Агония. Все части.

[mina_tcepesh]

Часть 1 перевод  ulia-kch
Часть 2
Часть 3
Часть 4
Часть 5
Часть 6
Часть 7
Часть 8
Часть 9 - отсюда и далее мой перевод,  mina_tcepesh
Часть 10
Часть 11
Часть 12
Часть 13
Часть 14
Часть 15
Часть 16
Часть 17 (1)
Часть 17 (2)
Часть 18
Часть 19
Часть 20
Часть 21
Часть 22
Часть 23
Часть 24
Часть 25
Часть 26
Часть 27 (1)
Часть 27 (2)
Часть 27 (3)

@темы: Бэтмен, агония, перевод, Джокер, NC-17, Фанфики

---

18+ (Насилие) Агония. Глава 27 часть 3. Финал.

[mina_tcepesh]

Агония. 27 глава часть 3
Название: agony
Автор: wbss21
Переводчица:  mina_tcepesh
Рейтинг: NC-17
Жанр: преслэш, драма, насилие.
Примечание переводчицы: Предупреждение — насилие, упоминание изнасилования.
Предыдущая 27 глава: часть 2 freaklikme.diary.ru/p218158691.htm

Часть третья. Последняя

Он стоял перед обшарпанным многоквартирным домом, в западной части Готэма. Было поздно. Где-то около четырех утра, как прикинул Джокер. Так что тот совершенно точно будет дома.

Зайдя в дом через главный вход, он открыл дверь и направился в лобби, лишь чуть менее запущенное, чем фасад здания.

Поглядев направо, он увидел ряд почтовых ящиков и улыбнулся.

- Ну, посмотрим, - он сделал шаг к ним и начал читать имена и номера квартир.

- Стивенсон? Стивенсон? Ах! Вот ты где, сладенький, - тихо пробормотал он себе под нос, - комната А6…

Он оглядел лестницу, после чего устремился вперед, тихо и быстро поднимаясь по ступенькам.

Нужную квартиру он нашел очень быстро.

Это была дверь пролетом выше входа в прихожую, через шесть дверей от лестницы.

Он знал, что Стивенсон был уволен из Аркхэма после поднятого скандала, в который был замешан он и еще двое, ныне покойных, охранников. Тот самый, связанный с ним скандал. Нашел ли он с тех пор работу или нет – этого Джокер не знал. Но предполагал, что в выходные, да еще и в такой час, он точно будет дома, давить клопов и храпеть под нос.

В любом случае, вряд ли это имело какое-то значение.

Он собирался войти.

Наклонившись, так, что теперь он мог видеть механизм запора, он добыл из кармана скрепку. У Бэтси эти штуки без счета валялись на каждом столе.

Он быстро покопался в замке. С легкостью повернул дверную ручку, и дверь с легким скрипом отворилась. Впрочем, Джокер на это и внимания не обратил, осторожно прокрадываясь в маленькую квартирку.




Внутри было темно. Но за годы Джокер уже привык ориентироваться в полутемных, а иногда и совсем темных помещениях. За те долгие мучительные месяцы, которые он провел в застенках Аркхэма, по большей части он находился в одиночном заключении, и чаще всего никто не утруждался включать ему свет. Кроме того, директор лечебницы как-то решил, что он просто "слишком опасен" чтобы позволить в его камере находиться хоть каким-то стеклянным объектам. Так что глаза у него быстро приспосабливались к темноте, и двигался он без малейшего затруднения, четко различая контуры того, что находилось в коридоре.

Он слышал храп, где-то слева. Он прошел короткую прихожую, с каждой стороны которой было по паре дверей. Первая же, которую он толкнул, оказалась именно той, что надо. Она вела в спальню. И там он увидел Стивенсона. Он наполовину закутался в какое-то шерстяное покрывало, одна нога свешивалась с матраса и лежал лицом вниз, на животе. На нем были только боксеры.

Джокер улыбнулся и пошел к нему, даже не пытаясь таиться.

Джокер смотрел на него несколько секунд, просто смотрел, смотрел, как его спина поднимается и падает с каждым вздохом.

Наконец, он наклонился и слегка потрепал его по плечу.

Тот слегка дернулся, но так и не проснулся.

Так что Джокер опять потянулся к нему, и на этот раз потрепал куда сильнее.

На этот раз Стивенсон вяло отмахнулся, пробормотав в подушку что-то неразборчивое.

Поэтому Джокеру пришлось потрепать его по плечу в третий раз.

- Просыпайся – просыпайся! – сказал он, стараясь сдержать смешок.

-Ммммм … Отстань! – запротестовал Стивенсон, явно все еще в полудреме.

- О, нет, дорогой мой. Только не когда я только пришел! – ответил Джокер.

И снова Стивенсон попытался от него отмахнуться.

….- Отстань. Уйди…

Джокер вздохнул и закатил глаза.

Соня. Понятно.

Он заозирался, пытаясь вычислить, где в комнате выключатель, и заметил его возле двери. Подошел к нему, быстро нажал на клавишу, и тотчас же маленькую комнату залил яркий свет от верхнего светильника.

От этого Стивенсон заворочался куда оживленнее, перевернулся на спину и прикрыл глаза рукой.

- Да какого… - пробормотал он сиплым голосом.

Джокер моментально ринулся к нему, и теперь встав прямо у изножья кровати.

- Вставай и сияй, Стиви! – громко провозгласил он.

Наконец Стивенсон оторвал руку от глаз, прищурился, после чего зажмурился, ослепленный ярким светом.

Джокер ждал, и через секунду тот снова попытался разлепить веки, и на этот раз ему – таки удалось раскрыть глаза.

Он несколько раз мигнул, пытаясь понять, что перед ним.

- Да что, черт побери, здесь происходит? – сипло спросил он, все еще не до конца проснувшись.

- Я пришел, чтобы отплатить тебе добром за добро, Стивенсон, - ответил Джокер.

Стивенсон теперь смотрел прямо на него, все еще смаргивая.

Джокер, улыбаясь во все зубы, ждал.

И – вот оно.

В глазах Стивенсона он увидел, что тот его заметил. И за долю секунды понял, что именно видит, и зрачки его расширились от внезапного всепоглощающего ужаса.

Он заорал, слабо пытаясь отползти назад, упираясь спиной в изголовье и все равно пытаясь протиснуться, вдавиться в него, в стену, а затем безумно взбрыкнул и, скатившись с матраса, упал на пол.

Джокер явно наслаждался зрелищем.

Через несколько секунд после падения Стивенсон все же ухитрился разобраться с руками и ногами и поднялся, но не удержался и опрокинулся назад, так, что спиной впечатался в стену. Он вжимался в нее со всех сил, глядя на психа круглыми, как блюдца глазами, не отрывая взгляда от того, кто стоял прямо перед ним.

- Как.. Как ты сюда попал? – Он заикался, так, что его почти невозможно было разобрать.

Джокер огляделся, изображая замешательство.

- Ну, я вошел сюда через дверь, Стивенсон, - холодно сказал он так, будто констатировал совершенно очевидный факт. – А что ты еще ожидал? В смысле, я же не Супермен какой-то, - он засмеялся, и тот поежился от этого звука.

- Ну, в любом случае… - Джокер пошел к нему, потирая подбородок одной рукой и поддерживая локоть – другой, - Божички-кошечки, сколько времени прошло после нашей последней встречи, а? В смысле, когда я видел тебя в последний раз, ты меня избивал веслом, верно? – он улыбнулся, - Это было весело, да?

В долю секунды Стивенсон весь осунулся, лоб нахмурился, рот скривился.

- Пожалуйста… пожалуйста, не убивай меня… - проскулил он.

Джокер сам нахмурился, а затем спустя мгновение закатил глаза.

- О, Христа ради, да я же еще даже ничего тебе не сделал, а ты уже умоляешь? – он покачал головой. – Где же весь тот мачизм, который ты мне так яро демонстрировал в Аркхэме, а?

- По-пожалуйста…- Я по.. потерял работу. У меня нет денег. Моя.. моя девушка меня бросила…

Джокер не сдержался и прыснул от хохота.

- Ах вот как! – спросил он с показным изумлением. – Ну, так это ведь все меняет!

И на какое-то мгновение в глазах Стивенсона блеснул лучик надежды.

- Что… правда?

И так же быстро, как до этого лицо Джокера расплылось в умилительной улыбке, оно исказилось в гримасе отвращения, а губы скривились в злобную усмешку.

- Шут гороховый! – рявкнул он. И, шагнув вперед, пересек то небольшое расстояние, что было между ними, схватил бывшего охранника за волосы и крутанул, так, что тот полетел кубарем через всю комнату.

Когда тот приземлился на пол, то громко ойкнул, скорее от ужаса, чем от боли. Когда он поднял взгляд, глаза были широко открыты и испуганны.

Он неумело попытался отползти, но Джокер снова к нему приближался.

- Ну а теперь, Стиви… - О, знаешь, как бы мне хотелось бы задержаться здесь подольше. Мы бы так чудесно с тобой повеселились. Может, даже вместе позавтракали. Но сейчас я, к сожалению, не располагаю таким количеством времени, и мне придется сократить наше совместное времяпрепровождение. Иначе, сам понимаешь – время не резиновое, все за ночь не успеть…

Стивенсон поднял руки, загораживая лицо, словно опасаясь, что сейчас ему в лицо что-то запустят.

- Слу… слушай, у меня… - заикался он. – У меня… у меня почти нет де… денег.

Джокер изобразил на лице скуку.

- Но я мо-могу по…помочь тебе. Хочешь, я бу..буду на тебя работать? – продолжил он упрашивать.

Джокер улыбнулся.

- Прости, Стиви… Но в данный момент я никого не нанимаю. – Он сделал шаг вперед, и Стивенсон завизжал, пытаясь по-крабьи пятиться назад, только бы убраться от него подальше.

- Ох, ты такой предсказуемый… это просто непозволительно, прямо штамп на штампе, - посетовал Джокер. – Ну почему это всегда вы, те, кто пытается показать себя прямо настоящими мачо, на деле всегда оказываетесь самыми отвратительными жалкими трусами?

Тот ничего не ответил.

- Ну, ладно. Предсказуемость – часть человеческого естества.

Быстро как молния Джокер наклонился вниз, снова схватив за волосы бывшего охранника. Подняв его вверх, он с силой ударил голову Стивенсона о стену, после чего наклонился над ним. Его предплечье слегка надавило ему на горло, пальцы по-прежнему вцепились в волосы.

- Знаешь ли, я часто попадаю в то же положение, в котором сейчас находишься ты, - он улыбнулся. – И только один единственный человек из всех, кого я встретил, постоянно способен делать со мной то же, что я делаю с тобой. Но, к несчастью для него, у него не хватает яиц сделать то, что я собираюсь. Не беспокойся, удушение вызывает дичайший страх, но на самом деле это совсем не больно. Видишь ли, это скорее страшно, чем больно. Так что считай, что тебе повезло.

- Пожалуйста! – Стивенсон еще раз попытался начать умолять, но Джокер внезапно надавил предплечьем на горло сильнее.

Мужчина отчаянно попытался вывернуться, руки загребали, пальцы пытались вцепиться Джокеру в лицо, зацепиться хоть за что-то, поцарапать, оттолкнуть, сделать хоть что-то, только бы освободиться.

Но Джокер вообще никак не шевелился, только сильнее накланялся, не отрывая взгляда от жертвы, даже когда почувствовал, как ногти Стивенсона начали вцепляться в его собственную плоть.

Прошло еще несколько мгновений, и он почувствовал, как жизнь вытекает из этого человека. Его руки начали соскальзывать с лица Джокера, глаза – закатываться.

Улыбка Джокера стала шире.

Еще чуть-чуть…

- Джокер!

Он остановился, прямо чувствуя, как щерятся зубы.

- Не сейчас!

Повернувшись через плечо, он увидел Бэтмена, который сидел на подоконнике.

И выглядел тот крайне разозленным.

- Отпусти его, - сказал он тихим голосом.

Джокер резко вздохнул, быстро обернулся, чтобы посмотреть прямо в лицо Брюсу, но при этом выставил Стивенсона перед собой, так, что спина бывшего охранника теперь была прижата к лунатику. Он еще раз перехватил предплечьем шею, с силой вдавив его в горло.

- Я же попросил тебя оставить меня в покое и не вмешиваться, - сказал он, чуть ли не прожигая Брюса взглядом насквозь.

Бэтмен покачал головой.

- Ты знаешь, что я не могу так, - сказал он.

- Еще как можешь! – закричал Джокер, и Брюс даже чуть подался назад, столько отчаяния звучало в его голосе. – Ты же сказал, что понимаешь!

Детектив посмотрел на него, замолчал.

- Понимаю, - в конце концов, осторожно выдохнул он.

- Ну, так не мешай тогда!

Брюс, слегка помешкав, соскочил с подоконника.

- Джокер, я понимаю. Я знаю, что ты вот такой вот, и я это принимаю. Ты также должен понять, каков я есть. И принять это. И если ты действительно понимаешь меня, ты также поймешь, почему я не могу тебе позволить забрать жизнь у этого человека. Не позволю, если могу хоть как-то этому помешать.

Он видел, как хватка Джокера на горле становится все сильнее, и сделал шаг вперед.

- Джокер, пожалуйста…

- Нет! – прошипел безумец. – В любое другое время – давай, останавливай. Валяй! Но не сейчас. Он по праву - моя добыча.

- Джокер… - начал Бэтмен. – Я знаю, что этот человек с тобой сотворил, но я прошу тебя, пожалуйста, отпусти его. Не делай этого.

Лицо Джокера скривилось.

- А разве ты сам не твердишь все время о правосудии? – отрезал он. – И, используя твои же слова, разве это не справедливо вот для этого ублюдка? Так что позволь мне закончить.

- Он не страдал так, как должен, за то, что совершил, - начал Брюс. – В этом ты прав. Я приложил все усилия, чтобы отправить его и остальных за решетку. Но администрация и судебные власти посчитали достаточным его уволить. И я прошу прощения. – Он подошел еще на шаг ближе. – Но я прошу тебя, пожалуйста, отпусти его. Я не хочу с тобой драться.

- А тебе и не надо, - сказал Джокер. – Можешь повернуться и уйти. И никто не узнает.

Бэтмен покачал головой.

- Я буду знать, - сказал он.

Джокер мрачно посмотрел на него, а затем неожиданно потянулся свободной рукой себе за спину, и вытащил из-за ремня бэтаранг.

- Я подобрал его в пещере, - сказал он, прижимая острый край к горлу Стивенсона.

Брюс подошел еще на один шаг.

- Стой, – сказал он, протягивая руки.

- Я могу перерезать ему глотку, и все подумают, что это ты сделал, - продолжил Джокер, как будто и не слышал Брюса.

Брюс смотрел на него, ничего не отвечая.

- Они засунут тебя в Аркхэм.

Джокер словно осунулся, произнеся это. Глаза потухли, метнулись вниз. Голос затих.

- Тебе не понравится в Аркхэме.

- Джокер…

- Тебе там не понравится.

Брюс снова воспользовался возможностью и сделал шаг вперед. Теперь он был от него всего в нескольких футах.

Внезапно Джокер поднял взгляд, и Брюс по глазам понял, что тот собирается убить.

Он рванул вперед, врезавшись в обоих, отбрасывая их назад. Стараясь не терять ни секунды, он схватил запястья Джокера, с силой ударив их о стену. Бэтаранг упал на пол. Стивенсон тоже рухнул на пол, и, рыдая, начал пытаться отползти прочь.

- Помоги мне… помоги мне… - жалобно бормотал он.

Бэтмен смотрел на него сверху вниз.

- Выметывайся прочь, - рыкнул он с яростью.

Мужчина изумленно посмотрел на него.

- НЕМЕДЛЕННО!

- О, Господи…

Он вскрикнул, спотыкаясь, поднялся на ноги и побежал к двери, упал на колени, поднялся, и, ломанувшись через дверной проем, исчез.

- НЕТ! – закричал Джокер, пытаясь вырваться из хватки Брюса.

- Отпусти его, Джокер! – сказал Брюс, лишь усиливая хватку.

Джокер широко распахнутыми глазами уставился на дверь из спальни, после чего издал громкий разочарованный рык.

- Отпусти меня! – рявкнул он, пытаясь оттолкнуть от себя Бэтмена.

Тот так и поступил, и, как только Джокер от него освободился, тот повернулся, весь пыша от ненависти, и пошел к противоположной стене.

Там он и встал, спиной к Брюсу. Бэтмен настороженно следил за ним.

Когда стало явно то, что он ничего не собирается говорить, заговорил сам Брюс.

- Почему ты ушел? – спросил он.

Джокер даже не позаботился повернуться, Брюс видел, как он покачал головой.

- Я же объяснил. В той записке. Которую тебе оставил.

- Ты ушел из-за Альфреда? Ты не знаешь его, Джокер. Он никогда бы меня не подставил. Как бы ни был настроен против тебя лично.

При этих словах Джокер повернулся, его лицо снова исказилось гримасой.

- Еще как подставил бы, - горько сказал он. – Я вижу, как все устроено, Брюс, - начал Джокер. – Ты же знаешь. Я знаю, как люди склонны себя вести, кто они там, внутри, на что они способны. И довольно часто даже лучше, чем они сами.

Бэтмен покачал головой.

- Я знаю Альфреда с рождения. Он больше чем полжизни проработал на нашу семью. Он бы никогда…

- Ты заявляешь, что я не способен правильно считывать мотивы и интенции людей, даже когда я был прав насчет того, что он вернется? – оборвал его Джокер. – Он рассказал бы.

И еще какое-то время смотрел на Брюса, после чего снова отвернулся, скрестив руки на груди.

- И они бы забрали тебя. Если бы узнали. А тебе не понравилось бы как там все, в Аркхэме.

Брюс вздохнул и сделал шаг ближе.

- И с чего это ты надумал, что я бы там оказался? – спросил он. – Куда вероятнее, что меня в таком случае направили бы в Блэкгейт.

Джокер посмотрел на него через плечо и скривился.

- Разве не ты сам не признал две недели тому назад, что мы похожи?

- Да, - кивнул Брюс. – Но я не убийца, Джокер. Самое большее, что на меня можно повесить…

- Лечебница Аркхэм предназначена для сумасшедших преступников, - снова оборвал его Джокер. – А ты – преступник, Бэтмен. Такой же, как и я. И не льсти себе, ты полностью соответствуешь всем критериям того, что они считают сумасшествием… Тебе бы там не понравилось.

- Ты все повторяешь и повторяешь это, - сказал Брюс. – Что бы мне там не понравилось, кроме самого факта того, что я буду там заперт? Думаешь, я не смогу сбежать? Как ты?

Джокер резко повернулся к нему.

- Нет, - сказал он. – Ты не сможешь.

Теперь была очередь Брюса скривиться.

- Еще как смогу, - сказал он.

Джокер покачал головой.

- Нет. Ты – не сможешь. – Джокер сделал к нему шаг. Он потянулся к левому рукаву своей рубашки, расстегнул манжету и закатал к локтю. – Помнишь, ты спрашивал о том моем падении? – спросил он. – Ты меня расспрашивал. Так вот. Это что-то сделало с моей физиологией. Так что я иммунен к подавляющему большинству их лекарств. Они либо вообще на меня не действуют, либо действуют очень слабо. Успокаивающее никак не влияет на психику, но я теряю ориентацию. Они должны меня накачать под завязку, чтобы добиться хоть какого-то эффекта. И вкалывать в кровь напрямую. Потому что у таблеток слишком медленное действие. – Внезапно он улыбнулся. – По большей части они так запуганы, что даже близко не пытаются подойти. А их антипсихотики вообще никак на меня не влияют. Даже когда вкалывают двойную дозу, которая уже опасна для жизни. – Он махнул рукой. – И ничего.

Он какое-то время смотрел на Бэтмена.

