги, тело напряглось. Он слегка подался назад, быстро кинув взгляд за спину, туда, где была дверь, ведущая в камеру, а затем снова, как зачарованный, уставился в монитор.
- Я вполне могу беседовать сам с собой, - снова заговорил Джокер. – Но, хей! Я же сумасшедший, верно? – Он рассмеялся. – Так что такие штуки я и должен выкидывать постоянно. Можно сказать, именно этого от меня и ожидает честная публика, точно? Ну, если я достаточно хорошо тебя знаю, Альфи, - а я знаю, уж поверь, - ты сейчас мучаешься вопросом, что же такого случилось с нашим малышом Брюси? Думаешь и думаешь, с чего это он вдруг решил притащить меня сюда? Ищешь причину, не сомневаешься, что она есть. И ты прав, старичок. Твой мальчик, уж прости, но я это тебе скажу, правда, прости, но ему нужна очень серьезная профессиональная помощь. Он бредит. И это не форма речи, а, можно сказать, диагноз. И ты всегда знал, что это в нем есть. Он постоянно сдерживает свои так не приветствуемые приличным обществом природные склонности, которым отдается каждую ночь… там, на улицах Готэма, преследуя так называемых преступных элементов. Выпускает свою ярость, неуверенность, тревогу, гнев, ненависть и срывает все это на тех, кто, по его мнению, этого заслуживают. И от этого он чувствует облегчение. Видишь ли, наш мальчик втайне ненавидит себя за это. Он думает, что это неправильно. Для него единственный выход – найти такое обоснование, которое другие сочтут приемлемым. Даже вызывающим уважение. Ох, ты бы его видел, Альфи! Сколько удовольствия он получает от того, что творит! Особенно когда со смаком причиняет кому-то боль. Он так привередливо выбирает того, на кого нападет. Отбросы общества. Невезучие бедолаги, к которым люди относятся с ледяным брезгливым отвращением. Вот таким вот образом его в результате носят на руках, а не клеймят уродом и садистом. Наш Бэтс очень-очень умен. Он обвел их вокруг пальца, да и тебя тоже, так страстно убеждая, что, мол, делает все только для, ради и во имя того, чтобы восторжествовала справедливость. Не дать больше никогда и ни с кем свершиться той трагедии, что произошла в тупике с восьмилетним мальчиком. Но нет… нет… причина-то не в этом. Но он так страстно себя в этом убеждал, что, в конце концов, даже сам в это поверил. Как я и говорил, наш мальчик склонен к бреду. А на самом деле – он попросту любит причинять боль. Вот так просто. Унижать и доминировать. Чувствовать вот эту самую эйфорию, которая кружит голову и обжигает вены, когда знаешь, что ты – самый могучий, круче всех, самый сильный, самый быстрый, самый умный. Ох-ох-ох, Альфи… Я знаю, как тяжело тебе все это слышать. Несомненно, сейчас ты стараешься уговорить себя, что это все не правда! Что все это – всего лишь болтовня психопата-дегенерата, который пытается тобой манипулировать и заманивает в очередную игру. Очень жаль, но – нет. Я абсолютно серьезен. Хочешь узнать, как я узнал этот глубинный тайный секрет, который дражайший Брюси прячет за семью замками? Ну, я расскажу. Когда ты столько раз дрался с этим парнишкой, как я, все становится болезненно очевидным, прости за каламбур. Хотя я на самом деле все увидел с нашей первой встречи. А дальше – только находил подтверждения.
Он засмеялся.
- Видишь ли, он продолжает бить. Снова и снова. Даже когда ты совершенно точно уже без сил и не способен дать сдачи. Даже когда практически без сознания, он продолжает колотить. Тебя. Со. Смаком. Ну, а если ты при этом еще и способен еще смотреть, то достаточно вглядеться в его глаза и увидеть этот прищур, этот взгляд, то, как уголки его губ приподнимаются, и он начинает едва заметно усмехаться. Он любит это. Нет, я не против. Как ты знаешь, я мазохист, да и подобные же удовольствия мне самому не чужды. Но вот что для меня просто сногсшибательно в нем, так это как отчаянно он все это отрицает. Меня просто сносит, честное слово. А на свете осталось совсем немного вещей, которые меня вообще хоть как-то задевают.
И снова он засмеялся.
Внезапно он встал и начал мерять шагами комнату, ожесточенно жестикулируя при этом.