- Они там издеваются над пациентами, - сказал он. – Причем большинство из них настолько одурманены, что и не знают, что их избивают. Или трахают.

Брюс с ужасом воззрился на него.

- Что? – переспросил он.

Джокер ухмыльнулся.

- Именно, детка. Психически больные пациенты являются прямо идеальными кандидатами для изнасилования. В конце концов, они же сумасшедшие, так что если и начнут жаловаться, то кто им поверит? А если закатить достаточно основательную дозу, то даже самые злобные и склонные к насилию сопротивляться не будут. Вот так они это любят, те, кто рулит в Аркхэме. Легко и по-быстрому. И никакого шума.

- Ты мне правду говоришь? – спросил Бэтмен.

- А зачем мне лгать?

Бэтмен ничего не сказал, только мрачно смотрел в ответ.

- Это правда, - сказал Джокер. – Чего там только не творят с теми, кто туда попадает. Они устраивают бои, заставляя недоумков, которые почти ничего не осознают, драться друг с другом. А периодически они накачивают лекарствами тех из нас, кто, как я, наиболее стабилен, просто для того, чтобы сделать ставки. Кто победит. Поливают холодной водой из шлангов, ну я уже это тебе рассказывал. Если они тебя туда заполучат, то так накачают тебя, что ты даже не вспомнишь, что когда-то был Бэтменом. Если бы не то, что у меня вся физиология черт знает, как работает, я бы никогда оттуда не выбрался.

- Но ведь ты не единственный, кто выбирался, - заметил Брюс.

Джокер пожал плечами.

- Я помогал.

- Что?

- Я помогал. Ты насчет Харви, Эдди и Джонатана. Этих жалких неудачников, да?

Брюс ничего не сказал.

- Я дал им план, как выбраться, рассказал, что, как и когда сделать, как сопротивляться эффектам лекарств. Так что здесь мое знание биологии и химии как раз очень даже помогло. – Он улыбнулся. – Я помогал им, чтобы они держали тебя в форме, пока я заперт. В конце концов, я же не хотел, чтобы ты жирком зарос. Ты никогда не задавался вопросом, почему это я сбегаю в два раза чаще, чем остальные? Конечно, я бы и тебе помог, без вопросов, но я никогда бы не сбежал оттуда без тебя. А это сделало бы побег куда труднее. Поверь мне, я уже пытался подобное проделать с Харли, и все прошло через пень-колоду. Не то, чтобы ты был менее полезный, чем она, но, сам понимаешь. Ты же будешь под воздействием лекарств, в измененном состоянии сознания. Аркхэм на самом деле весьма эффективен в том, чтоб удерживать в своих стенах пациентов… Так что не надо здесь верить этим шавкам-журналистам, которые только и хотят, что раздуть из всего сенсацию. Я – главная проблема Аркхэма, - и он легкомысленно рассмеялся.

На лице Брюса отражались удивление и чистый ужас.

- И как часто там происходят подобные вещи? Как много сотрудников вовлечены во все это?

Джокер снова засмеялся.

- Да практически все, дорогой. Медсестры стараются держаться подальше, как и врачи. А вот охранники и санитары – практически все. Доктора предпочитают более утонченные развлечения – они насилуют тебе мозг.

- А что насчет тебя? – давил Брюс.

Джокер пожал плечами.

- Они меня избивали, - ответил он. – Но куда как реже, чем других. Думаю, их сбивало с настроения то, что я в процессе смеялся над ними, - он подмигнул Брюсу. – Однажды они решили, что будет прикольно, если я поучаствую в их идиотских боях. Так что они поставили меня против еще одного пациента. Его звали Алекс Пушер. Настоящий здоровяк. Даже выше меня, здоровый как бык. Его засадили за то, что он убил свою семью, жену и детишек, а затем побежал к соседям, типа как звать на помощь, ну и их тоже кокнул. Охранники подумали, что это будет очень весело – смотреть, как меня изобьют до полусмерти. Так что я сломал ему шею. У них было из-за этого куча проблем. Так с моей карьерой бойца без правил было покончено.

- А тебя когда-нибудь… - начал Брюс, а затем остановился. – Я в смысле, тебя там никогда не…

- Насиловали? – смилостивившись, закончил за него Джокер. Уж слишком отчаянно и безнадежно пытался Брюс это из себя выдавить.

Брюс кивнул.

- Мммм… - Джокер отвел взгляд. – Когда я в первый раз оказался в Аркхэме, на два месяца, они на меня нацелились. Обычно они просто ночью приходят к тебе в камеру и все с тобой делают там. И всегда первоначально накачивают тебя под завязку, так что ты даже при всем желании сопротивляться не сможешь. Но тогда они еще не знали, какова степень сопротивления моего организма их лекарствам. Так что накачали меня ровно такой же дозой, какую они обычно вкалывали и остальным. Я знал, что они придут, я просто не знал, когда. Я уже к тому моменту убил несколько санитаров, так что они были разъярены, хотели отомстить и сделать так, чтобы я навсегда это запомнил.

И, должен сказать, это у них получилось.

Бэтмен онемело смотрел на него в диком ужасе.

- Так они… - начал он.

Джокер снова пожал плечами.

- Их было восемь человек. Так что я особо ничего и не мог поделать. Хотя, должен сказать, они здорово опешили от того, что я был отнюдь не настолько податлив, как они ожидали. – Он резко хохотнул, в глазах промелькнула опасная тень. – И еще сильнее от того, что им так и не удалось заставить меня кричать. Хех.

- Господи Иисусе, да я даже и не представлял… - сказал Брюс. Он был полностью ошеломлен.

Джокер рассеянно махнул рукой.

- Ох, да не переживай, я всем им отплатил. Всем. Им. – Он засмеялся. – Каждому. Долг платежом красен, чудеснейшая пословица, не находишь? Я решил, что лучшим способом отплатить той же монетой будет нанести им личный визит домой. Я подумал, что только честно – по крайней мере, на мой взгляд, вторжение в дом – это такое же крайне личное и интимное вторжение. Приблизительно соответствует тому, как я воспринимаю их вторжение в мое тело. Ты, наверное, даже помнишь, какие тогда везде были заголовки. "Джокер устроил кровавую баню, убив восьмерых санитаров Аркхэма". При этом я убедился, чтобы в этот момент их семья в полном составе была дома, так что они все, все смотрели.

Губы Брюса поджались. Рот свело.

А вот улыбка Джокера при этом стала еще шире.

- Так что нечего и говорить, что с тех пор никто и не подумал сделать меня в этом плане своей целью. И вот здесь, Мышонок, мы подходим к главному. У меня есть определенная репутация, и ее необходимо поддерживать. Мне необходимо убить этого шута горохового, а то другие перестанут со мной считаться. Решат, что меня можно обвести вокруг пальца. Что я сдал. И, сдерживая меня, ты теперь поставил под угрозу мое существование. Ну как, чувствуешь, как тебя уже начало за это грызть чувство вины? Скручивает уже, а?

- Так значит, все же они тебя задели, да? – сказал Брюс через какое-то время, внимательно вглядываясь и следя за малейшей реакцией Джокера.

- Задели? О чем это ты?

- Записи. То, что я тебе показывал.

Джокер ничего не ответил, только воззрился на Брюса в ответ.

- Я не знал, насколько, потому что ты ничего не показывал. Ты не реагировал. Но мне следовало бы знать, что не стоит привязываться к внешним проявлениям твоей реакции, что они на самом деле практически ничего не значат.

Джокер отвернулся, пряча глаза.

- Они напомнили мне о том, что у меня осталось незаконченным одно дело, - пробурчал он.

- Тебя травили, над тобой надругались, тебя мучали, и это продолжалось всю твою жизнь, - мягко сказал Брюс.

Джокер резко обернулся, и теперь смотрел в ответ с нескрываемой яростью.

- И все за это жестоко поплатились, - зашипел он.

Брюс покачал головой.

- Не все.

- О, да. Все, - отрезал Джокер. – Ты о нем? Так я его тоже достану, - он махнул рукой в сторону двери.

Брюс только покачал головой.

- Прости, Джокер. Прости за все, что с тобой произошло. За то, как с тобой обращались. За то, как тебя мучали. Я не хочу заставлять тебя страдать еще сильнее, ты уже достаточно настрадался. Я хочу быть твоим другом, Джокер.

- У таких, как я, друзей быть не может.

- Мы похожи. И между нами и вправду есть связь. И ты это признаешь. Ты всегда только об этом и говоришь, - продолжил Брюс.

- Это не то же самое, - продолжил настаивать Джокер. - Наши жизни переплетены, мы созданы из одного теста, переживаем одни и те же озарения, понимаем вещи одинаково. Но стоим на противоположных сторонах. Ты не можешь сдержать свою природу, так же, как и я не могу сдержать свою. Теперь ты и вправду можешь понимать, даже принимать это, но твою суть все это приятие не изменит, понимаешь? Ты же сам это говорил. Так с чего это ты решил, что у меня получится поменять мою?

- Ты можешь попытаться.

- Ты тоже можешь.

Брюс покачал головой.

- Это слишком. Я не могу так, я не могу жить с тем, что позволил тебе убить, даже хотя бы не попытавшись тебя остановить.

- А я не могу изменить собственную природу.

- Но это неправда. Ты же не всегда был вот таким вот. – Брюс уже умолял его.

Джокер покачал головой.

- Нет. Это не так, - сказал он. – Это всегда было во мне. Всегда. Ну, а что послужило спусковым крючком, что выпустило это из меня… Это не важно. Важно, что это всегда было во мне, и только поджидало подходящего момента, чтобы высвободиться. И с тобой все точно также. Мы не можем поменяться.

- Но тогда какой же во всем этом смысл?! – заорал Брюс, раскидывая руки, будто пытаясь обнять все вокруг. – Какой же вообще во всем этом смысл?

Джокер отступил на шаг, не сводя с него глаз.

И неожиданно тепло улыбнулся.

- В том, чтобы освободить тебя от постоянно гнетущего бремени вины. Чтобы ты принял все таким, как оно есть. То, что между нами. Мы связаны намертво, Бэтмен. Ты никогда меня не убьешь. Я никогда тебя не убью. И так оно и будет.

Бэтмен покачал головой.

- Не понимаю, - простонал он.

- На первый взгляд – все такое же, как и раньше, - сказал Джокер. – Ты по-прежнему возмущаешься и бесишься от того, что я творю. Но внутри – внутри ты изменился. Внутри ты успокаиваешься, ты начал постепенно принимать происходящее, вглядываться в него, познавать, признавать, что без меня – тебя самого нет, и то же самое верно и для меня. Мы созданы друг для друга. Это символично,- он крепко сжал вместе ладони, приподняв их.

Бэтмен на это ничего не ответил.

- Отпусти меня. Зная, что сделал все, что было в твоих силах, чтобы меня остановить, и, зная, что то, что я творю, не идет супротив Божьего промысла.

Какое-то время в комнате повисла тяжелая вязкая тишина, и они так и смотрели друг другу прямо в глаза. Напряженно, сосредоточенно. Страстно.

И, наконец, Брюс выдохнул, выпустив воздух, который, оказывается, он вдохнул, как ему казалось, вечность тому назад.

- Я не буду тебя арестовывать, - сказал он так тихо, что этот шепот едва можно было услышать. – Я никогда, никогда не отвезу тебя в Аркхэм.

Джокер ничего не сказал.

- Иди.

В глазах Джокера мелькнула искра.

- Иди же.

Джокер слегка подался вперед, не отводя взгляда. А затем стронулся с места. И пошел. Не прочь, к двери. А прямо к Брюсу. Пока не встал в доле дюйма от Темного Рыцаря.

И, неожиданно, он протянул руки и охватил ими Брюса, обнял, прижал, притянул к себе, близко, так близко, что их тела буквально слились вместе.

Он чувствовал, как Джокер вжимает свою щеку ему в плечо, трется ей, и какое-то мгновение они стояли не шевелясь.

А затем Джокер поднял голову, и почти прижал губы к уху Брюса.

- Я так и не познал любовь, - прошептал он. – Это – единственное, что я так и не познал за всю свою жизнь.

Он подался чуть назад, всматриваясь в лицо Брюса.

Тот ждал, уверенный, что Джокер снова заговорит.

Но тот не говорил. Просто улыбался. Так, что улыбка тронула только уголки губ.

И что-то появилось в его глазах, какой-то отблеск. Нет, свет. Нет, сияние. Неудержимое, неумолимое сияние правды, древней, как само время.

Джокер не говорил ни слова, но Брюс видел, слышал, знал. Он понимал… понимал - тот, наконец, пришел к тому, что сумел познать чувство, бывшее для него непостижимым.

С ним он познал любовь.


THE END.

@темы: Бэтмен, агония, перевод, Джокер, NC-17, Слэш, Фанфики

---

18+ (Насилие) Агония. Глава 27 часть 2

[mina_tcepesh]

Агония. 27 глава часть 2
Название: agony
Автор: wbss21
Переводчица:  mina_tcepesh
Рейтинг: NC-17
Жанр: преслэш, драма, насилие.
Примечание переводчицы: Предупреждение — насилие
Предыдущая 27 глава: часть 1 freaklikme.diary.ru/p218158681.htm

Часть вторая.

Незаметно пролетела неделя. А затем – еще одна.

Брюс не позволял Джокеру покидать пределы пещеры, хотя и в камере теперь не запирал.

Он каким-то образом понимал, что это не сработает. Если Джокер по-настоящему захочет уйти – то найдет способ. Но сейчас он не показывал ни малейшей склонности куда-то сбегать и казался полностью удовлетворенным сложившимся положением дел.

Брюс все еще отправлялся на патрулирование. И каждый раз запирал пещеру и блокировал выход, так, чтобы из нее невозможно было проникнуть в поместье, надеясь, что Джокер не попытается сбежать.

Когда он возвращался, то Джокер настаивал, чтобы они проводили время вместе.

И каждый раз, как и раньше, когда он держал Джокера в камере после того, как тот сбежал из Аркхэма несколько месяцев тому назад, Бэтмена поражала детскость в манерах и натуре психа, то, что вел он себя скорее как ребенок, а не как взрослый мужчина.

Порой он искренне забавлялся самыми обычными, даже примитивными занятиями, к которым было сложно представить склонность того, кто обладал подобным нечеловечески острым интеллектом.

Часто он предлагал поиграть в Монополию. Хотя, по собственному признанию Джокера, это была достаточно дурацкая игра, и выигрыш в ней скорее основывался на удаче, чем на выстраиваемой стратегии.

Брюс соглашался, стремясь его побаловать.

Как ни было бы это забавно, но Брюс каждый раз выигрывал. Джокер, похоже, в этой игре не был силен: покупал любую собственность, на которой оказывались его фишки, без разбору, вне зависимости от того, давало ли ему это монополию или нет. Похоже, он вообще не применял НИКАКОЙ стратегии. Так что чаще всего заканчивал с одной или двумя карточками участков одного цвета, но никогда не собирал полный сет, так что не мог купить дома или отели, пока Брюс собирал карточки одного цвета, приобретал монополию на все самые дорогие участки, а затем начинал застраивать их домами и отелями.

Но Джокера, похоже, это не заботило, он только улыбался и спрашивал, могут ли они повторить, так же оживленно, как и в первый раз.

В какой-то момент Брюс предложил поиграть в шахматы. Джокер поморщился и долго распространялся по поводу того, что в шахматы играют те, кто всячески бравируют своим интеллектом, потому что на самом деле испытывают комплекс неполноценности по поводу своих мыслительных способностей. Брюс спросил, почему он так думает, и Джокер, пожав плечами, ответил, что так позволяет ему судить собственный опыт.

Затем Брюс спросил, не боится ли он ему проиграть, на что Джокер только расхохотался, затем покачал головой и заявил, что если Бэтмену так уж этого хочется, то он согласен.

Они расставили фигуры, и на пятнадцатом ходу Джокер выиграл.

А вот Брюс свой проигрыш принял куда ближе к сердцу, чем Джокер.

Так что большую часть времени они попросту болтали. Как выяснил Брюс, Джокер любил философию. Его не это удивило, а то, что тот не просто неплохо в ней разбирался, но и был весьма глубоко погружен. И по-настоящему много знал о совершенно разных посылах, взглядах, концепциях и идеях, которые формировали социальную структуру общества.

Это удивило Брюса, потому что Джокер всегда крайне пренебрежительно отзывался о правилах и законах, которые управляют обществом, о концепциях правильного и неправильного, добра и зла. Да еще и при малейшей подворачивающейся возможности начинал говорить Брюсу, насколько глупо, бессмысленно и фальшиво все это. А, как оказалось, при всем этом он обладал обширнейшими и глубочайшими знаниями позиций различных культур относительно морали и нравственности. А еще мог ясно и подробно объяснить малейшие нюансы, отличающие одну философскую позицию от другой, как люди используют и применяют на практике соответствующие посылы в различных жизненных коллизиях и к чему приходят, руководствуясь теми или иными убеждениями.

Но, с другой стороны, странно было этому удивляться. Он же сам изучал криминологию и особенности психологии и поведения правонарушителей с целью успешно им противостоять. И, как он предположил, для Джокера с философией и этикой было то же самое. Только его целью было разоблачать стандарты и границы, которые люди накладывают на свою жизнь. Для того, чтобы чему-то противостоять, надо это знать в мельчайших нюансах.

Хотя Джокер смотрел на это по-другому.

Он говорил Бэтмену, что не изучал ничего специально. Не погружался в какую-то область знаний с четкой целью познать если не все, то хотя бы большую часть. Так, просто нахватался всего этого, тут и там, изучая все, что попадет под руку. Таким образом за прошедшие годы у него и скопился неплохой такой багаж знаний. Он любил читать, и читал он все без разбору. Начиная с детских книжечек типа "Бархатный кролик" - до Ницше и книг, посвященных различным хобби. Брюс уже знал эту его привычку, с тех пор, как тот попросил принести ему книги в камеру, чтобы почитать.

- Я очень быстро всему обучаюсь, как ты, наверное, уже успел заметить, - сказал он, улыбаясь.

Может, так оно и было. Джокер, казалось, был ходячей энциклопедией во всем, от компьютеров до кулинарии. Он даже походя разбирался в фильмах и музыке.

А вот его знания в том, что касалось химии и био-генетики, были явно экстраординарными. В этом он не просто разбирался, а был самым настоящим гением.

Но, впрочем, об этом Брюс и до этого был весьма наслышан.

Он однажды начал об этом расспрашивать Джокера и снова получил в ответ улыбку.

- Ну, как ты знаешь, колледжи и университеты я не оканчивал, миленький, - заявил он, смеясь. – Как я учился? Откуда все это узнал? Да оттуда же, откуда и все остальное. Я просто очень, очень хорош во всем, что касается химии, вот и все. – Он махнул рукой, так, будто это ничего не значило.

Дни тянулись за днями, и они действительно проводили вместе все больше и больше времени, общаясь, занимаясь чем-то. Вообще, честно говоря, возможно даже впервые в жизни они оба проводили столько времени с кем-то другим. И рядом с Джокером Брюсу становилось все привычнее и легче, он по-настоящему начал привыкать, что тот здесь, где-то рядом. И ему в голову все чаще и чаще начала приходить мысль, что если бы их судьба в какой-то момент сложилась иначе, то они стали бы самыми близкими друзьями, а не самыми заклятыми врагами.

И это понимание печалило Брюса больше, чем что-либо еще. Поскольку, несмотря на то, что все между ними сейчас складывалось наилучшим образом, несмотря на то, что Брюс принял, что он никогда не сможет, да и не должен пытаться изменить Джокера, и даже после того, как он признал сам и проговорил вслух Альфреду, что он не может считать Джокера воплощенным злом, только тем, кто отринул все принципы морали и социальные обязательства, кто только реагирует на мир и живет так, как считает нужным, он знал, что смириться с этим он не может. И пустить дела на самотек у него не получится. И прекратить переживать из-за этого, пусть даже он и разделяет с Джокером понимание того, что ведь, в конце концов, ничего по-настоящему значения не имеет. И из-за этой неспособности он знал, что они с Джокером всегда будут противостоять, что он не может попросту держаться в стороне и позволить тому действовать сообразно своей природе, так, как тот хочет, не пытаясь хоть как-то этому противиться и сдерживать. Он попросту не может.

И что, несмотря на то, как они понимали друг друга, несмотря на эту удивительную связь, которую они разделяли, они никогда, никогда не смогут стать друзьями по-настоящему.

По-настоящему.

Это было больно знать.

И поэтому он задавался вопросом, сколько еще это может продлиться, прежде чем все в конечном итоге рухнет.

Где-то на третьей неделе пребывания Джокера, как тот и предсказывал, Альфред позвонил и сообщил, что он не может больше пренебрегать своими обязанностями и следующим утром возвращается.

Брюс почти что засмеялся, настолько точен был в своих прогнозах Джокер. Но он как-то все же ухитрился взять себя в руки и вместо этого сказал Альфреду, как крайне рад его решению и с нетерпением дожидается возвращения.

- Ну, и что я тебе говорил?

Джокер у него за спиной крутился на кресле.

- Нечего было и переживать.

Брюс ухмыльнулся.

- Ты снова был прав. Что, гордишься собой?

Джокер лишь пожал плечами.

- Я знаю, что я потрясающ, если ты об этом.

- Он возвращается утром, - сообщил ему Брюс.

- Ну, значит, наше счастливое одиночество подходит к концу. Теперь тусоваться, когда рядом будет ошиваться этот старый дурак, станет намного труднее.

Брюс неодобрительно на него посмотрел.

- Он не будет вмешиваться, - пробурчал он.

Джокер только посмотрел на него, слегка заломив бровь.

- Я серьезно, - сказал Бэтмен.

- Я тоже серьезно, - ответил Джокер.





В какой-то момент Брюс уснул в пещере. Он позволял себе это теперь все чаще и чаще, его вечная настороженность, когда Джокер был рядом, начала пропадать. Где-то в глубине души он знал, что все будет нормально.

Когда он очнулся, тело затекло, в голове был вязкий туман. Оказывается, Брюс ухитрился продремать несколько часов подряд, уронив голову на консоль компьютера.

Подняв голову, он оглядел пещеру, потирая затылок и ожидая, пока туман перед глазами не рассеется.

Джокер, казалось, вообще не спал. Максимум, что Бэтмен видел – так это как тот дремал. Но никогда не замечал, чтобы клоун полноценно спал. Так что обычно когда просыпался, то всегда слышал, как Джокер что-то делает. Или бродит без цели из угла в угол, или возится с чем-то в глубине пещеры. Джокер обнаружил химическую лабораторию, так что достаточно часто начал пропадать там. Брюс чуть инфаркт не схватил, когда однажды, находясь наверху, в усадьбе, готовя поесть, услышал громкий взрыв. И буквально скатился вниз по ступенькам, ожидая, что Джокер подорвался, и он найдет его разметанным на мелкие клочки по закоулочкам пещеры. Ну, почти что ожидая. Вместо этого лунатик сидел возле стола, весь черный от копоти. Увидев Брюса, лишь заулыбался и хихикнул, извиняясь.

Временами Брюс просыпался и слышал, как Джокер громко разговаривает сам с собой. Как обнаружилось, делал он это достаточно часто.

Однажды он проснулся от звука голоса Джокера и притворился, будто все еще спит. Ну да, ему было любопытно, он хотел послушать, что же тот говорит. И то, что он услышал, его серьезно обеспокоило. Потому что Джокер действительно казался по-настоящему сумасшедшим. Диалог, который он вел сам с собой, был бессмысленный: Джокер перепрыгивал с темы на тему, в одно мгновение говорил спокойно и собранно, в другое – злобно и агрессивно.

Потом Брюс даже чувствовал что-то вроде вины, как будто подслушал что-то, что ему не предназначалось. Когда он наконец-то показал, что пробудился, Джокер моментально затих, и вместо этого заговорил с Брюсом. На этот раз и голос, и манера речи у него была совсем как обычно.

Сейчас его встретила лишь тишина. И практически мгновенно Брюс ощутил, как у него сжалось сердце.

Он быстро встал.

- Джокер! – позвал он. Но никакого ответа.

- ДЖОКЕР! – снова позвал он.

Ничего.

Он начал быстро метаться по пещере, заглядывая в каждый угол.

- Джокер, я с тобой играть НЕ собираюсь! Ты где?

Но слышал только эхо собственного голоса, и чувствовал, как все сильнее начинает ныть сердце, потому что становилось все очевиднее – он был один.

Он помчался к лестнице, вверх, в усадьбу. Пещера была изолирована от здания наверху, но если кто-то и способен был найти дорогу наружу, так это Джокер, и Брюс на какое-то время позволил себе тешиться надеждой, что, может быть, Джокеру просто захотелось побродить по усадьбе там, наверху.

Но когда он обернулся с лестницы, то увидел это. На клавиатуре рабочей станции лежала записка.

Он быстро вернулся, схватил ее. Развернул. Она была написана чуть ли не каллиграфическим подчерком, черными чернилами, и гласила:

Мой дорогой.

Как ты уже обнаружил, я тебя покинул. Мне огорчительно это признавать, но, тем не менее, есть вещи, которые требуют моего пристального внимания. Хотя, должен признать, последние недели отвлекли меня от более насущных дел, но грядущее возвращение твоего слуги пробудили мое желание закончить с тем, что было начато. Учитывая…. то, как складывались в последнее время наши отношения, я надеюсь, Брюс, что ты найдешь в себе силы оставить меня в покое и не вмешиваться, и в скором времени мы снова воссоединимся. В другом месте и в другое время, что, как мне кажется, будет к лучшему для нас обоих. Твой слуга, Альфред, как я боюсь, не позволит нам быть теми, кто мы есть. Ты, разумеется, не способен это разглядеть, поскольку слепо доверяешь его преданности, и сам ему предан, но, поверь мне, дорогой, если я останусь, то он так или иначе разболтает о том, что ты меня здесь держишь, либо полиции, либо кому-то из твоих многочисленных сообщников (ох, прости, соратников). Я предпочитаю не подставлять под удар тайну твоей личности, а то мы оба закончим на соседних нарах в Аркхэме. А тебе там не понравится, Бэтси, не такому свободолюбивому Мышатине, как ты. Совсем не понравится. И мне очень не хочется, чтобы ты там оказался. Но не тешь себя иллюзиями, если они прознают, кто ты на самом деле, то без малейшего колебания заклеймят тебя сумасшедшим. Таким же сумасшедшим, как и я. Так что, надеюсь, ты поймешь, почему я поступил так, как поступил. И, кроме того, посмотри на это с другой стороны. Твое жилище невообразимо мрачное, угрюмое и лишено малейшего флера и уюта. Так что теперь у тебя появилась возможность перебраться жить ко мне. И поверь мне, сладенький, я превращу твою жизнь в один сплошной праздник. Обещаю, как только я обставлю наше уютное гнездышко, то сразу же скину тебе адресок.

Благодарю тебя за предоставленную компанию и дражайшее общение, которое я бесконечно ценю.

До следующей встречи.

С любовью.

Джей.

Несколько секунд Брюс просто тихо стоял и смотрел на письмо.

По какой-то необъяснимой и непонятной причине он почувствовал стылое и мучительное одиночество. Он уже так привык к тому, что Джокер все время здесь, рядом. С ним.

Но, когда слова из послания начали медленно доходить до него, это чувство сменила тревога, а затем и страх. Что за "насущные дела" подразумевал Джокер? Как бы ни хотелось Брюсу этого не признавать, это могло быть только что-то преступное, в самом лучшем случае - что-то относительно безопасное, но в худшем (а здесь он почти наверняка имел дело именно с худшим случаем) - что-то насильственное. И, разумеется, его крайне тревожило, что это могло значить для них обоих.

Чем бы это ни обернулось впоследствии, несмотря на то, что за прошедшие две с половиной недели они действительно подошли к тому, чтобы на самом деле стать друзьями, Брюс сердцем знал, что не сможет просто так стоять в стороне и позволить Джокеру причинить кому-то вред. Так что придется вмешаться.

Он внезапно почувствовал себя круглым дураком. Как он мог быть настолько наивным и думать, на полном серьезе думать, что сможет изолировать Джокера от мира? Он же должен был предвидеть такой поворот!

И внезапно его глаза распахнулись, когда до него дошло.

- Другой охранник! – прошептал он.

И почувствовал, как его пальцы сами сжались, превращая бумагу в смятый комок.

- Черт, нет!



Конец части второй.

@темы: Бэтмен, агония, перевод, Джокер, NC-17, Фанфики

---

18+ (Насилие) Агония. Глава 27 часть 1

[mina_tcepesh]

Агония. 27 глава часть 1
Название: agony
Автор: wbss21
Переводчица:  mina_tcepesh
Рейтинг: NC-17
Жанр: преслэш, драма, насилие.
Примечание переводчицы: Предупреждение — насилие
Предыдущая 26 глава: freaklikme.diary.ru/p218145657.htm


27 глава. Часть 1.

Альфред покинул дом в спешке. К тому времени, когда Брюс поднялся в усадьбу, дворецкий уже направлялся к дверям.

Брюс окликнул его, и Альфред, слегка поколебавшись, остановился и повернулся к нему.

Брюс извинялся, снова просил пересмотреть решение, но пожилой человек ответил точно так же, объясняя, что решение принято им не сгоряча, что он не сердится на него, но текущая ситуация на данный момент - не то, с чем он способен смириться.

Брюс видел, что тот лжет, да и в ушах еще эхом отзывались слова Джокера, мол, Альфред на самом деле обижен, поскольку чувствует себя менее важным для него, чем раньше.

Он хотел сказать дворецкому, что тот для него столько же значит, как и всегда, и ничто, никогда и ни при каких условиях не сможет этого поменять, но прямо сейчас понимал - любые попытки уговорить или что-то донести до него уйдут впустую. Все равно это сейчас ничего не изменит.

Если Джокер был прав насчет того, почему Альфред его оставлял, тогда, возможно, он был прав и в том, что Альфред рано или поздно остынет и вернется.

Так что он отпустил его. Прощаясь, подался вперед, от души обнял напоследок и почувствовал, как застыл в ответ на его прикосновения Альфред.

- Я буду ждать, - сказал он дворецкому. И затем смотрел, как тот поворачивается и исчезает за входной дверью.

Следующие сутки он мучительно боролся с собой, пытаясь убедить себя, что принятое решение было верным.

Как ни странно, удерживали его от того, чтобы передумать, слова Джокера. То, что он сказал ему прежде, чем Брюс вышел из камеры. Благодарность была искренняя, и в этом Брюс был уверен. И именно из-за того, насколько робко Джокер ее произнес. Так, будто он был смущен, когда это говорил.

Когда через час он, наконец, вернулся к нему, Джокер нервно расхаживал по камере.

И прекратил в тот же момент, как Брюс вошел внутрь.

- Как же ты долго! – его голос звучал почти что встревоженно.

- Прости, - ответил Брюс. – Мне надо было все обдумать.

Джокер нахмурился, сложил руки за спиной.

- Обдумать? – спросил он. – Все еще не уверен в принятом решении, верно?

Мститель поднял на него взгляд, и через пару секунд Джокер сделал шаг навстречу.

- Не сомневайся, - сказал он.

- Тебе легко говорить, - ответил Брюс.

Джокер остановился.

- Ну да. Это легко, - сказал он. – Легко, потому что другого выхода нет. Ты принял решение. Альфи вернется, - внезапно улыбнулся он. – Обещаю.

Какое-то время Брюс холодно смотрел на него, но затем его взгляд постепенно потеплел.

- Ты правду ведь не помнишь? – спросил он.

И улыбка Джокера мгновенно увяла.

- Только не снова-здорово, а? – сказал он. – Я-то думал, что уже все тебе предельно четко объяснил.

Брюс покачал головой.

- Нет. Я это знаю. Я не потому спрашиваю. И не хочу тебя ни к чему принуждать. Мне просто любопытно. Ты действительно ничего не помнишь?

Джокер громко вздохнул и повернулся.

Какое-то время стоял, не шевелясь, повернувшись к Брюсу спиной, после чего покачал головой.

- Не помню, - подтвердил он. – Ничего не помню, только во снах. И знаю только то, что ты мне сам сказал. Ну, и то, что я подслушал через комм.

Брюс осторожно смотрел на него.

- А в целом, сколько ты вообще помнишь?

При этих словах Джокер повернулся к нему.

Хихикнул.

- Ничего до того момента, как оказался в этом баке с химикатами, - сказал он.

- Тот, в который ты упал… - рассеянно сказал Брюс.

- Да, именно, – ответил Джокер. – Моя жизнь началась с этого момента.

- Ты был очень молод…

Джокер поджал губы.

- Ну да, - сказал он.

- Ты знаешь, сколько тебе тогда было? – спросил Брюс.

Джокер слегка склонил голову к плечу, какое-то время задумчиво стоял так.

Наконец, медленно покачал головой.

- Явно меньше, чем 85, - тихо усмехнулся он.

- Тебе, скорее всего, почти столько же, сколько и мне.

- А сколько тебе лет? 34?

- Мне 35, - ответил Брюс.

- И ты решил, что мне приблизительно столько же, почему это? Из-за того, что выяснил?

Бэтмен кивнул.

- На пленке, которую я обнаружил, были даты. И снята она была 18 лет тому назад, это на самых старых записях. Ну а последние были где-то через год после. В то время тебе должно было быть около 16 лет. Значит, тебе сейчас либо 33, либо 34.

- Доктора давали мне где-то столько же, - сказал Джокер. – Между 32 и 35 годами, судя по моему биологическому возрасту.

Брюс опустил взгляд.

- Это значит, что когда ты упал в чан, тебе было где-то около 18 лет. Самое большее – 19.

- Похоже на то.

Брюс поднял на него взгляд.

- Каково это было? Ну, когда все это случилось? Что ты почувствовал?

Джокер какое-то время смотрел на Брюса, и лицо его ничего не выражало. В конце концов, он отвернулся и как-то невесело хохотнул.

- Меня никогда никто об этом не спрашивал, - почти прошептал он.

Качнул головой, погрузившись в свои мысли. Какое-то время помолчал.

- Я на самом деле не помню сам момент падения… И не совсем помню то, что произошло сразу после. Так, фрагменты. Внезапно понял, что погрузился во что-то, что, как сначала решил, было водой. Все произошло так быстро, я даже не успел сообразить, что же на самом деле происходит. Помню, что захлебнулся. Это было инстинктивно. Правда. Запаниковал, и с дури нахлебался, втянул эту жижу в себя. Что бы это ни было, оно моментально заполнило мои легкие. И тогда я осознал жжение, все жгло, и тут до меня дошло, что это не вода.

Он поднял глаза на Брюса.

- Словно пьешь жидкий огонь, - засмеялся он. – Я прям знал, что это что-то очень плохое и вредное.

Брюс ничего не сказал, серьезно глядя на него.

- Я помню, что время как будто замерло. Все было словно в слоу-моушен, неестественно медленно. Длилось и длилось. А затем я помню, что меня резко выдернуло на поверхность, а я все никак не мог сопротивляться тому, что тащило наверх.

Он снова замолчал, отвел взгляд.

- А затем я помню, как я, избитый, сбитый с толку, не понимающий, что происходит, изо всех сил пытаюсь втянуть в легкие воздух.

Он посмотрел на Брюса.

- Жжение внезапно стало куда сильнее, невыносимее, как только я вдохнул его. Чистый воздух просто сжигал мои легкие. Все горело. Жжение, вот на чем только и мог я сосредоточиться в тот момент. Все горело – глаза, кожа, легкие. Какое-то время я думал, что горю. В буквальном смысле горю. – И снова он засмеялся, - Но это были всего-навсего химикаты. Думаю, если бы я остался в этом чане еще хоть несколько секунд, то умер бы. – Снова смешок. – Подумай, от скольких бед и напастей это бы тебя избавило, если бы все обернулось именно таким образом. – Он улыбнулся Бэтмену.

Тот ничего на это не ответил.

Джокер пожал плечами.

- Все еще все горит, - сказал он.

Брюс недоуменно посмотрел на него.

- Что?

- Я все еще чувствую, как все горит, - тихо повторил Джокер. – Это никогда не прекращалось, и с тех пор легче не стало.

Брюс ошалело на него посмотрел, не веря тому, что услышал.

- То есть, ты хочешь сказать… что уже 15 лет ты непрерывно испытываешь хроническую боль?

Джокер кивнул.

- Но через какое-то время к этому привыкаешь, и даже почти не обращаешь внимание.

- И лучше тебе не стало? Ты все еще чувствуешь, будто у тебя все жжет?

- Все жжет, - повторил Джокер. – Кожа, глаза. Даже легкие. Но это больше меня не беспокоит. Больше - нет.

- Господи Иисусе, - пробормотал Брюс. – Я не знал. Подозревал. Но наверняка не знал.

Джокер попросту махнул на это рукой.

- Это не важно. Боль – понятие относительное.

- Да, но жить с постоянной болью! Что, и никогда нет никакого облегчения?

И снова Джокер пожал плечами.

- И ничего не помогает?

- Если не считать тех случаев, когда меня так накачивают в Аркхэме, что я даже собственное имя вспомнить не могу – нет. – Он улыбнулся.

Бэтмен покачал головой.

- Даже и не знаю, что на это сказать.

- Ничего не говори, - ответил Джокер. – Ты спросил. Я ответил. Вот и все.



—



- Ты хочешь, чтобы я показал тебе записи? – спросил Брюс Джокера.

Джокер ухмыльнулся.

- Хочу ли я это увидеть, или ты хочешь их мне показать?

- Я просто подумал… Может, тебе захочется знать.

Джокер пожал плечами.

- Для меня это не имеет значения. Так или иначе, - сказал он.

Брюс не ответил.

- Если ты так сильно хочешь их мне показать, то ладно, - наконец сказал Джокер. – Но при одном условии.

- Каком? – слегка поколебавшись, спросил Брюс.

- Сними маску, - сказал Джокер.

- Что?

- Я что, нечетко это сказал? Сними маску. Не то чтобы тем самым ты выдашь тайну своей личности, - он засмеялся. – Кроме того, тебе ведь наверняка и самому неудобно все время в ней ходить.

Брюс молчал.

- Давай, - продолжил настаивать Джокер. – Ты чего боишься?

- Ничего.

- Тогда сними.

И все равно Брюс колебался.

- Зачем? – спросил он.

- Потому что я хочу полюбоваться на твою красивую мордашку.

Где-то с полминуты Брюс ничего не отвечал.

Наконец он молча кивнул.

- Хорошо, - сказал он, потянувшись к маске.

Отделить шлем заняло меньше минуты, и он медленно стащил его. В груди все сжалось от плохого предчувствия.

Когда он, наконец, полностью его снял, то увидел, как Джокер улыбнулся во все зубы.

- Вау. Надо сказать, на телеэкранах ты не такой. В жизни смотришься куда как смазливее, - отметил он, слегка хихикая.

Брюс закатил глаза и отвернулся.

- Идем за мной, - приказал он, двигаясь к выходу из камеры.

- Ты собираешься меня выпустить?

- Да, - ответил он.

Джокер соскочил с койки и последовал за Брюсом, который направился к выходу.

- Сюда, - приказал он, подходя к мониторам компьютера.

Выдвинул кресло.

Джокер какое-то время смотрел на него, после чего сел.

Брюс присел рядом.

Записи, которые он обнаружил, были сложены в стопку на свободной части пульта управления.

Брюс взял в руки ту, что лежала сверху.

- Ты точно уверен, что согласен? – спросил он, глядя на худощавого человека, скорчившегося на кресле.

- Целиком и полностью, - ответил Джокер.