- Как же он не понимает! – его голос начинает звучать все громче, и внезапно в нем слышна злость. – Я же хочу ему помочь! Он же полностью слеп! Он думает, что я хочу ему навредить! Что я хочу отнять все самое дорогое, что есть в его жизни! Идиот чертов! Я не этого хочу! Хотел бы… - Он замер, потряс головой и скривился. – Хотел бы… Знаешь, я ведь способен на куда как более жуткие вещи, чем он даже представить себе может. Он и не представляет, до какого белого каления я при желании способен его довести. Я могу да так его взвести, что он убьет меня в ту же секунду, даже не задумываясь. И все эти воображаемые стены, которые он вокруг себя нагородил, разлетятся в пыль за доли секунды. Хех, а он-то думает, что дело в его железобетонной силе воли, которая каждый раз спасает его от так называемого "падения". И сдерживаюсь я потому, что знаю – он еще не готов. Не готов принять, что он способен ровно на то же, на что способен и я, и его природа точно такова же, как и моя. Если я сейчас слишком сильно на него надавлю, то он способен покончить с собой. Имеет ли это для него или меня смысл? Нет! Только все испортит, вот так-то. – Он всплеснул руками. – Все, что я когда-либо делал – так это пытался ему примерно показать, насколько все это тщета и суета. Ничего, вообще ничего не имеет какого-то смысла, за который следует цепляться. Ничего в этой жалкой вселенной. Ничто не является плохим. И он такой всегда мрачный именно поэтому, он уже это знает, там, в глубине души, но он не принимает этого! Борется с этим осознанием всеми фибрами своего существа. Но невозможно противостоять истине. Пока он не выучит этот урок, ему никогда не стать счастливым. Я всего лишь хочу… - он замер, прислонился к стене. – Я всего-то хочу, чтобы он стал счастлив.
И после этого он замолчал. Как отрезало, он постепенно сполз по стене, пока не уселся на пол, и больше ничего не говорил.
Альфред резко втянул воздух. Все, что заявлял этот лунатик – попросту не укладывалось у него в голове! Да и само то, что он с ним разговаривал! Именно с ним, обращаясь к нему конкретно. Да еще и то, что он наговорил. Альфред знал, что Мастер Брюс будет крайне разгневан, и никогда не одобрил бы то, что он собирался сделать, но с другой стороны, он не мог попросту сидеть вот так вот и позволять маньяку поливать его грязью.
Выдохнув, он потянулся к клавише интеркома и нажал ее.
- Прошу прощения, молодой человек, - резко начал он, - но я не могу просто сидеть и слушать, пока вы поливаете грязью Мастера Брюса. Вы не знаете его так глубоко, как сами думаете, и уж тем более не так, как я знаю его. Я знал семью Уэйнов раньше, чем вы появились на свет, а Брюса я знаю с рождения, куда как раньше, чем он стал Бэтменом или даже хотя бы стал задумываться о чем-то подобном. Так что это куда как дольше, чем вы его знаете. И должен Вам сказать – вы однозначно ошибаетесь. Он хороший и достойный человек. Настолько добрый и склонный к самопожертвованию ради счастья других, что даже взял на себя обязанность протянуть вам руку помощи. А, надо сказать, такое подлое и мерзкое создание, как вы, у любого вызовет только отвращение. Но Мастер Брюс пожалел вас, и, не смотря на мое неодобрение такого образа действий, доставил сюда, вместо того, чтобы бросить гнить в Аркхэме. Потому что надеется, что сможет вас вылечить. Но, на мой взгляд, в данном случае он переоценил свои возможности. Для меня вы абсолютно и безнадежно неисправимы, просто исходящий злобой подлец.
Джокер сел прямее, с явным изумлением вслушиваясь в речь Альфреда, и к концу тому даже начало казаться, что он с успехом разбил в пух и прах прочувственную Джокерову диатрибу. Но надежды рухнули, когда, спустя несколько секунд напряженной тишины, маньяк разразился истеричным хохотом. Он запрокинул голову, снова и снова заходясь и раскатах хохота.