- Не думаешь, что какой-то из увиденных эпизодов может послужить триггером?

- Может, - честно ответил Джокер, - Но не попробуешь – не узнаешь, верно?

Брюс ничего на это не ответил, так что Джокер снова смерил его взглядом.

- Даже если и послужит, то я верю, что ты с этим справишься, - уверил он.

Наконец, Брюс выдохнул.

- О`кей, - только и пробормотал на это в ответ.

Взяв запись, он вставил кассету во вделанный в панель проигрыватель.

Через несколько мгновений громадный монитор перед ними осветился, и на нем появилось изображение стерильно-белой ярко освещенной комнаты, в центре которой лежал на боку подросток. Он был без сознания, руки связаны за спиной, лодыжки скованны.

Брюс снова посмотрел на Джокера, и увидел, как тот вперился в экран.

Он надеялся, что не совершил сейчас непоправимую ошибку.

—

Джокер смотрел записи, одну за другой, и ничего не говорил. Вообще никакой реакции. Просто смотрел на монитор, не шевелясь, не выражая никаких эмоций.

Брюс не знал, к чему все это приведет. Он не мог даже сказать, а вообще затронуло ли Джокера хоть как-то то, что он сейчас видел? Чувствовал ли он злобу, или недоумение, или грусть? По нему ничего невозможно было сказать.

В какой-то момент Брюс спросил, не хочет ли он взять паузу. Джокер мимолетно оглянулся на него, потряс головой и снова пристально уставился в монитор.

Всего было девять кассеты, каждая где-то по часу времени, и ни разу Джокер не пошевелился на своем кресле, или не попросил, чтобы запись остановили. Он даже, казалось, не шевелился, когда запись на кассете подходила к концу, и Брюс тянулся к следующей, чтобы заменить и снова включить пленку.

Брюсу было тяжело заново все это пересматривать, видеть пытки, которым подвергался ребенок, слышать, как он кричит от боли, умоляет сжалиться и прекратить.

Он боялся, что Джокер взъярится от того, что увидит. Может даже снова сорвется и забьётся в истерике, или еще каким-либо образом попытается выместить свою ярость.

В конце концов, Джокер было крайне самолюбив и горд, так что Брюс предполагал, что его заденет такое зрелище – смотреть на себя, беспомощного, запуганного, растерянного.

Поэтому он периодически поглядывал на Джокера, стараясь считать его реакции.

Наконец, они начали просматривать последнюю запись, и вот тут уж Брюс вообще не отводил взгляда от Джокера.

Пещера наполнилась криками двоих охранников и доктора, когда пленка дошла до места, где они набросились на мальчишку и были им убиты. Но все это время выражение лица Джокера не изменилось. Он не поменялся в лице, созерцая, как более молодая версия его совершала убийство за убийством.

Тут уже Брюс отвернулся и от Джокера, и от монитора компьютера, позволяя записи играть до конца, только вслушиваясь в звуки, когда мальчик, Антон, Джокер рыдал над тем, что только что совершил.

Когда наконец воцарилась тишина, Брюс обернулся обратно, к Джокеру, и увидел, что он все еще сидит неподвижно. Только вместо того, чтобы смотреть на экран, ковыряется в ногтях.

- Все? – спросил он. Первое слово, которое произнес за эти девять часов.

Брюс сглотнул.

- Да.

- Ну что же… - Джокер встал, оттолкнув назад кресло. – Вообще-то это было забавно. Чем сейчас займемся?

- Ты… Ты же не можешь говорить это всерьез? – недоуменно ответил Брюс.

Джокер удивленно посмотрел на него.

- А почему нет? – спросил он.

- Почему нет? Не может быть, чтобы такова была твоя реакция на все это! Ты что, хочешь сказать, что все увиденное не произвело на тебя вообще никакого впечатления?

Джокер пожал плечами.

- Не знаю. Пока не могу сказать, - ответил он. – Но вот прямо сейчас мне скучно. И думаю, что нам надо чем-нибудь заняться.

Бэтмен с отвисшей челюстью смотрел на него какое-то время.

- Слушай, а у тебя найдется что-нибудь перекусить? – Джокер полностью проигнорировал то, как Брюс на него смотрел. – Я голоден как волк.



Конец первой части.

@темы: Бэтмен, агония, перевод, Джокер, NC-17, Фанфики

---

18+ (Насилие) Агония. Глава 26

[mina_tcepesh]

Агония. 26 глава
Название: agony
Автор: wbss21
Переводчица:  mina_tcepesh
Рейтинг: NC-17
Жанр: преслэш, драма, насилие.
Примечание переводчицы: Предупреждение — насилие
Предыдущая 25 глава: freaklikme.diary.ru/p218145132.htm



Казалось, тишина воцарилась в комнате на целую вечность. Никто из троих мужчин ничего не говорил, пока Альфред в конечном итоге не сорвался. Он громко кашлянул, привлекая к себе к себе внимание Брюса, который до этого неотрывно буравил взглядом Джокера.

- Мастер Брюс, для меня просто невообразимо, что вы даже позволили себе рассматривать такую возможность, - начал он. Альфред тяжело вздохнул. – Вы доверились мне, Сэр, открыли свою душу, признали то, что я подозревал с того момента, как вы принесли сюда этого сумасшедшего. Я понимаю, Мастер Брюс. Я понимаю все, что вы мне сказали. Избавиться от одиночества – это очень сильная потребность, и ради этого на многое можно пойти. По какой-то причине вы посчитали, что этот… этот человек, и поверьте мне, Сэр, я использую этот термин только за исключением наиболее подходящего…

Джокер не смог сдержать сухой смешок.

Альфред мрачно покосился на него.

- Вы посчитали, что этот человек – единственный в своем роде, способный разделить вашу точку зрения на мир, - снова начал он. – Даже не буду притворяться, будто знаю, почему это вы так решили. Я даже больше, скажу, я никогда не смогу понять, почему.

- А ты учишься, как я погляжу, - снова перебил его Джокер.

- Джокер! – Брюс резко рявкнул, повернувшись к нему.

Тот только улыбнулся.

Альфред прочистил горло.

- Честно сказать, Сэр, я уважаю ваши чувства и точку зрения на сложившуюся ситуацию. По моему мнению, он является воплощением всего того, чем вы не являетесь. Он- ваша полная, диаметральная противоположность. С моей точки зрения единственные отношения, возможные между вами – это он, задумывающий и воплощающий какие-либо преступления, а вы – пытающийся его остановить и предотвратить то, что он учинил. И любые попытки выстроить какое-либо взаимодействие между вами обречены. А уж дружба – тем более. Что-то совершенно невозможное.

- Да что ты знаешь, старикашка! – с этими словами Джокер сделал шаг вперед.

Брюс моментально почувствовал, что тот снова собирается наброситься на Альфреда, так что потянулся вперед, положив руку на плечо Джокера и удерживая на месте.

- Дружба для тебя также описывается в терминах "черное и белое". И эта отсталая и примитивная точка зрения не позволяет тебе понять, что на самом деле между нами! – рявкнул Джокер.

Альфред даже не пошевелился, продолжая так же твердо смотреть на него.

- Все, что я вижу, когда смотрю на вас обоих - это непрекращающийся круговорот смерти и разрушения. Постоянная битва за доминирование, - только и ответил он.

- Но здесь я храню и оберегаю его! – хоть и немного, но Джокер повысил голос, говоря это. – Ты что, не слышал то, что он говорил?! – Он взглянул в сторону Брюса. – Каждый из нас делает возможным существование другого. Ты просто слишком упрям, чтобы это увидеть. Слишком убеждён в собственной необходимости для него.

- Я могу точно то же самое сказать и насчет вас, - ответил Альфред. – Вы думаете, что вы ему нужны, хотя на самом деле всего лишь делаете его существование куда более сложным, чем оно могло бы быть. Вы только приносите ему излишние страдания. Все остальное вне пределов моего постижения.

Джокер рванул вперед, стараясь протиснуться мимо Бэтмена, к дворецкому, но Брюс снова его осадил.

- ПРЕКРАТИТЕ! – крикнул он. – Это абсурд. Вы оба ведете себя как две вздорные скандальные бабы, устроившие ссору из-за мужика!

Альфред вытаращил глаза от изумления.

Джокер улыбнулся.

- Ну, по крайней мене, этот мужик достоин того, чтобы ради него ссориться, - чуть ли не промурлыкал он, игриво поиграв ресничками.

Брюс покачал головой и закатил глаза.

- Альфред, ты знаешь, как я тебя ценю, - начал он. – Я никогда сознательно тебе не наврежу. И ты это знаешь. И я способен принять, что того, что здесь происходит, ты понять и принять не способен. Я понимаю. Потому что это то, что я сам до конца не понимаю.

Он замолчал, опустив взгляд.

- Может, ты и прав. Может, он и я обречены вечно бежать друг за другом в этом круговороте насилия. – Он поднял взгляд на Джокера.

- Джокер, ты же сам однажды с этим согласился, помнишь?

Джокер напряженно перевел на него взгляд.

- Ты предлагал мне помощь, - ответил он. – Я сказал, что для этого уже слишком поздно. Потому что так и было. Мне не нужна помощь, Бэтси. Мне нужно, чтобы ты принял… Чтобы ты принял меня. Ты отказывал мне в этом, вот поэтому мы сейчас здесь, - Он развел руками.

Брюс глубоко вздохнул, кивнул.

И повернулся еще раз взглянуть на Альфреда.

- Может, ты и прав, Альфред, - снова сказал он. – Но мне хочется думать, что это не так. Мне хочется думать, что если мы признаем равенство друг друга, то, что мы одинаковы, если я перестану заставлять его соответствовать моей морали и убеждениям, когда настолько очевидно, что они совершенно ему не свойственный, это сможет положить конец вражде и насилию между нами.

Альфред посмотрел на него с недоумением.

- Он же будет убивать, Сэр, - наконец сказал он.

Брюс тяжело сглотнул.

- Будет. – Он кивнул. – Но такова его природа, Альфред. Он… Он - не зло… Его таким заставили стать, даже не так, он стал таким, все равно, под влиянием каких обстоятельств. Это нечто, что я не позволял себе принять, по крайней мере, до сегодняшнего дня. Стараясь сделать его чем-то противоположным, стараясь принудить не делать этого… прямо все равно, что пытаться уговорить гиену, чтобы она больше не убивала… Ну или … или тигра. Это не какая-то извращенная злоба, они же делают это не из ненависти. Это просто их природная тяга, и никакими моральными дилеммами они при этом не отягощены. Если бы в нем была мораль, Альфред, если бы он признавал для себя этот концепт, мог постичь и применить его к себе, тогда я мог бы считать его злом. Но в нем этого нет, Альфред. Мораль – это не то, что его трогает, или что он ощущает. Он вне морали.(весьма спорное с моей точки зрения рассуждение. Подобное отсутствие морали само по себе является моралью, ибо является моральной позицией разумного существа – прим. пер.)

Лицо Альфреда перекосило от отвращения.

- И об убийце Ваших родителей вы бы сказали то же? – выплюнул он. – Это же очевидно, что он с легкостью мог бы оказаться на его месте, он же тогда сам мог бы спустить курок! – Дворецкий злобно ткнул пальцем в сторону Джокера. – Что бы вы тогда сказали? Смогли бы вы тогда с такой легкостью найти извинения для его извращенной натуры?

- Это не то же самое, Альфред! – попытался объяснить Брюс. – Джо Чилл убил моих родителей из алчности. Джокер убивает, потому что не может сдержаться. Потому что его разум вышел за пределы социальных условностей. За правила и стандарты, за необходимость соблюдать предполагаемое достойное поведение.

Он перевел взгляд на Джокера и увидел, что тот изумленно смотрит на него с широко раскрытыми глазами. Впервые он выглядел по-настоящему шокированным, у него даже слегка челюсть отвисла.

Он снова посмотрел на дворецкого.

- Альфред, пожалуйста. Я прошу тебя остаться. Но дай мне шанс попробовать по-моему. Мне нужно, чтобы он был здесь. Пусть даже еще хоть чуть-чуть. Если отослать его обратно в Аркхэм, это не приведет ни к чему хорошему. Ни для него, ни для меня. Они только попытаются снова заставить его подчиняться своим правилам, будут пытаться заставить быть тем, кем он не является. Для нас обоих будет лучше, если он останется здесь.

Несколько секунд Альфред ничего не говорил, просто глядел на своего хозяина.

Наконец, он жестко выпрямился.

- Прошу прощения, Сэр, - начал он. – Но я с этим мириться не собираюсь. Я молюсь, надеюсь, что, наконец, вам вернется здравый рассудок, и вы поймете, насколько безумную ошибку совершаете. До сих пор, я вынужден покинуть вас. Из уважения к вам и вашей миссии, о которой, на мой взгляд, в свете текущих событий вы окончательно позабыли, я не буду информировать полицию о том факте, что вы укрываете у себя серийного убийцу, не собираясь, как предельно четко высказались, передавать его в подобающие руки.

- Альфред, пожалуйста…

Пожилой человек только покачал головой.

- Прошу прощения, Брюс, – сказал он.

- Ну, и отлично. Вали, - внезапно заявил Джокер. – Он свой выбор сделал. – И махнул рукой.

Брюс гневно развернулся к нему.

- Ты. Заткнись! – рявкнул он.

Джокер пожал плечами, завел глаза к потолку, громко выдохнул и отвернулся.

Альфред продолжал смотреть на Брюса.

А затем шагнул назад.

- Пойду собирать вещи, - сказал он. – А затем ухожу. Позже напишу, как можно будет со мной связаться.

- Альфред…

И снова он покачал головой, ничего не говоря, повернулся и вышел из камеры.

Как только он вышел, Джокер зашелся в хохоте.

Сию же секунду Бэтмен повернулся к нему, схватил за воротник и притянул к себе.

- Я сказал, заткнись! – прошипел он. А затем оттолкнул прочь.

Джокер скривил губы. И на лице его появилось утомленное выражение.

- Ну и ладушки, - сказал он, оправляя рубашку.

Брюс еще какое-то время смотрел на него, после чего повернулся, тяжело и раздраженно вздохнув.

- Арххх! – он поднял руки и с силой потер лицо. – Да что же я только что натворил!

- То, что надо было, - услышал он за спиной голос Джокера. – Кроме того… - Джокер, судя по звуку, пошел обратно к койке, тяжело на нее усевшись, - он вернется.

Брюс убрал руки, повернулся, посмотрел на него.

- Что?

Джокер оглядел комнату, после чего перевел взгляд на Брюса.

- Вернется, - повторил он. – Он не сможет справиться со скукой. Не после того, что пережил с тобой. – Он засмеялся. – Так что успокойся и не переживай.

- Как ты можешь такое говорить?! – возмущенно спросил Брюс. – Он ушел, потому что ему совесть не позволила быть соучастником всего этого.

- Чего?

- Этого! – закричал Брюс.

- Чего? Того, что я остаюсь с тобой? – саркастически процедил Джокер. – Умоляю. Это не имеет ничего общего с моральными устоями или тем, что он делает что-то неправильно. Он просто бесится, видя, что его местечко рядом с тобой занял кто-то другой. И теперь он отодвинут от твоей особы с позиции наперсника. Полагаю, раньше никто его так не задвигал на вторые роли, как я в течение последних нескольких дней.

Брюс какое-то время смотрел на него.

А затем громко вздохнул, не сдерживая раздражения, и покачал головой.

- По крайней мере, мне надо его проводить, - рассеянно сказал он, поворачиваясь. – Не двигайся. Я скоро вернусь.

Он пошел к двери. Прошел в проем, начал за собой закрывать.

- Бэтмен…

Он остановился, обернулся.

- Что?

Джокер смотрел на него. И внезапно опустил взгляд, уставившись на койку.

- Спасибо, - голос звучал тихо, будто едва слышный шёпот.

Брюс обернулся, нахмурив брови.

- За что?

Джокер поднял взгляд. Посмотрел ему в глаза.

- За то, что понял.

@темы: Бэтмен, агония, перевод, Джокер, NC-17, Фанфики

---

18+ (Насилие) Агония. Глава 25

[mina_tcepesh]

Агония. 25 глава
Название: agony
Автор: wbss21
Переводчица:  mina_tcepesh
Рейтинг: NC-17
Жанр: преслэш, драма, насилие.
Примечание переводчицы: Предупреждение — насилие.
Предыдущая 24 глава: freaklikme.diary.ru/p218112287.htm


- Ты… - начал Брюс, а затем остановился. – Ты был…

- В сознании? Ну да, - закончил вместо него Джокер, закатив глаза. Он скрестил руки на груди и отвернул голову, уставившись на стену с подчеркнуто скучающим выражением на лице.

- И как давно ты был в сознании? – настаивал Брюс, для которого было просто невозможно поверить, что все его душевные излияния, оказывается, были услышаны этим чертовым лунатиком.

Джокер повернулся к нему, блестя глазами, и улыбнулся.

- Да я его вообще-то и не терял, - ответил он.

- Так ты…

Джокер вздохнул и снова отвернулся.

- Я все слышал. Если ты об этом. Ну, правда, Бэтси, ты тронул меня до глубины души, - он искоса глянул на него. – Наконец-то вправду услышать, как ты признаешь наши созависимые отношения, это так впечатляюще, я даже не знаю, как я смогу все это пережить!

Внезапно он начал обмахивать лицо рукой, скривился, как будто собирался заплакать. Но очень быстро эти показные эмоции исчезли, и на лице снова расплылась широкая улыбка. Он громко засмеялся.

Альфред стоял, пораженно глядел на него и явно никак не мог поверить, что это все и вправду происходит на самом деле. Когда псих начал громко смеяться, лицо Альфреда перекосило от отвращения.

- Ах ты, дьявольское подлое создание! – резко выдохнул он. – Ты даже не представляешь, что такое чужие чувства, верно? Что такое вообще симпатия или забота о ком-то, кроме себя любимого!

- Альфред, прекрати! – Брюс положил руку на плечо пожилого человека, но дворецкий гневно стряхнул пытающуюся успокоить длань.

- Нет. Мастер Брюс, вы только что сказали, адресуясь ко мне, по моему мнению, одно из самых тяжелых и болезненных для себя признаний за всю свою жизнь, уверенный, что это – очень личное и останется только между нами. Признание, которое касалось его! – он злобно ткнул пальцем в сторону Джокера. – А он взял и высмеял все, что вы чувствуете!

Джокер прекратил веселиться и яростно уставился на Альфреда. В его глазах пылали такие знакомые отсветы бурлящей в нем ярости. Брюс моментально опознал опасные знаки и, даже и не думая, оттолкнул Альфреда за спину, так, что теперь стоял между ними двумя.

И все равно Джокер, игнорируя Брюса, обращался к Альфреду.

- Ты, дурак старый! – рявкнул он. – Это не симпатия. Это эмпатия! Никто во всем мире не сможет понять его так, как я смогу! Вообще никто! И уж точно не ты! – он хохотнул. – Ты, кто прячется за своим так называемым благонамеренным фа… фасадом преданности. Что же ты не скажешь ему? Скажи, давай. Повтори, что же именно я тебе наговорил. Почему это ты так безоговорочно ему предан. Ты же знаешь, что я прав.

Альфред ничего на это не сказал. Он чувствовал, как в груди закипает тягучая обжигающая ненависть, поднимаясь, пытаясь взорваться. Даже вспомнить было невозможно, когда в последний раз он испытывал злость такой силы.

Джокер улыбнулся.

- Да тебе на него самого плевать, - сказал он, кивая в сторону Брюса. – Тебе важно то, что он тебе в результате дает.

- А что тогда тебе самому-то важно? – зашипел Альфред, отступив на шаг в сторону, чтобы иметь возможность смотреть Джокеру прямо в лицо. – Ты, ты всего лишь больное, извращенное, жалкое подобие человеческого существа, не способное совладеть с собственными импульсами. У тебя нет ни малейшего самоконтроля. Ни тени воли!

- МНЕ ВАЖЕН ОН! – Закричал Джокер, и неожиданно закричал настолько громко, что и Альфред, и Брюс аж подпрыгнули от неожиданности. А затем внезапно он вскочил на ноги на койку, и Брюс моментально напрягся, подготовившись к тому, что, вне всякого сомнения, сейчас на них набросится.

- И он это знает! – громкость голоса Джокера вернулась к привычному уровню, и он указал рукой в сторону Брюса. – И попросту этого не признает. Но всегда знает. Мы сочувствуем и сопереживаем друг другу так глубоко, как ты даже и представить не в состоянии, мы делим то, что мы и только мы знаем. Ты никогда такого не поймешь.

Альфред чувствовал, как им завладевает ярость, и он больше не мог себя сдерживать. Внезапно он ринулся мимо Бэтмена, прямо на лунатика.

- АЛЬФРЕД, НЕТ! – закричал Брюс, устремляясь следом и пытаясь перехватить.

Но было слишком поздно, он уже был за пределами досягаемость, слепо стараясь сделать с Джокером хоть что-то, уж слишком переполняла его ярость, слишком уж хотелось хоть как-то заставить его испытать боль, страдать.

Брюс ринулся вперед, но к этому моменту дворецкий уже добрался до маньяка, взгромоздился на койку, даже и не думая о том, что делает. И когда завел руку назад, чтобы ударить, Джокер уже был готов и поджидал этого, так что поднырнул под удар, запоздавший буквально на долю секунды, и сам ткнул кулаком в живот Альфреду.

Моментально старик скорчился, задыхаясь, и упал на колени.

Джокер зарычал, уже почти что ударил дворецкого с размаху по лицу, как его ударило вбок, и он впечатался в стену, так сильно, что аж дыхание перехватило. А еще через мгновение почувствовал, как его схватили за волосы и с силой приложили виском о бетонную стену. Комната завертелась. А затем удар повторился, он почувствовал, как ноги подкашиваются, и тело рушится обратно, на койку.

Брюс, отвернувшись от него, подхватил Альфреда, запустив руки ему под предплечья, и аккуратно поднял с кровати.

- Альфред, как ты, с тобой все нормально? – заполошено спрашивает он снова и снова, пытаясь оттащить как можно дальше от койки, к центру комнаты.

Альфред, все еще задыхаясь, с трудом хватает воздух, пытаясь заставить легкие снова дышать.

Он кивнул, хотя его лицо и искажено от все еще мучающей боли.

- Господи Боже ты мой, - облегченно выдохнул Брюс, опускаясь перед ним на колени.

А затем тут же вскидывается, услышав разъяренный вой за спиной, и чудом успевает повернуться, прежде чем в него врезается исходящий ненавистью Джокер.

Спустя мгновение он впечатывается со всей силы в Брюса, так что они оба летят по полу.

Джокер оказывается сверху, и, не теряя ни секунды, начинает отчаянно наносить удар за ударом прямо в лицо Брюсу. Хотя по большей части попадал по кевлару, который отлично защищал Бэтмена от ударов и наносил кулакам Джокера куда более ощутимый урон, рассаживая костяшки, он все продолжал и продолжал наносить удар за ударом, снова, снова и снова.

- Джокер! – пытался Брюс. – Джокер… Стой!

Но псих не слушал, он яростно вскрикивал, нанося удар за ударом.

Наконец Бэтмен все же дотянулся и схватил одно из его запястий.

Джокер постарался вывернуться. Но с хваткой Брюса ему было не справиться. Тому удалось-таки завладеть и вторым запястьем.

Джокер вопил от ярости, и его крик казался не человеческим, а каким-то звериными. Поняв, что руки высвободить не удастся, он начал с силой биться собственным лбом о лоб Брюса. Но, как и следовало ожидать, только уродовал себя, разбивая собственный лоб, так что после пары ударов его снова повело и он начал чувствовать головокружение.

Брюс воспользовался возможностью спихнуть его и перекатиться, так что оказался сверху.

И все равно псих сражался с отчаянным безумием, ухитрившись-таки двинуть коленом Брюса в живот. Удар был ощутимым, но особого вреда не нанес.

- Джокер, СТОЙ! – закричал он, а затем быстро поднялся, таща за собой лунатика, закручивая так, чтобы схватить в замок горло Джокера, а другой заламывая запястья за спину. – СТОЙ – снова закричал он.

Но Джокер не слышал, продолжая сопротивляться.

Брюс тогда упал на колени, выгнулся назад, так, чтобы хватка на шее психа стала сильнее.

- СТОЙ! – снова закричал он.

- НЕТ! – рыкнул Джокер. – ОТПУСТИ! – и начал выкручиваться с удесятеренной силой, даже попытался укусить руку Бэтмена через перчатку.

- Джокер, да выслушай же меня! – снова попытался детектив.

- Нет! Отпусти МЕНЯ! Идиот! Такой же идиот, как и он!

- Джокер, ПОСЛУШАЙ! – Брюс уже начал умолять. – Я знаю, что тебе больно, и я прошу за это прощения! Я не хотел бы. Но ты собирался причинить боль Альфреду, а этого я позволить не могу. Ты должен понять!

И все равно Джокер пытался вывернуться из хватки, ожесточенно тряся головой.

- Просто отпусти меня! – огрызнулся он.

- Если отпущу, ты набросишься на Альфреда?

- ДА ОТПУСТИ ТЫ МЕНЯ, ЧЕРТ БЫ ТЕБЯ ПОБРАЛ!

Брюс нахмурился.

- Отпущу, - успокаивающе начал он, - но если ты хоть косо взглянешь на Альфреда, тебе мало не покажется, - прошипел он.

Джокер на это ничего не ответил, но Брюс чувствовал, как тот напрягся.

Наконец он все же слегка ослабил хватку, вначале отпустив руки Джокера, а затем убрав замок с шеи.

И как только это сделал, лунатик подался вперед и, пошатываясь, попытался встать на ноги.

Бэтмен же незамедлительно вскочил сам, напряженно готовясь к очередному всплеску.

Но Джокер просто стоял, спиной к нему, пальцы сжаты в кулаки, голова наклонена вниз.

К этому моменту Альфред уже успел восстановиться и теперь тоже стоял на ногах.

Он прочистил горлом, и Брюс перевел на него взгляд.

- Прошу прощения, Сэр, - начал он. – Это было глупо с моей стороны. Рискованно. И я не должен был предпринимать такие спонтанные действия.

- Все нормально, Альфред, - ответил Бэтмен.

- Должен сказать, сэр, - продолжил Альфред, - я вынужден с прискорбием сообщить, что пока этот безумец будет осквернять своим присутствием сей дом, я не смогу предоставить в ваше распоряжение свои услуги. Если, а точнее, когда его здесь больше не будет, я вернусь. До того момента рассматривайте это как мою отставку. Я пережил множество экстраординарных ситуаций пока вы исполняли то, что считали своим долгом, Мастер Брюс, и я полностью поддерживал Вас и осознанно и по своей воле участвовал в данных событиях. Но на этот раз я вынужден высказать несогласие. Я отказываюсь стоять в стороне, пока вы покрываете серийного убийцу – психопата, которому место в лечебнице для психически больных. Он болен, Мастер Брюс. Он порченный. Ему нужна помощь. А вы ему оказать подобной помощи не сможете. Так что, пока он тут, ноги моей здесь не будет.

Брюс ничего не говорил какое-то время, просто молча стоял, уставившись неподвижно на пожилого собеседника.

Он вздохнул.

- Хорошо, - внезапно он услышал голос Джокера, и развернулся. Лунатик так и не сдвинулся с места. – Я все равно здесь уже закончил. Я же сказал. Все.

А затем повернулся.

- Ты выбрал бороться против того, что, как ты сам прекрасно понимаешь, является правдой. Ты отталкиваешь это от себя, отстраняешься, прячешься – и только из-за своего ослиного упрямства. Ты заблуждаешься. Ты глуп. Я понял, что все-то ты прекрасно знаешь, и мир ты видишь таким, каким он на самом деле является, там, по сути своей, за всей этой мишурой и сентиментальной чепухой, которой прикрывают действительность другие. То, что ты так упорно пытаешься руководствоваться моралью, которая на самом деле лишь выдумка – ну, это твой собственный выбор. Я не могу тебе больше помочь.

Он двинулся к Брюсу.

- Забери меня. Или дай уйти.

Брюс мрачно смотрел на него какое-то время.

- Ты же знаешь, что я не могу вот так вот дать тебе уйти, - ответил он.

- Тогда отведи меня обратно, - предложил Джокер.

- Ты этого хочешь? – спросил Брюс.

- И с каких это пор тебе заботит то, что я хочу? – оскалился Джокер.

- Просто скажи, - настаивал Брюс. – Ты этого хочешь?

- Я хочу уйти.

Брюс покачал головой.

- Ты слишком опасен, чтобы вот так вот взять и отпустить тебя, Джокер.

Джокер хмыкнул, затем улыбнулся.

- Слишком… нестабильный? – он скривил губы в улыбке.

Брюс ничего не ответил.

Джокер перевел взгляд на Альфреда, затем – снова на него.

- Как же жаль, что у меня не было ножа в той руке, которой я ударил тебя в живот, - сказал он с явным сожалением. И не малейшей попытки съязвить.

Альфред ошеломленно поглядел на него, но практически сразу же совладал со своими чувствами. Прочистил горло, поправил пиджак.

- Джокер! – рявкнул Бэтмен.

Псих перевел взгляд на него, и внезапно протянул вперед руки сложенные запястьем к запястью.

- Ну, давай… - сказал он. – Застегивай наручники.

Брюс колебался.

Альфред смотрел на них со все более возрастающим недоумением.

- Мастер Брюс!

Джокер ухмыльнулся.

- Если я верну его обратно, он попросту сбежит.

- Но если он здесь останется, то тоже сбежит, верно ведь? – запротестовал Альфред.

- А вот этого-то я и не знаю, - покачал головой Брюс.

- Вы… Вы не хотите, чтобы он уходил, - потрясенно выдавил дворецкий.

И Джокер расхохотался.

- А ты не полный идиот, как я погляжу, - сказал он. – Так что же ты выберешь, Бэтси? Предположительно безоговорочно верный тебе слуга - или единственный человек во всем мире, который видит мир точно так же, как и ты сам?

@темы: Бэтмен, агония, перевод, Джокер, NC-17, Фанфики

---

18+ (Насилие) Агония. Глава 24

[mina_tcepesh]

Агония. 24 глава
Название: agony
Автор: wbss21
Переводчица:  mina_tcepesh
Рейтинг: NC-17
Жанр: преслэш, драма, насилие.
Примечание переводчицы: Предупреждение — разбитое сердце.
Предыдущая 23 глава: freaklikme.diary.ru/p218111791.htm

Брюс долго ничего не говорил, отведя взгляд от пожилого человека и неотрывно глядя на Джокера. Неожиданно его замутило. Он почувствовал, как внутри все сжалось, бросило в пот, в холод, окатила волна слабости, руки занемели. На секунду перед глазами все закружилось, легкие свело спазмом, так, что он не мог вздохнуть. Даже показалось, что на несколько секунд он потерял ориентацию.

Джокер на его руках выглядел таким хрупким… И снова Брюса захватила эта неодолимая и почему-то кажущаяся внутри совершенно правильной тяга его опекать.

И больше он не мог этого отрицать. Это – было. То, что Альфред сказал.

И разум бился в конвульсиях, крича, что так быть не должно.

- Я… Я не знаю, - почти что прошептал Брюс. – Я не знаю.

Альфред не трогался с места, стоял, прямой, строгий, вытянувшийся в струнку. Как обычно.

- Знаете, Сэр, - ответил он. – В глубине своего сердца – знаете. Но причина, что вы с такой силой отрицали, да еще и так долго, погрузилась в результате в самые глубины вашей сути. Но не исчезла. Она – там.

Брюс покачал головой.

- Это неправильно, - начал он. – Я же должен ненавидеть этого психа всеми фибрами души. И здравый смысл, и совесть говорит мне, что я должен. И в какой-то степени… в какой-то степени это так, но…

Дворецкий терпеливо ждал, не смея его прерывать.

- Он все время продолжал повторять, что мы - одинаковые. Снова и снова… повторял, что у нас одинаковый взгляд на мир, и так его видим только мы, только он и я, и единственная разница состоит в том, какой выбор мы делаем на основании этого.

Он замолчал, глядя на психа, на то, как его грудь равномерно приподнималась и опадала.

- Мне не хотелось верить в это. Мне не хотелось верить, что между нами может быть хоть какое-то сходство. Каждый раз, когда я спасал его жалкую жизнь, это было потому, что я был морально обязан, не потому, что я этого хотел. Но… Если бы я был по-настоящему честен с собой, хотя бы когда-то был бы честен, я бы понял, что это-лишь отговорка. Мне он нужен, Альфред.

- Вам… нужен он, Мастер Брюс? – Альфред не смог до конца скрыть прозвучавшее в его словах отвращение.

Бэтмен тяжело вздохнул и понурился.

- Он дает мне смысл, - начал он, голос был хриплым, и, к своему ужасу, Брюс почувствовал, как горло перехватывает и на глаза начинают наворачиваться слезы. – Я так долго не хотел в это верить, но это правда…. Ты спрашивал меня, сколько раз я спасал ему жизнь? Так вот, я даже и не помню.

Он покачал головой.

- Он постоянно подставляется под удар. Постоянно. Будто пытается меня испытать. Проверить, а насколько далеко я готов зайти ради него. Чтобы утащить из когтей смерти и заставить остаться здесь, со мной. И каждый раз… Каждый раз я проходил этот тест. И после он всегда смеялся, как будто знал какой-то недоступный мне секрет! И говорил, что любит меня. Но как может кто-то, будучи живым воплощением зла, на самом деле любить хоть кого-то! Но он все равно повторял это, и повторял… и… и у него было столько удобных возможностей меня убить, а он ни разу их не использовал. Иногда, когда я оказывался у него в руках, то думал, что это все. Я – покойник. Что вот он, мой конец, и всегда… всегда он отступал. Он же убивает с такой легкостью, Альфред. Вот этого никто по-настоящему не осознает. То, что прекращение жизни для него ничего не значит. Он никак к этому не относится. Смерть ничего в нем не трогает. Так что я все задавал и задавал себе вопрос... почему? Почему он меня не убил? Почему я не убил его? От его рук пострадало столько близких мне людей. Столько боли он им причинил. Я же должен его за это ненавидеть.

Он снова покачал головой. А затем подхватил Джокера на руки, тихо и плавно пошел к койке и аккуратно положил на нее.

- Он говорил мне, что без него… я бы уже давно вычистил весь этот город от малейшего следа преступности. Что он - единственный в этом мире дает мне оправдание продолжать быть тем, кто я есть. И что без него я больше не смогу быть Бэтменом. Потому что смысла ему продолжать свое существование не будет – Бэтмен станет попросту не нужен. А без Бэтмена не станет и меня.

- Это не правда, Сэр, - прервал его Альфред. – Бэтмен – это всего лишь личина. А не то, кем вы являетесь.

Брюс покачал головой.

- Нет. Я есть Бэтмен. Стал им со дня смерти моих родителей. А может, еще раньше. И Джокер прав. Он мне нужен. Так же, как ему нужен я. Я не способен его переиграть, Альфред. У любого другого преступника в Готэме, да что там, любого другого преступника, с кем я, так или иначе, связывался, я всегда находил слабину, что-то, что можно было использовать против него. И что-то такое, что могло на них повлиять. Иногда даже переубедить. Всегда было что-то, что могло заставить их остановиться.

Он посмотрел вниз, на все еще лежавшего без сознания лунатика.

- Но с ним это не проходило. Мне никогда не получалось выяснить, чего он в конечном итоге хочет, потому что он ничего не хотел. И меня он не боялся. И боли не боялся. Он даже смерти не боялся. Все, что его интересовало… его интересовала только игра. Он хотел играть со мной. И положить конец этому могли только две вещи – либо я убивал его, или прекращал быть Бэтменом. А это… это для меня было равносильно самоубийству. Потому что я не могу оторвать от себя эту часть, Альфред. Это – все, что я знаю. Это – то, что пропитывает каждую фибру моего тела и моей души. Это нездорово… и эгоистично. Но такова правда. Он дает мне смысл, Альфред. Давал, даже когда я не желал и задуматься об этом. Джокер давал мне причину продолжать существовать. И он прав еще насчет одной вещи…

Брюс отвернулся и пошел к противоположной стене камеры.

- Я специально избивал его. Я избивал его, причинял куда большую боль, чем было необходимо, потому что… Потому что, глядя на него… я каждый раз видел вместо него себя, который сделал не тот выбор. В нем я видел себя, и это меня бесило. И поэтому так хотелось причинить ему как можно больше боли, как будто это была его вина. Моя одержимость идеей найти ключи к нему в его прошлом, кем он был раньше и мог быть теперь… желание держать здесь… это же не имеет ничего общего с желанием помочь. В конечном итоге я хотел помочь себе. Я думал… я думал, что если смогу доказать, что он – не чудовище, что внутри него все же есть человечность, до которой возможно достучаться.… то тогда, может быть, я перестану так сильно ненавидеть себя. Потому что в таком случае для меня тоже есть надежда.

- Мастер Брюс, вы вовсе не похожи на…

Брюс отмахнулся.

- Нет. Похож. Просто я очень долго не желал это видеть. И добра это мне не принесло. Нам обоим было показано, какова на самом деле природа этого мира. Его жестокость и несправедливость обрушилась на нас обоих раньше, чем мы могли постичь истинную разницу между жизнью и смертью. Я боролся против того, что узрел. Я отказывался верить в это. Принять подобное. А он… - Брюс кивнул в сторону Джокера, – он поступил прямо противоположным образом. Принял это. Мало того, сделал основой своего существования. Все это время, наши битвы, наше противостояние, наши стычки.… Все, что он делал, все, что он пытался предпринять – было его попыткой заставить меня выучить один урок – я не могу поменять мир и заставить его стать другим. И я ничего не могу сделать с тем, какова жизнь. Своим уродливым, злобным, отвратительным способам Джокер и в самом деле пытался мне помочь. Какая во всем этом горькая ирония… - Брюс слабо хихикнул. – Потому что в наших отношениях именно он бескорыстно жертвовал собой, а я действовал прямо противоположным образом. Другие никогда не поймут этого. Да я и сам этого не понимал, пока с моих глаз не спала пелена. Для них… Джокер всегда будет злодеем, а я – героем. – Он снова посмотрел на психа. – Он хотел, чтобы я прекратил страдать. Он хотел, чтобы я принял тщету существования, а затем… просто… стать таким же, как и он. Стать счастливым. – Он подошел к Джокеру, посмотрел на него сверху вниз. – Он хотел, чтобы я был счастлив. С ним.

В этот момент Альфред тихо сделал шаг вперед, к Брюсу, и тихо потрепал его по плечу.

- Сэр, я…

- Все нормально, Альфред. Не стоит беспокоиться. Я всегда считал, что он пытается меня растлить. Заставить опуститься на его уровень. А, в сущности, с его точки зрения он все это время отчаянно старался меня освободить, сделать таким же свободным, как и он сам. – Он покачал головой. – Но для меня это невозможно. Я не могу все вот так вот взять и отпустить. Может, потому что боюсь. Может, потому что пугаюсь того, кем стану, если последние преграды, сдерживающие меня, падут. Он прав. Я пытался донести до него, что это он живет в непрекращающейся мучительной агонии, но.… Но на самом деле так живу я. Всегда, все эти годы. И я думаю… я думаю, что для него было невыносимо видеть единственного во всем мире близкого ему человека… единственного, с которым он на самом деле чувствовал неподдельную связь… настолько мучающимся от боли. Он рванул и порвал все своим путы. Он преступил все ограничения, какой бы природы они ни были, и это прекратило его страдание. Прекратило агонию. А вот я так не могу. Я так поступить не в состоянии. Слишком уж темен этот путь. Слишком страшны глубины, в которые придется при этом погрузиться… И я чересчур его боюсь.