- О…. Это было просто шикарно! – он прямо заходился в восторге. – Просто даже настолько хорошо, что аж чересчур! Понятно же, что он тебя надул как миленького. Ты, ах… ты же на самом деле веришь всей этой чуши, которую он тебе скармливает, что, мол, он хочет меня излечить! Ох… Хи-хи … Это же просто цирк! Ну, правда ведь… - Он сморгнул, поднял руку и стер слезинку, скатившуюся из уголка глаза от смеха. – Старый дурачина! Ну не тупи ты так! Это же всего лишь еще один предлог! Он притащил меня сюда потому, что хочет, чтобы я был здесь. Рядом с ним. Понимает он сам это или нет, но все это потому, что я – единственный человек в мире, который его понимает! Совершенно явно, что такой человек – не ты! Сухарь бесчувственный. Вечно подчеркнуто весь такой правильный! Отстраненный и сдержанный! Идеальный образец джентльмена для джентльмена! – Он резко и злобно засмеялся. – Никого тебе этим не обмануть, Альфи, и уж меня-то тем более! Знаю я людей твоего типа, и великолепно. Ну, давай… Тебе же всегда были невыносимо тесны границы, в которые тебя загоняла культурная традиция, которой ты изволил делать вид, будто принадлежишь. И, разумеется, тебе так хотелось вырваться за эти красные флажки. Найти отдушину. Тебе хотелось приключений, острых и невозможных переживаний, всего того, что для тебя было под запретом. Готов поспорить, ты в тайне мечтал о карьере актера, а? Стоять на сцене, купаясь во славе и восхищении ревущей от слез и смеха толпы… Но, бедняжка, у тебя не было того единственного необходимого, без чего успех был невозможен, правда? И ты об этом догадывался, а? Нет. Ты это знал. Я говорю о таланте, Альфи! У тебя не было таланта. И ты ведь какое-то время честно пытался, да? Но, увы и ах, быстро сообразил, что этот путь для тебя – дорога в никуда. Так что ты забросил это дело. Мудрый выбор. Но ведь все равно тебя грызла изнутри эта жажда. Как же тебе хотелось вдохнуть полной грудью дух приключений! Ты мечтал об этом. Прочь, прочь из этой унылой обыденности, серого скучного существования, бесконечного дня сурка, в котором ты рос с самого детства, наследуя длинной линии потомственных дворецких. И ты сбежал. Ты сделал то же, что и многие другие подобные тебе юноши, оказавшиеся в сходных условиях. Молодой, зеленый и дерзкий, ты отправился служить в армию. Правильно? – Он засмеялся. – Ты поступил в королевскую гвардию, Альфи? Ну, как полагаю, кое-что, в конце концов, произошло, и тебя внезапно осенило, что там жизнь не сплошной праздник, хммм? Думаю… думаю…. Тебя послали на задание. Ты впервые оказался на настоящей войне и увидел все эти ее пресловутые ужасы воочию. И вот тогда ты бежал, обратно, к той жизни, которую так хорошо знал. Услужливость, подчинение и контроль. Тогда ты решил, что это единственный правильный для тебя способ существования. Здравое и взвешенное мудрое решение. Способ противостоять хаосу, который руководит мотивами всех остальных людей. И еще – что с этого момента решил, что ты приложишь все свои усилия, но никогда не будешь вести себя вульгарно и недостойно, никогда не позволишь себе поддаться этим примитивным тягам и порывам, которые управляют жизнью всех остальных… и которые так разрывали тебя самого на части изнутри. – Он захихикал. – Ох, но Альфи, дражайший мой Альфи, пойми, нельзя полностью подавить то, что является твоей природой. Тебя ведь все равно тянуло на приключения, верно? Правильная, предсказуемая и полностью контролируемая жизнь становилась для тебя все невыносимее. И ты мучительно искал выход, даже сам в этом не признаваясь? Готов поспорить, ты начал жадно глотать книги. Любишь детективы, а? Истории с расследованиями и загадками? И у тебя аж мурашки по коже от возбуждения бегут, когда тебе приходится помогать в расследовании очередного дела нашего дражайшего темного рыцаря, а? Высказывать, выдержав драматичную паузу, свое дражайшее мнение, помогать раскусить дело, обронив в нужный момент тот самый намек… хехех. Но я знаю секрет, Альфи. Там, в глубине, под этой непробиваемой преданностью, которую ты так гордо демонстрируешь своему хозяину, окружая своей рьяной заботой и поддерживая все действия, там, под всем этим таким драматичным фасадом, ты завидуешь.
Ты отчаянно завидуешь той жизни, которой он живет, которую ты, без сомнения, романтизируешь и приукрашиваешь в своих фантазиях. О, эти великие жертвы и ежедневные подвиги, совершаемые на городских улицах, им, живущим жизнью супергероя. И ведь вот это вот и есть чуть ли не главная причина твоей такой слепой безоглядной преданности своему хозяину и его делу, верно? Ты чувствуешь вину, испытывая подобные чувства, затаивая такие мысли, вот и стараешься хоть как-то ее загладить, выступая во всех случаях на его стороне, поддерживая, даже когда не одобряешь решений. Но стоит ему тебя отодвинуть на второй план ради твоей же защиты, как внутри у тебя моментально поднимается обида. Еще бы, ведь это – инстинктивное действие сильного, защищающего слабого. И никогда ты не чувствуешь себя настолько слабым, как в эти минуты. Я видел эту обиду, яснее ясного, когда он оттянул тебя прочь от меня и загородил собой. Ох, бедненький, бедненький Альфи! Как же беспросветна и мучительна твоя жизнь! Как томительна вечно гложущая неудовлетворенность.
В комнате было тихо. Через интерком ничего не доносилось. Ни единого звука.
Джокер терпеливо ждал. Ждал. Продолжал ждать. И, наконец, дождался. Щелчок, с которым линия отключилась. И Джокер зашелся в воющем смехе.
- Ох, Альфи-Альфи! – чуть ли не взвизгнул он, - Разве Бэтси тебя не предупреждал? Что тебе никогда и ни при каких обстоятельствах не следует со мной разговаривать?!
И я рада, что смогла этим поделиться с Вами. И остальными читателями.