- Может, Сэр, дело в том, что вы просто слишком сильны для этого, - тихо проговорил Альфред.

Брюс поднял на него взгляд, и только тогда, наконец, улыбнулся. И слегка пожал плечами.

- Хотелось бы мне поверить, что дело на самом деле в этом, - прошептал он.

Альфред кивнул.

Так они и стояли там, глядя друг другу в глаза, всматриваясь в лица друг друга, выискивая понимание и поддержку, и тут внезапно услышали громкие глумливые мерные хлопки. Оба ошарашенно повернулись в сторону Джокера.

- Как же это мило, - сказал псих. Как всегда, его тон ядовито сочился сарказмом. – Меня даже аж чуть слеза не прошибла.

И он улыбнулся, глядя на Бэтмена такими сияющими и такими понимающими глазами.

- Все, милочек, можешь брать меня на руки и нести обратно в Аркхэм. Я получил именно то, что хотел.

@темы: Бэтмен, перевод, Джокер, NC-17, Фанфики

---

18+ (Насилие) Агония. Глава 23

[mina_tcepesh]

Агония. 23 глава
Название: agony
Автор: wbss21
Переводчица:  mina_tcepesh
Рейтинг: NC-17
Жанр: преслэш, драма, насилие.
Примечание переводчицы:
Предыдущая 22 глава: freaklikme.diary.ru/p218111666.htm

Брюс просто застыл на месте. Он стоял так около минуты, безмолвный, недвижимый, никак не реагирующий на хохот Джокера. Просто смотрел в стену. Смотрел – и не видел.

Наконец истерика безумца стала утихомириваться, и он с явным раздражением уставился на Брюса.

- Ну! – заявил он. – Что ты на это скажешь?

И только тогда Бэтмен очнулся от сковавшего его забытья и опустил взгляд на лунатика.

- Мне нечего сказать, - ответил он. – Я везу тебя в Аркхэм. Прямо сейчас.

Лицо Джокера вытянулось, ухмылка моментально увяла.

- Что? – переспросил он.

- Я везу тебя обратно в Аркхэм, - точно так же сухо повторил Брюс. – Если ты и так уже знаешь все о своем прошлом, как ты успешно только что подтвердил, то я ничем тебе помочь не могу. Невозможно помочь тому, кто не хочет принять помощь. Так что - вставай. – Он подался вперед, явно собираясь схватить тощего собеседника за руку.

Джокер отшатнулся.

- Подожди, - сказал он. – И что, это - все? Просто собираешься запихнуть меня обратно в эту адскую дыру и выкинуть все произошедшее из головы?

Брюс ничего не ответил. Лицо было неподвижно как маска. Рука протянута вперед.

Джокер закатил глаза.

- Я не хочу возвращаться в Аркхэм, Бэтси.

- Но у тебя нет выбора. Ты сам показал – мне попросту нет смысла дальше держать тебя здесь.

- Но разве ты не хочешь…

- НЕТ! – резко выкрикнул Бэтмен. И внезапно все же подался вперед, дотянулся до психа, схватил его и дернул на себя, заставив подняться.

Он начал тянуть Джокера к двери камеры, пока лунатик изо всех сил пытался сопротивляться.

- Отпусти меня, Бэтмен! – шипел он, пытаясь вывернуться. – Я не собираюсь туда возвращаться!

Детектив ничего на это не ответил, продолжая тянуть за собой.

Джокер начал сопротивляться еще отчаяннее, и в какой-то момент в нем всколыхнулась та сверхъестественная сила, которая иногда просыпается у сумасшедших, кем он, впрочем, и был. Совершенно непонятным образом он все же вывернулся из хватки, по инерции пролетел через всю комнатушку и с силой впечатался в противоположную стену.

Он уставился на Брюса, тяжело дыша. Грудь резко поднималась и опадала.

Бэтмен тоже вперился ему в глаза.

- Да что, к черту, с тобой не так! – злобно процедил он.

Джокер только потряс головой.

- Я не… Я туда не вернусь.

- Да, - рыкнул Брюс. – Вот еще как вернешься! – он начал подходить к нему.

- Хорошо! – Внезапно отчаянно и надрывно заорал лунатик. И Брюс тотчас же остановился. Никогда еще он не слышал, чтобы Джокер кричал таким голосом. – На самом деле я не помню.

Брюс только и мог, что ошалело смотреть на него.

- Что? – в конце концов смог он натужно хрипло выдавить.

- Не помню я, - повторил Джокер. – Не помню своего прошлого.

Бэтмен сделал еще полшага к нему, затем остановился.

- Но ты же только что говорил…

- Я знаю, что я говорил, - перебил его лунатик. – Я лгал.

Брюс ошалело помотал головой.

- Ты уже третий раз говоришь разные вещи, Джокер. Сначала ты утверждал, что не помнишь. Потом начал говорить, что помнишь. А теперь – снова, значит, не помнишь? Ты понимаешь, что сам себе противоречишь?

- Вот сейчас я говорю правду, - продолжил Джокер.

- Нет. – Брюс потряс головой. – Нет. По какой-то причине ты попросту не желаешь отправляться обратно во Аркхэм. Так что теперь готов завраться, только бы туда не попасть.

Джокер покачал головой.

- Нет. Я – не помню. Ты это хотел услышать, и это правда.

Бэтмен быстро подошел к нему, схватил за воротник рубашки и с силой припер обратно к стене.

- Если ты, как говоришь, не помнишь, то как же ты так много знаешь? – он заскрипел зубами от злобы и напряжения.

Джокер уставился на него в ответ, и на этот раз он не улыбался.

- Интерком, любимый. Он был включен, когда ты так мило беседовал со своим дворецким.

Брюс тупо глядел на него, и даже не знал, что и сказать. На лице у него отразилось сомнение, так что Джокер начал быстро говорить:

- Ты забываешь, Брюс, что я годами проводил кучу времени, надувая так называемых квалифицированных психиатров забавы ради. И, поверь мне, я могу тебе так убедительно рассказывать, что ты даже и минуты сомневаться не будешь, что это истинная правда. А еще я очень хорош в том, чтобы создавать вполне логичные и непротиворечивые истории, вкрапляя в них толику настоящей правдивой информации. Так что каждый следующий доктор был полностью уверен, что именно ему наконец-то удалось сделать прорыв в деле Джокера и докопаться до истины. И заставить меня рассказать о своем прошлом. Ты бы поразился, насколько легко они позволяли себя убедить. Или нет, учитывая, как до этого я практически убедил тебя. Я подслушал ваш разговор, а потом добавил туда и сюда несколько смачных ярких деталей, за которые и уцепилось твое внимание, и – вуаля. Все просто.

Хватка Бэтмена усилилась.

- Почему! – рявкнул он. – Зачем ты мне лгал?

- Потому что я всегда так делаю, Бэтси! – ответил Джокер. – Мне нравится дурить твою башку. Жаль только… что ты не повел себя так, как я надеялся.

- А доктор? Его имя?

- Выдумал. Не знаю доктора с таким именем.

Брюс какое-то время удерживал его, пристально изучая лицо Джокера, словно пытаясь понять, говорит ли он сейчас правду – или нет.

Наконец он его отпустил и отвернулся.

Он ничего не говорил. Несколько секунд тянулась напряженная тишина. Джокер не отводил взгляд, смотрел на него, выжидая. И, как ни странно, ничего не говоря.

Бэтмен повернулся к нему.

- Так и что же ты от меня ожидал? Как это я должен был себя повести?

Псих раздраженно вздохнул, всплеснул руками, оттолкнулся от стены и начал нервно ходить вдоль нее.

- Я хотел, чтобы ты прекратил на меня давить с этой твоей дурацкой идеей. Чтобы ты увидел, что знаю ли я свое прошлое, не знаю – это не имеет значения. Это не меняет то, какой я есть сейчас. Я думал, что ты поймешь и примешь это.

- Но я и принял! Я уже собирался отправить тебя в Аркхэм и отказаться от надежды помочь тебе!

Джокер отвернулся от него, уставившись в пол.

- Я думал, ты тогда поймешь, что не нужна мне никакая помощь, - он прошептал это тихо, почти что неслышно.

Брюс взглянул на него, кулаки непроизвольно сжались.

- Чего ты хочешь, Джокер?! – он уже почти кричал. – Почему ты так сопротивлялся, когда я пытался тебя забрать отсюда?!

Тот по-прежнему стоял, отвернувшись от него, опершись руками об стену, так, будто ему обязательно нужно было, а то он не удержится.

И внезапно он показался хрупким и таким уязвимым, прямо как тогда, несколько недель тому назад, когда Бэтмен подобрал его на улице.

- Я просто… - начал он, и его голос был таким же тихим.

Внезапно он почувствовал, будто земля ушла у него из-под ног, голова закружилась, все поплыло пред глазами. Колени подогнулись, и он рухнул на пол.

Бэтмен стоял и оцепенело смотрел на него, а затем, даже не осознавая, что делает, рванул к нему, нагнулся…

- Джокер! – в его голосе зазвучала паника. Он схватил его за руку, перевернул на спину. Тот был без сознания. Брюс сам не понял, как это произошло, но спустя мгновение он уже был на коленях, притягивая к себе Джокера, бессознательно укачивая, пытаясь привести в чувства.

- Альфред! – он нажал на кнопку интеркома в своем шлеме, вызывая дворецкого.

Через секунду раздался сухой голос пожилого человека.

- Сэр?

- Принеси полотенце и чашу теплой воды в камеру. Быстро.

- Иду, Сэр, - отозвался Альфред. – Могу я поинтересоваться причиной спешки?

- Джокер упал в обморок. Я пытаюсь привести его в чувства, но пока не знаю причину, так что нужно соблюдать осторожность.

- Хорошо, Сэр. Я буду внизу через минуту.

Линия отключилась, и Брюс снова полностью сосредоточился на Джокере, которого продолжал укачивать, пытаясь растормошить.

Смотрел на него, и осознавал, как же быстро он отреагировал на то, что только что случилось. И, когда он размышлял об этом, его внезапно озарило, что именно подтолкнуло практически сразу же ринуться на помощь Джокеру. Это была острая тревога. Он переживал за Джокера.

Внезапное прозрение оставило во рту горький привкус, но он отбросил его, вместо этого сосредоточившись на осмотре Джокера. Позже он об этом подумает. Не сейчас. Не мог он сейчас размышлять о том, что все, сказанное когда-то Джокером, все, похоже, оказалось правдой.

Сняв перчатку, он прижал палец к пульсу Джокера. Он был ровным и наполненным, и это было хорошим знаком. Затем приложил руку ко лбу. Тот был слегка горячим, но жара не было.

И тут, наконец, появился Альфред, и первым делом заклинил дверь, чтобы она случайно не захлопнулась.

Брюс не лгал, когда говорил, что изнутри из камеры не выбраться. По крайней мере, ни одним известным ему способом.

- Сюда, Альфред, - позвал он. – Поскорее.

Дворецкий, не тратя время попросту, пересек комнату, держа в руках чашу и полотенце.

- Могу ли я спросить, что случилось, Мастер Брюс? – сказал он, не сводя взгляда с лежащего без сознания Джокера.

Брюс показал головой

- Мы просто… разговаривали, и внезапно он потерял сознание, - сказал он, опуская полотенце в чашу и начиная аккуратно и осторожно протирать им лоб Джокера.

Альфред смотрел на это, и чувствовал, как его начинает мутить.

Потому что Брюс, слишком погруженный в то, что делал, явно даже и не подозревал, как выглядит со стороны. И в голове у Альфреда снова и снова повторялись слова, сказанные во время их предыдущего разговора. Точнее, недосказанные. Те самые слова, почти что сказанные Брюсом, о том, что они с Джокером сродни.

И истинность этого утверждения сейчас была прямо у него перед глазами.

- Вы же и вправду тревожитесь за него, верно? – сказал он вслух.

Брюс замер, беспокойно взглянув через плечо на пожилого мужчину.

- Что?

Альфред кивнул на Джокера.

- Вы переживаете за него.

- Не городи чепухи! – взъерепенился Брюс. – Просто я несу за него ответственность, вот и все.

Альфред покачал головой.

- Нет. Все ясно. Как на ладони, Сэр. Сколько раз вы уже спасали этому лунатику жизнь? Вы даже ради него своей собственной жизнью рисковали. Я не был уверен, правда это или нет, пока не увидел, как вы общаетесь с ним. То, как вы хлопочете над ним… Это очевидно. Вам не все равно. Вы переживаете за него. И мой вопрос – почему?

@темы: Бэтмен, перевод, Джокер, NC-17, Фанфики

---

18+ (Насилие) Агония. Глава 22

[mina_tcepesh]

Агония. 22 глава
Название: agony
Автор: wbss21
Переводчица:  mina_tcepesh
Рейтинг: NC-17
Жанр: преслэш, драма, насилие.
Примечание переводчицы: Предупреждение: экзистеальный ужас
Предыдущая 21 глава: freaklikme.diary.ru/p218092672.htm

Встреча с Джимом прошла плохо.

Брюс ненавидел ему лгать. Ненавидел, потому, что когда сказал, что Джокер по-прежнему на свободе и что он продолжает его выслеживать, Комиссар даже не усомнился. Он верил ему, полностью и безоговорочно. Он ему доверял.

А Бэтмен только что предал его доверие.

Не стоило и говорить, что к тому моменту, когда он вернулся в усадьбу, настроение у него было хуже некуда, и он снова начал задаваться вопросом, а правильно ли поступил.

Но Брюс старался никогда не сомневаться в своих решениях.

И ирония ситуации состояла в том, что так повелось именно из-за Джокера.

Он помнил их первую схватку, то, как безумно уверен в себе был клоун. Даже когда выяснялось, что он просчитался или что он что-то недоучел в ситуации, казалось, будто это ни капельки его не трогало. Вовсе. Он просто смеялся над своими ошибками, и его уверенность в себе была непоколебима.

Как будто он был полностью и безоговорочно убежден, что прав, не смотря ни на что, и никто и ничто не могло разрушить эту веру в себе.

Брюс тогда понял, что если он хочет хоть когда-то превозмочь подобных ему, то необходимо точно также перестать сомневаться в собственных действиях и полностью полагаться на свои решения.

Он почти что восхищался этой его чертой, если бы не тот факт, что безумец был, ну, прямо скажем, безумен.

Конечно, верить в себя – это совсем не то, что не иметь храбрости признавать собственные ошибки.

И все равно это шло рука об руку с умением доверять себе. Понимать, когда ты ошибаешься и принимаешь не те решения, которые должен, но не позволять этому подрывать веру в свои будущие решения.

И пока Брюс не получит окончательное и неопровержимое доказательство, что его выбор неправилен, он собирался продолжать держать лунатика у себя.

Когда он вошел в пещеру и огляделся по сторонам, Альфреда видно не было. Он быстро сообразил, что тот, скорее всего, должен быть не в пещере, а наверху, в усадьбе.

Подойдя к мониторам, он по-быстрому проверил камеру Джокера и испытал странное облегчение от того, что тот был на месте. Хотя, вроде бы, волноваться и не следовало. Камера была полностью защищена от побега, в этом он был железобетонно уверен.

Он просто сел на кресло и наблюдал за ним несколько минут кряду, пока не услышал по комму голос Альфреда.

- Мастер Брюс, - начал он. – Мне необходимо с вами поговорить. Там, наверху, в усадьбе.

- Это не может подождать, Альфред? Я сейчас занят.

Это было ложью, но после их перепалки ему попросту не хотелось сейчас затевать со своим дворецким очередной долгий разговор.

- Я настаиваю, Мастер Брюс, - настойчиво повторил дворецкий. – Я должен сообщить вам нечто крайне важное.

Детектив вздохнул и закатил глаза.

- Хорошо, - ответил он. – Через минуту я буду наверху.

Когда он поднялся в кабинет, Альфред уже был на месте. И сидел там с крайне серьезным видом. Давно он не видел его таким.

- В чем дело, Альфред? – начал Брюс, отстегивая плащ и стаскивая с головы шлем.

Как же хорошо было его снять.

Дворецкий сразу же перешел к делу.

- Сэр, я должен настаивать на том, что мы не должны содержать здесь этого лунатика, - резко сказал он, поднимаясь с кресла.

Брюс удивленно перевел на него взгляд.

- Что? – недоуменно переспросил он, побуждая объяснить внезапную перемену мнения.

- Сэр, этот человек, вынужден использовать этот термин за неимением другого более подходящего, которого вы заперли внизу, в камере, крайне нестабилен и опасен, слишком опасен, чтобы продолжать его здесь содержать. Вы рискуете не только своим и моим благополучием, приведя его сюда, но также и тем, что не сможете в дальнейшем выполнять свою миссию.

Брюс потряс головой.

- Альфред. Что с тобой творится? – спросил он, чувствуя неловкость от этого разговора. – Я не понимаю, о чем ты. Я же до этого объяснил тебе все риски. Сказал, чего можно ожидать. И, несмотря на свои сомнения, ты сказал, что понимаешь и что поддерживаешь мое решение на сто процентов. Что же изменилось за это время, если теперь ты так резко стал против того, чтобы мы его держали там, внизу?

- Я с ним говорил, Мастер Брюс, - просто объяснил Альфред.

Лицо Брюса осунулось, он чуть не раскрыл рот от удивления.

- Что ты сделал?

- Говорил с ним, - тихо повторил Альфред. – Через интерком.

Брюс снова потряс головой, поднял руки и взлохматил волосы.

- Что… Что, во имя Господа, заставился тебя сотворить такую глупость?

Альфред на мгновение недовольно сморщился, но потом лицо приняло прежнее строгое и выдержанное выражение.

- Ну, я должен сказать, что это он начал разговор, - приступил он к рассказу.

- Он говорил с тобой! – Брюс сказал это таким тоном, будто поверить в это не мог. – Он не посмел бы. Разве что хотел, чтобы я ворвался к нему и выбил из него всю дурь.

- Ну, Мастер Брюс, как мне кажется, этого он в принципе всегда хочет, - начал Альфред, и его лицо перекосилось от отвращения. – Но, нет. Он предположил, что вы покинули пещеру, так что теперь есть возможность безбоязненно обращаться прямо ко мне.

- И ты решил, что следует его поощрить и дать с тобой разговаривать?

- Он позволил себе крайне оскорбительные речи, Сэр. Относительно вас! Я не мог спустить с рук подобное. Он наводил на вас напраслину. Те вещи, которые он говорил….

Бэтмен покачал головой, развернулся и начал мерять шагами комнату.

- Альфред, не имеет значения, что именно он там говорил! – он почти что кричал. – Ты что, сам что ли не понимаешь! Он же мастер манипуляции! Что бы он там ни говорил, он говорил это только и исключительно для того, чтобы привлечь твое внимание. Это все было тщательно рассчитано! Он хотел всего лишь вовлечь тебя в разговор, чтобы потом начать тебя изучать. Он хотел залезть тебе под кожу, только и всего! Он ради этого все что угодно сказать готов!

- Простите, что говорю это, Сэр, но было не похоже, что он добивался именно этой цели. По правде говоря, в тот момент он был довольно расстроен.

- Нет, - обрезал его Брюс. – Нет. Именно этого он и добивался. Ты что, не понимаешь? Он прощупывал твои слабые места, что заставит тебя ему открыться, и, когда ему удалось нащупать слабину, он в тот же момент вклинился в самую уязвимую точку. Чем больше ты с ним разговариваешь, тем хуже будет! Ему достаточно малейшей толики информации, достаточно просто вызвать у тебя какую-то реакцию, и по ней он уже поймет, как вести себя дальше! Ему достаточно даже такой малости. И что бы он ни узнал, до чего бы ни докопался, тут достаточно даже не твоих слов, может быть просто то, как ты это сказал, или выражение на лице, с каким ты это говорил, или сколько у тебя заняло времени, чтобы ему ответить! Что бы там ни было, он может сказать по этому многое о тебе, и, Альфред, слушайся меня, когда я что-то у тебя прошу. Его коварство не имеет границ! Он настолько злобен и подл, что ты и представить себе не можешь! Он будет использовать тебя против тебя самого! Он постарается засечь все возможное, любую реакцию, и использовать, чтобы мучить, ломать, пока от тебя не останется только пустая оболочка. Никогда не вступай с ним ни в какие дискуссии, Альфред! Я думал, что достаточно четко это до тебя донес!

- Тогда что насчет вас, Сэр! – Альфред тоже начал повышать голос. – Вы, похоже, дискутируете с ним крайне часто!

- Это… Это по-другому… - сказал Брюс.

- В чем же это "по-другому" выражается? Чем это отличается от того, что сделал я? Если он опасен, как вы сами сказали, то для меня абсолютно очевидно, что с ним вообще никому не следует говорить, включая вас самих!

Брюс покачал головой.

- Ты не понимаешь. Я его знаю. Мы в каком-то смысле понимаем друг друга. Мы с ним срод…

Он спохватился, сообразив, что собирался сказать, и его лицо внезапно побелело.

- Арх! – зарычал он от раздражения. – Да что это я на тебя кричу! Это же его вина! Он пытается настроить тебя против меня!

Альфред смотрел на него, пораженный до глубины души.

- Что вы хотели только что сказать, Мастер Брюс? – спросил он.

- Ничего… - забормотал Брюс. – Ничего.

- Нет. Вы хотели что-то сказать, - продолжал давить дворецкий. – Вы хотели сказать, что вы сродни, правда?

- Нет. Забудь! – отрезал Брюс. – Посмотри на нас! Маньяк уже настроил нас друг против друга! Это его работа, и я не собираюсь ему позволить творить что-то подобное!

Он раздраженно развернулся к дедушкиным часам.

- Мастер Брюс! – позвал его Альфред. – Что вы хотите предпринять?

- Удостовериться, что он понял, почему это говорить с тобой было очень плохой мыслью! – бросил Брюс через плечо и исчез в проеме.





Он ворвался в камеру ураганным вихрем, замер, отойдя лишь несколько шагов от проема, просто созерцая открывающуюся картину.

Джокер, казалось, был совершенно не впечатлен его появлением, только мимолетно посмотрел на него с явной скукой, после чего продолжил выковыривать грязь из-под ногтей.

- Я вот все думал, когда же ты меня навестишь, - заявил он. – Так и знал, что старина Альфи сразу же побежит на меня жаловаться. И что он? Убеждал избавиться от меня? Передумал потакать тебе в желании содержать меня в этих нумерах?

Бэтмен сделал шаг вперед, позволяя двери захлопнуться за спиной.

- Что ты ему сказал? - спросил он ровным голосом, но чувствовалось, что он буквально кипит от злобы.

Джокер поморщился, пожал плечами.

- Как это предсказуемо. Что, Альфи сильно психанул? Потому что я ткнул его мордой прямо в его маленькие грязные секретики? Правда – такая болезненна штука. Вот в чем проблема с людьми. Они не способны принимать себя целиком и полностью, со всем снисхождением к своим недостаткам. Они скрывают от себя свои порывы, отрицают, кем являются на самом деле. А затем, когда ты суешь это им прямо под нос, не желают признавать, вместо того, чтобы принять и просто смириться, продолжают игнорировать, словно этого нет. Притворяются, будто этого не существует. Как будто, если так себя вести, все вот прямо раз - возьмет и бесследно испарится. Ну, как полагаю, это и не удивительно. Я имею в виду, ты сам ведь действуешь именно так, почему это я предполагал, что моя помощь будет воспринята как-то иначе?

Брюс чувствовал, как пальцы сами сжимаются в кулаки, зубы начинают скрипеть от ярости.

- Отныне ты будешь держаться от Альфреда подальше! Это понятно? – зарычал он.

На этот раз Джокер все же посмотрел на него, и, как всегда, на его губах играла легкая полуулыбка.

- Но Бэтмен…. – начал он. – Что же мне делать? Не похоже, что у меня есть какой-то выбор!

- Еще раз с ним заговоришь, и твое существование здесь будет куда как тяжелее! – моментально ответил Брюс.

Сумасшедший на это только захохотал.

- Да ладно, - хихикая, выдал он. – Да я же его и пальцем не тронул!

- Не пытайся тут прикидываться дурачком, Джокер! – резко отрезал детектив. – Ты великолепно знаешь, что именно ты с ним сделал!

И снова Джокер поморщился.

- Это он сам решил мне ответить, - вымолвил он подчеркнуто скучающим тоном.

- Нет! – ответил Бэтмен. – Ты великолепно знал, что это заставит его вступить с тобой в спор! Я готов позволить тебе играть со мной в эти твои дурацкие психологические игры, но не смей вовлекать Альфреда во что-то подобное!

- Психологические игры! Бэтси, ну право слово, ты меня обижаешь! Я, можно сказать, душу выплеснул, когда это он решил перейти на личности!

- НЕТ – взревел детектив, ринулся к лунатику, остановившись лишь в футе от него. – Еще раз начнешь с ним разговаривать, скажешь в его адрес хоть слово, да хоть посмеешь взглянуть на него, и обещаю, я заставлю тебя об этом пожалеть!

Джокер злобно захохотал.

- Как?! – он едва справлялся с истерическим хохотом. – Как ты меня остановишь? Если я захочу поговорить с Альфи, если я захочу хоть что-то сделать с этим старикашкой, как ты собираешься меня остановить?

Брюс стоял тихо, пальцы непроизвольно сжимались и разжимались.

- Я превращу твою жизнь в ад! – рыкнул он. – Заставлю пожалеть о том, что ты на свет появился!

И снова Джокер засмеялся.

- Да ладно? Ну, учитывая то, что ты до этого говорил, моя жизнь и так ад кромешный. Или ты не помнишь, а? Как ты мне сам говорил, час тому назад, что моя жизнь, как там были твои слова? "бесконечное выживание под непрекращающейся пыткой", разве не так? Так как же насчет этого? И не притворяйся, как будто не знаешь, как мало меня заботят все эти твои жалкие угрозы. Так что же ты тогда сделаешь, хмм?

Бэтмен ничего на это не ответил.

- Хочешь снова избить меня до полусмерти, Бэтси? Как же это помогало тебе в прошлом! – он захихикал. – Отправишь меня обратно в Аркхэм? Что еще такого замечательного ты можешь предложить? Изуродовать меня так, что я больше не смогу и пошевелиться? Как будто мне не плевать! Мне все равно, даже если я умру, Бэтмен! Ты не понимаешь? Или ты действительно настолько тупой? Разве я не доказывал тебе это уже несчетное число раз? Ты ничего не можешь сделать, что бы меня остановило! Ничего, только покончить со мной! Ох, но ты же не хочешь, верно? Нет. Ты слишком эгоистичен, чтобы когда-нибудь сделать что-то подобное. Ты же тогда не сможешь смириться с собственной виной, точно? Ты предпочитаешь утверждать, что удерживает тебя твоя мораль. Но дело не в ней. Ты вынужден жить, изнывая под бременем так называемой ответственности перед невинными обывателями, верно? Конечно же, да. Если бы ты смог преодолеть эти натянутые оправдания, ты бы избавился от меня, и спас тем самым столько безвременно утраченных жизней, как они говорят. Логично же и ответственно, верно? Ох, но ведь есть еще одна причина, почему ты на это не идешь, разве нет, Брюси? И, думаю, мы оба знаем, о чем я говорю.

Брюс мрачно молча уставился на него, а затем повернулся, пошел к противоположному концу камеры, и в его голове так и крутилась та мысль, которую он чуть было не сказал Альфреду вслух. О том, что они с лунатиком сродни.

И он почти что сказал это, если бы не спохватился вовремя.

И что это, черт побери, значит?

Что Джокер был прав насчет них! Что они действительно разделяют что-то особое, недоступное никому другому? Что они, именно они, и вправду, действительно сродни? И ни с кем больше во всем мире он не чувствует такой близости, как с Джокером?

Бэтмен покачал головой.

Он не хотел в это верить. Не мог поверить в это.

Но ему казалось, что он слышит снова и снова слова безумца, о том, что он постоянно отрицает очевидное, как он попросту отказывается видеть истину, вместо этого жалко цепляясь за то, что осталось от его здравого рассудка.

И внезапно ему показалось, что, может быть, это была правда.

Он повернулся посмотреть на своего пленника и с отвращением заметил, как тот сидит со скучающим выражением на лице. Тот даже не смотрел в его сторону, снова решив уделить внимание приведению в порядок своих ногтей.

Брюс хотел закричать, хотел свернуть шею этого ублюдка! Но знал, что попытайся он проделать что-то подобное, Джокер только снова захохочет, как он всегда хохотал, и понял, что это не выход. Опять же, как и говорил ему только что Джокер.

Он глубоко вздохнул.

- Зачем ты все это делаешь? – спросил он, и в первый раз в голосе не было злобы, не было ярости. Только усталость.

- Делаю что? – невинно вопросил Джокер, по-прежнему изучая ногти.

- Зачем ты чинишь мне препятствия и пытаешься причинить мне боль, когда я всего лишь и хочу, что тебе помочь?

На этот раз псих поднял глаза и посмотрел на него. Без смеха и издевательств. Абсолютно серьезно.

А затем покачал головой.

- Нет… Нет. Я просто отбиваю твой удар, лапочка. Это ты хочешь причинить мне боль. Ты что, до сих пор не заметил? Ты хочешь причинить мне боль, потому что твоя долбанная мораль не позволяет принять тот факт, что единственный человек, по-настоящему близкий тебе в этом гребанном мире, так уж получилось, является серийным убийцей. Это так тебя бесит, но как же для тебя удобно, что источник твоего гнева каждую ночь по доброй воле позволяет избить себя до полусмерти. Именно, да, я позволяю тебе это. Потому что это так тебе нравится. Вовсе я не такой бессильный и немощный, как ты думаешь. – Он хихикнул. – Нет. Видишь ли, я хочу тебе помочь. Я хочу помочь тебе выпустить наружу всю это чертову боль, которую ты носишь в себе и думаешь, что это какое-то бремя, которое ты должен нести во имя долга. Ты считаешь, что это я не вижу, какова реальность, но ведь дело-то на самом деле в тебе, Бэт-крошка.

- Но ты причиняешь боль тем, кого я люблю, тем, кто мне небезразличны. Ты противостоишь всему, во что я верю, – возразил Брюс.

И снова Джокер покачал головой.

- Нет, – сказал он. – Ты только думаешь, что во все это веришь. Ты заставляешь себя верить в вещи, и при этом там, в глубине души, понимаешь – это не правда. Именно это и является источником твоей боли. Я стараюсь показать тебе, насколько все это тщетно, насколько бесполезно. Бороться против реальности, Брюс, пытаться делать вид, что она – не существует, вот это больно. Я только пытаюсь научить тебя отпускать, не страдать от этого дурацкого, идиотского разделения мира на правильно и неправильно. Все это выдуманные концепции! Их создали, и потом в них поверили! Попросту взяты с потолка человечеством исключительно для того, чтобы лучше держать под контролем жалкие мирки, которые люди выстраивают вокруг себя. Нет… Я старюсь тебе помочь. Ты убедил себя, что делаешь то же самое, пытаясь навязать мне прошлое, которое давно мертво и похоронено, как будто это каким-то образом сможет изменить то, что я вижу и понимаю. Так вот, это не сработает. Ты не понимаешь? Я уже давно выше всего этого.

- Но эти припадки, которые у тебя случаются. Твои флэшбеки! – сопротивлялся Брюс.

Джокер отмахнулся от этих слов.

- Это ничего не значит. Остаточные всплески подсознательного разума. Это никак не сказывается на том, кто я и что я сейчас.

- Как ты можешь такое утверждать? – изумленно спросил Брюс, - Ты же даже не знаешь, что с тобой было! Так что ты не знаешь, как именно все это на тебя повлияло!

Джокер покачал головой, начав тихонько смеяться.

- Откуда ты знаешь, что именно я знаю, а чего – не знаю? – спросил он невинным тоном.

Брюс смотрел на него в полном недоумении.

- Потому что ты мне так говорил! - раздраженно рявкнул он.

- И ты считаешь, что я никогда тебе не лгал? – засмеялся Джокер.

Брюс ничего на это не сказал, просто пялился на него с отвисшей челюстью.

А Джокер продолжал смеяться.

- Я помню, - спокойно сказал он. – Я говорил тебе, что ничего не помню, потому что ты так яростно в это верил, что мне было просто невмоготу рассеивать такую удобную иллюзию. Это было так забавно. Видеть, как ты возбужден, будто нашел святой Грааль! – злобно добавил он.

- Так ты… Так ты что, просто игрался во время всех этих приступов? – спросил Бэтмен, чувствуя, как внутри все раскаляется от ярости.

- О, нет! – псих продолжал хихикать. – Нет. Это-то все было на самом деле! Но, видишь ли, я в какой-то мере осознаю, что происходит во время всего этого. Проблема в том, что вот поделать я ничего не могу. Просто в голове что-то щелкает, и я начинаю говорить и действовать против воли. – Он пожал плечами. – Но это не так уж и важно. Еще одно напоминание о том, что даже когда ты думаешь, будто полностью все контролируешь, на самом деле все гораздо сложнее. И никакой полный контроль не возможен в принципе.

- Если это правда… - начал Брюс. – Если ты и в самом деле помнишь, то докажи. Скажи что-то, во что я бы поверил.

И снова Джокер отмахнулся.

- Это скучно, - ответил он. – Ну, раз уж ты так настаиваешь… Что именно?

- Что-то, что я тебе не говорил. Ты знаешь, что тебя держал в заточении безумный доктор. Скажи мне, как ты попал ему в лапы?

- Не я. – ответил Джокер. – Он. Антон О`Доун. Это его полное имя. Его похитили двое мужчин с улиц Вашингтона.

- Значит, ты отделяешь себя от мальчика? Не веришь, что это был ты? – Быстро перебил его Брюс.

Джокер покачал головой.

- Нет. Если говорить буквально, конечно же, он - это я. Я не настолько сумасшедший, – рассмеялся псих. – Но я не тот человек. Не та личность. И совершенно не похож на него. А доктора, кстати, звали Доктор Маллихан. Если тебе интересно.

Брюс резко вдохнул.

- Расскажи мне о том, что было до этого. До того, как тебя похитили.

- Он жил на улице, тусовался с подростковой бандой. – Он засмеялся. – Разумеется, куда более безобидной, чем та, которую я собрал.

- Как звали мальчика, который обучил тебя фокусам? – продолжал давить Брюс.

- Билл. Билли. И, кстати, я начал его уделывать почти сразу же, - улыбнулся Джокер.

Совершенно явно, что псих говорил правду. Он действительно помнил.

Бэтмена аж замутило от того, что его так жестоко обманывали. Он сглотнул, но все равно продолжил, поддавшись любопытству.

- Там, на фабрике. Помнишь? Тот флэшбек?

Джокер кивнул.

- Разумеется, я помню.

- Ты осознавал, что происходит? Что ты делал? Что пытался сделать?

- Да.

- Но никак не мог этого остановить?

- Так оно происходит, Бэтс, – сказал Джокер. – Я могу слышать и видеть окружающее, осознавать, что на самом деле творится, но часть моего разума видит что-то другое, сцены из прошлого, и заставляет тело действовать согласно этой картинке. Так я тогда себя и вел. Как Антон. Это включает разные области сознания, например, отражается еще и на речи.

Детектив покачал головой, считая, что в подобное поверить как-то проблематично.

- Ты… Ты начал кое-что делать там. Помнишь? Ты начал…

- Раздеваться? – обрезал его Джокер.

- Да, - тихо ответил Брюс.

- Не льсти себе, - хихикнул лунатик. – Не из-за твоего брутального шарма. Хотя, если ты хочешь неких активностей, я не против…

- Тебя подвергали сексуальному насилию?

Джокер на мгновение выглядел удивленным, брови поползли вверх.

А затем он начал смеяться, громко, неудержимо, хлопая в восторге по коленям.

- Ох, Брюси, вот это было офигенно! – он едва мог сдерживать свою истерику. – Нет. Нет. Прекрати думать такие грязные мысли, милый. Я в смысле, ну, правда! Они обливали его ледяной водой из шланга, чтобы вымыть.

- Но то, как ты реагировал. Ты был испуган до смерти, и ты говорил…

- Ты когда-нибудь испытывал, каково это, когда тебя поливают из пожарного гидранта, Бэтс? – спросил Джокер. – Не самое приятное переживание.

- Ты сказал, что сделаешь все сам. О чем ты тогда?

- А, эти два дебила раздевали Антона и удерживали, если он отказывался подчиняться. Как я уже говорил, крайне неприятная процедура. Хотя, надо сказать, в Аркхэме они поступали со мной ровно так же. Но так на самом деле потешно наблюдать, как эти кретины-охранники считают, что подобные выходки дают им над другими какую-то власть. – Он снова захохотал. – Рано или поздно я это им объясню, попомни мои слова.

- Ты все это помнишь, - начал Брюс. – И это никак тебя не бесит? Не беспокоит? Ты ничего не чувствуешь? Никаких эмоций по этому поводу?

Джокер покачал головой.

- А с чего это я должен что-то чувствовать? – спросил он так, словно в этом был какой-то смысл.

- Ну, над тобой же издевались! Тебя едва не искалечили! – Брюс не мог сдержаться. – И что, это для тебя совсем ничего не значит?

Псих только пожал плечами.

- Только то, что люди именно таковы, какими, как я всегда говорил, они являются. Кроме этого – нет, конечно.

- Ты не думаешь, что эти переживания каким-то образом изменили тебя? – продолжал настаивать Брюс. – Заставили тебя стать тем, кем ты стал?

Лунатик с озадаченностью посмотрел на него.

- Нет. Не задумывался, сколько людей страдали так же, как мы? А, тем не менее, вот мы с тобой, Бэтси. И больше ни Бэтменов, ни Джокеров нет. Мы таковы, каковы есть. Дело не в том, что именно делали с нами другие, или что не сделали с нами в свое время, намеренно или случайно. Как я и говорил, Бэт-малыш, мы просто используем какие-то события, какие-то обстоятельства, чтобы придумать для себя оправдание. Большинству людей необходимо обвинить в этом кого-то или что-то. Они не видят, что все просто вот таково, каково есть. Вещи случаются. Просто, случайно, без какого-то сценария или потаенного смысла. Нет какой-то великой и ужасной канвы, по которой следует нить нашей жизни. Никакой прекрасной или омерзительной цели для всего, что с тобой происходит. Все, что происходит, является результатом каких-то предыдущих действий, это как домино, причем одна костяшка никак не связана с другой костяшкой. Они просто падают друг на друга. Но, тем не менее, события идут, одно за другим, и что-то случается. Это нейтральные по своей природе, иррелевантные события. Принцип причинности, вот и все. Каждый влияет на кого-то другого, все вещи влияют на все. Что-то повлияло на то, то - на это, и так далее, и тому подобное. Так, под конец, можно сказать, что все несут ответственность, и никто не виновен! – Он засмеялся. – Но люди попросту не могут принять то, чем они являются. Они пытаются найти причину, докопаться, что, да почему. Это просто жалко.

Бэтмен долго ничего не говорил, просто смотрел в пустоту, куда-то мимо Джокера, на точку на стене за его левым плечом. Внезапно его лицо перекосилось от боли.

И вот тогда Джокер зашелся в оглушительном, истеричном хохоте.

- Ох, Бэтмен, смотри, что происходит, когда ты на самом деле начинаешь ко мне прислушиваться? Как в прошлый раз. И все внезапно обретает смысл!

И затем он смеялся, смеялся, смеялся, и его смех отражался эхом от стен крохотной камеры.

@темы: Бэтмен, перевод, Джокер, NC-17, Фанфики

---

18+ (Насилие) Агония. Глава 21

[mina_tcepesh]

Агония. 21 глава
Название: agony
Автор: wbss21
Переводчица:  mina_tcepesh
Рейтинг: NC-17
Жанр: преслэш, драма, насилие.
Примечание переводчицы: Предупреждение: mindgames
Предыдущая 20 глава: freaklikme.diary.ru/p218092411.htm


Стоило ему выйти из камеры, как он моментально помчался к монитору системы безопасности. Первое, что он увидел – Джокер моментально поднялся с койки, проковылял к двери и начал придирчиво ее осматривать, явно пытаясь обнаружить слабое место.

Слабого места не было, и Брюс с Альфредом замерли, внимательно следя за происходящим и ожидая момента, когда тот, обнаружив бессмысленность дальнейших поисков, начнет в ярости рвать и метать.

Надо сказать, обнаружил он это быстро. Резко развернулся спиной к двери и начал метаться по комнате, из одного угла в другой, пристально все изучая и задерживаясь меньше минуты, прежде чем сорваться и начать изучать другую точку.

Когда после тщательного осмотра он так и не обнаружил ни в самой комнате, ни на стенах или в углах ничего, что могло бы ему пригодиться, Джокер встал ровно в самой середине, поднял глаза к потолку и медленно начал поворачиваться на 360 градусов.

- На этот раз никаких решеток, Джокер. – Брюс сказал это вслух. Отсюда псих его не должен был услышать.

- Должен сказать, Сэр, вы были довольно предусмотрительны, просчитывая все возможные ходы, которые может предпринять Джокер, и, на мой взгляд, в данном случае удалось полностью устранить все потенциально опасные элементы оборудования, которые способны быть использованными при определенных обстоятельствах в качестве оружия.

Брюс кивнул.

- Ну да, в прошлый раз он ударил меня по голове решеткой, которую свинтил с вентиляционной системы, так что на этот раз подобной ошибки я допустить не могу. До сих пор не представляю, как же он справился?

- Я думаю, Мастер Брюс, что человек, настолько пренебрегающий своим благосостоянием, способен на многое, если не на все, что угодно.

И снова Брюс кивнул.

Пришлось подключить систему вентиляции камеры к той, что не требовала никаких решеток или дополнительной защиты, так что у Джокера не получится добраться до нее, расшатать и использовать в качестве оружия.

Когда Джокер увидел, что на потолке ничего подходящего не наблюдается, он прекратил его изучать и снова начал пристально рассматривать камеру, с какой-то одержимостью начав мерять ее шагами, мечась взад-вперед.

Так продолжалось несколько минут. После этого он рванул к койке, сорвал покрывало, схватился за матрац и попытался его разорвать.

- Надеется, что внутри есть пружины, - прокомментировал Брюс. – Но матрац полностью из пенополиуретана. Да и вручную порвать его кожух невозможно.

Альфред только и кивнул в ответ, продолжая наблюдать за творящейся вакханалией.

Когда попытки искорежить койку ни к чему удобоваримому не привели, Джокер отвернулся от нее и чуть ли не прыжком снова оказался в центре комнаты, упал на колени и охватил руками голову.

А затем начал вопить. Отчаянно и истошно вопить во все горло.

- О, Господи… - тихо сказал Альфред. – Он совсем обезумел, верно?

- Он угомонится, когда до него дойдет, что можно сколько угодно устраивать здесь Содом с Гоморрой, и все равно все попытки привлечь к себе внимание будут проигнорированы.

- Разумеется, сэр. Но, а что если он начнет себя увечить? У него есть к этому, так сказать, определенные склонности.

- Если начнет, то я вколю такую дозу успокоительного, что он отключится. И буду так продолжать, пока он четко не усвоит урок, - мрачно ответил Брюс. - Или он будет постоянно находиться в состоянии тупого одурманенного оцепенения от лекарств, либо смирится ради хорошего самочувствия.

- Аха… - кивнул Альфред.

Внезапно псих резко обернулся и посмотрел прямо на них, будто почувствовал посторонний взгляд.

- Он же не видит нас, да? – спросил Альфред, явно нервничая.

- Нет, - ответил Бэтмен, стараясь не показывать, насколько на самом деле его самого эта выходка Джокера застала врасплох. Джокер никак не мог знать, где камера. Особенно учитывая, что вделана она была в стену, а смотровая щель была тщательно замаскирована, да и еще слишком небольшая, чтобы ее можно было заметить, если точно не знаешь, куда именно надо смотреть.

Какое-то время Брюс и Альфред просто сидели в тишине. Они смотрели на Джокера, Джокер, казалось, смотрел на них в ответ.

- Надеюсь, больше возможности сбежать у него не будет, - наконец сказал Альфред, скорее пытаясь сам себя успокоить, чем спрашивая что-то у Брюса.

- Не сбежит, - почти моментально отозвался Брюс. – Эта камера, можно сказать, имеет идеальную защиту. "Защиту от дурака", можно сказать. Он может быть самим воплощением Гудини, и все равно. Из этой камеры попросту нет и не может быть никакого другого выхода.

- Да, Сэр. Я прекрасно все это понимаю. Скорее, я имел в виду, насколько предусмотрен тот вариант, что он прорвется на свободу.

Брюс какое-то время молчал, после чего, в конце концов, покачал головой.

- Нет, - в конце концов, сказал он. – Джокер – великолепный уличный борец. Он знает массу трюков. Но в такой борьбе нет выверенных правил. Структуры. Нет дисциплины. Он не тренирован по-настоящему, тут уж, как ни крути, у него нет навыков. Да, он вполне в состоянии вывести из строя обычного среднего человека, даже превосходящего его по весу и силе, но против кого-то вроде меня у него попросту нет шансов. По крайней мере, врукопашную, без оружия и какого-то внятного преимущества в тактике боя. А в комнате нет абсолютно ничего, что хоть как-то можно использовать как оружие. А мимо меня сюда он не проскочит.

- Хорошо, Сэр, - кивнул ему дворецкий. – И как долго мы собираемся продержать здесь нашего гостя?

Брюс раздраженно фыркнул. Этот вопрос Альфред уже ему задавал, вчера, когда он пришел домой с Джокером, свисавшим у него с плеча. Тогда он замял вопрос, да и сейчас тоже конкретного ответа давать не собирался. Честно говоря – потому что сам не знал.

Дворецкий явно был не в восторге оттого, что он водворил безумца обратно, но, как всегда, дав понять, что он не согласен, все равно был готов помочь и поддержать. Все, что Брюс позволил сделать Альфреду – снять с Джокера обувь с носками и его подтяжки. То, что может быть потенциально использовано в качестве оружия. Да еще попросил подготовить для Джокера койку в камере. Вот и все.

Альфред так и поступил. И заметил, что Джокер без сознания казался совершенно безвредным, даже каким-то хрупким и беспомощным, но стоило ему проснуться, как тот в доли секунды превращался в устрашающее и внушающее какой-то животный первобытный ужас создание.

Брюс мог только про себя добавить – не создание, не человека, а злобную и ядовитую тварь. И только кивнул, молча соглашаясь. Он сам никак не мог к этому привыкнуть.

- Не знаю, - в конце концов, ответил он. – Столько, сколько понадобится.

- Могу я тогда задать вопрос, с чего вы вдруг решили, что сможете исцелить его, Мастер Брюс?

Тот посмотрел на монитор.

Джокер отвернулся, но оставался на том же пятачке, все еще на коленях. Казалось, что сейчас он внимательно изучал пол.

Брюс не рассказал Альфреду о записях с камер наблюдения, которые он обнаружил, только показал сами коробки. И точно не мог даже сказать, почему. И все равно он внутри ощущал, что он прав. Словно все остальные, кто что-то знали о Джокере, были не правы.

Он знал, что это было абсурдным чувством.

- Я кое-что нашел, Альфред, – в конце концов выдохнул он, отвернувшись от экранов и переведя внимание на старика. – Записи. Сессии, сделанные во время исследований. Его записи. – Он кивнул головой в сторону мониторов. – Когда он был еще мальчишкой. Лет шестнадцати, не больше. Он держался в заточении каким-то сумасшедшим доктором, который ставил над ним эксперименты. – Он покачал головой. – Совершенно зверские эксперименты. Даже мне с трудом удалось все это досмотреть до конца. То, что они с ним творили… - Он замолчал, уставившись в пустоту.

Альфред серьезно посмотрел на него.

- Это причина того, что вы поехали в прошлом месяце в Вашингтон, Сэр? - спросил он, хотя в душе он уже знал ответ.

Брюс кивнул.

- Прости, что не сказал тебе сразу, - сказал он. – Я так много узнал о нем. Куда больше, чем за все эти годы, с нашей первой встречи. – Он опустил взгляд. – Его настоящее имя Антон.

Альфред застыл.

- Правда? – выдавил он.

Брюс кивнул.

- Не знаю, сколько ему на самом деле было, когда все это произошло, но его родители погибли в автокатастрофе, и с того момента его перекидывали из одного приюта в другой. Не знаю, как он там жил, но догадываюсь. Ты знаешь, какова репутация у приютов Готэма. Очень плохая. Сейчас там плохо. После всех громких и освященных в прессе разбирательств по поводу коррупции и злоупотреблений со стороны персонала. А лет двадцать, двадцать пять тому назад, когда Джокер был там, может даже лет тридцать назад, в зависимости от того, когда именно его родители были убиты, там было куда как хуже.

- Там не сохранились о нем какие-либо данные? – сразу же спросил Альфред наиболее очевидную вещь.

Брюс покачал головой.

- Нет, - ответил он. – И это как раз странно. Тогда ему было около восьми лет, когда они, наконец, заметили, что у него совершенно особый склад мышления. Знаешь ту "теорию", которую вначале выдвигала доктор Квинзель? "Сверх-нормальность", вот как она это сформулировала.

Альфред кивнул.

- Да, конечно, Сэр.

- Это не следствие его падения в чан с химикатами, Альфред. У него с детства был такой склад мышления. И когда правительство это выяснило, то вмешались.

- О, понимаю.

Детектив кивнул.

- Они забрали его из того приюта, где он в тот момент прибывал, перевезли в округ Колумбия и начали использовать для расследования дел, связанных с терроризмом. И подобных случаев.

- Восьмилетнего мальчика! – Альфред был поражен.

- Ну да. Они сажали его с ними в комнату для допросов, говорили, что они должны были разговаривать с ним, о чем сами захотят. Ничего конкретного. Так они думали, будто общаются просто с каким-то обычным мальчишкой. Но Джокер был супер-восприимчив. Это был его дар. И это только часть того, что сделало его настолько опасным. С того момента, как я его знал, и определенно с самого детства, он мог проникать в суть вещей. Просто исходя из того, как ты говорил, какие у тебя жесты, манеры, как ты себя держал, даже исходя из того, что именно на тебе надето, он мог дать тебе четкую характеристику. Раскрыть вещи, которые никто другой, основываясь на такой маленькой толике информации, сказать не мог. Так что, только общаясь с этими людьми, просто разговаривая, он часто мог раскрыть их мотивы. Даже докопаться до их планов, упоминали ли они их в разговоре или нет, просто по оговоркам, по темам, что именно они поднимали в разговоре, как именно они об этом говорили, и так далее и тому подобное. Самое простое для него было определить, лгали ли они или говорили правду. Даже насколько они были склонны к тому или другому. Это одна из причин, ну, кроме того факта, что он так часто сбегал из заточения, почему психиатры из Аркхэма так и не могли его излечить. Он всегда сворачивал предмет сессии к ним. Всегда. Не они его изучали, а он их подвергал психоанализу. А Джокер – последний человек, кого вы хотели бы видеть из тех, кто копается в вашей голове. Он прямо создан именно для этого, это его дар, и он настолько легко способен докопаться до самых сокровенных секретов, желаний, надежд, мечтаний, страхов и ночных кошмаров. Он же до самоубийств людей доводил, Бога ради! Просто разговаривая с ними. Других заключенных, докторов, медсестер, ординаторов. Сам знаешь. – Он покачал головой, стряхивая волну отвращения от воспоминания обо всех инцидентов, о которых он слышал. Он однажды даже сам видел подобное.

- Впрочем, вернемся к теме нашего разговора, они держали его в изоляции. Ему не позволялся контакт ни с кем, за исключением персонала места, где он жил. Не позволялось выходить за его пределы. Даже в сопровождении не позволялось покидать того места, где содержали. Они стерли все записи о его существовании, потому что не хотели, чтобы он достался кому-то еще. И, как и следовало ожидать, со временем он от этого устал, начал сопротивляться, у него появились собственные запросы, и, когда их отклоняли, он прекратил с ними сотрудничать. Ну, по крайней мере, пытался. Они начали его наказывать, силой заставить с ними работать. В конце концов, он ухитрился от них сбежать, жил в Вашингтоне на улицах, как бродяжка. Прибился к местной банде. Просто группа пацанов, которые вытрясали наличность у случайных прохожих. Самое плохое, что он тогда делал, судя по тому, что мне сообщил один из людей, с которыми я говорил, - грабил дома в самой убогой части города. Но никакой склонности к насилию… Он сказал… - Брюс чуть ли не засмеялся от изумления, - человек, с которым я разговаривал, сказал, что Джокер был самым милым ребенком, которого он когда-либо знал. Что он даже не хотел им помогать кого-либо грабить.

Альфред смотрел на него в изумлении.

- Мне тяжело в это поверить, Мастер Брюс. Уж простите.

Брюс покачал головой.

- Нет, поверь мне, я сам с трудом в это верю. Но этот человек, ему абсолютно не было никакой необходимости мне в этом лгать. Он не знал, что мальчик, о котором мы с ним разговаривали, стал Джокером. Некто об этом не знал, только мы. Этот человек сказал, что Джокер сам выучился фокусам у одного из пацанов в банде, который этим увлекался, и стоял на углу улицы, показывая магическое шоу.

- Это весьма интригующе. Думаю, что это объясняет его навыки в фокусах.

Брюс кивнул.

- Так что же случилось, что заставило его стать таким… ну, так сказать, склонным к криминальной активности?

- Округ Вашингтона второй по количеству совершаемых преступлений после Готэма, - ответил Брюс. – Тот человек сказал, что Джокер был очень маленьким, таким маленьким, что ему тяжело было позаботиться о себе. Так что он был легкой добычей для других банд, похожих на те, кто его подобрал. Однажды, как он рассказывал, он даже стал их целью. Он сказал, что группа из трех бандитов сильно его избила, когда он был сам по себе. Он сказал, что его друзья не хотели, чтобы он после этого куда-то ходил без сопровождения, без них, но он протестовал, говорил, что тогда не сможет приносить им деньги, если кто-то будет ошиваться поблизости на стреме. Сказал, что люди тогда начнут думать, что это ловушка. Так что они позволили ему ходить на промысел самостоятельно. И однажды он просто исчез, и они все думали, что, в конце концов, его похитили, и, скорее всего, убили кто-то из банд – конкурентов.

- Я предполагаю, что вы докопались до истины и узнали, что именно с ним тогда произошло? – спросил Альфред.

- Да. – Ответил Брюс. – Его и вправду похитили. Но не одна из банд. Это был тот самый доктор, о пленках которого я тебе рассказывал. Он следил за Джокером годами. Все о нем узнал. Его историю. О том, как он жил в приютах и у правительства, а затем – на улицах. По какой-то причине он поджидал, пока тот не станет подростком, и только после этого забрал его.

- И с какой целью он его содержал, можно Вас спросить? – прервал его Альфред.

- Этот человек был абсолютно безумен, Альфред, - серьезно сказал Брюс. – Он заявил, что хочет изучить разум Джокера, чтобы потом иметь возможность повторить подобный. И его исследования включали такие, что больше походили на пытки.

- Могу я спросить, какого типа пыткам подвергался Джокер?

Бэтмен покачал головой.

- Всем. Электрошок. Разным видам электрошока. Всевозможные психологические пытки. Предположительно, они пытались измерить уровень стресса, какой он способен выдержать, какой ответ будет на разную степень воздействия, точки слома, и тому подобное, измерить волны его мозгового излучения, какие химические соединения вырабатываются в различных обстоятельствах и ситуациях, все такого плана. Доктор специально постоянно разговаривал с ним, издевался над ним, выговаривал, унижал. Они вкалывали ему разные наркотики и сыворотки, измеряли, как его организм справляется с их воздействием. Я даже не знаю, что это были за составы, но большинство из них очень плохо на него влияли, он очень плохо на них реагировал, болезненно, либо ему было плохо, либо он бился в конвульсиях. Какие-то вызывали у него галлюцинации, вгоняли в приступы паранойи. И, конечно же, были и физические издевательства. У доктора было двое подчиненных в его "команде", громилы, которые жестоко избивали Джокера, когда он время от времени отказывался с ними сотрудничать. А иногда вообще без причины. Просто ради развлечения.

- Вы уверены, что тот молодой человек, записи которого вы видели, тот же человек, что и тот, что сейчас заперт в этой самой камере? – вклинился Альфред, недоверчиво переспрашивая. – Как мне кажется, Джокер никогда не позволил бы никому так над собой издеваться.

- Я понимаю, что в это трудно поверить, но что-то подобное случилось с ним как раз, когда Квинси Шарп и его охрана в последний раз держали его в Аркхэме. Джокер – пугающая личность. Но и он может быть уязвим. Что куда важнее, если бы ты видел эти записи, Альфред, ты понял бы, что мальчик там – это не та же личность, что и Джокер. Больше – нет. Он был просто мальчишка, абсолютно невинный, испуганный, не понимающий, что и почему с ним происходит. Он ни в чем не напоминает человека, которого ты встретил. В нем нет ни его самоуверенности, ни злобы. И от боли, что своей, что чужой, он тогда страдал, а не наслаждался, как сейчас. Он абсолютно не похож на него, за исключением телосложения, внешности и способностей. И голос почти такой же. А все остальное – будто от другого человека.

- Понимаю, - сказал Альфред.

- И это только то, что я видел на пленке, Альфред. Там, на той заброшенной фабрике Джокер начал делать такое… Такое, что я думаю… Думаю, что его также подвергали сексуальному насилию.

Брови Альфреда поползли вверх. На лице отразился шок.

- Он был в заключение около года. Пока не сбежал. А большая часть этого времени никак не задокументирована.

- А сам Джокер все это знает?

Бэтмен покачал головой.

- Нет. Он ничего не помнит. Пока в сознании – не помнит. Но у него периодически бывают флэшбеки. Периоды, когда его текущее сознание полностью пропадает, и он возвращается к своей старой личности, становится Антоном, и в этот момент он думает, что все еще в лаборатории. Все там, похоронено в глубине его сознания. Но когда эти приступы затихают, он опять ничего не помнит. Его подсознание прочно блокирует даже малейшие вспышки памяти.

- Я полагаю, именно такой приступ у него и был, когда он сделал то, что заставило вас думать о возможности совершения над ним сексуального насилия?

Брюс кивнул.

- И, прошу прощения, что настаиваю, но не могли бы вы меня просветить, Мастер Брюс, что же именно он начал делать?

- Я тогда.. Я старался ему помочь, сказать, что я не собираюсь причинять ему боль, а он все пытался отползти от меня, закрыться, и все умолял, чтобы я "не делал этого". Я спросил, о чем это он, а он начал заполошено оглядываться, как будто выискивал глазами еще кого-то в комнате. А когда я продолжил приближаться к нему, пытаясь показать, что не собираюсь ничего с ним делать, он внезапно начал… раздеваться, и при этом бормотал что-то вроде что он, мол, вполне может все сделать сам, и мне не надо приказывать другим, чтобы "они" ему помогали.

- О, Боже… - ахнул Альфред. – Как я понимаю, вас он не узнал.

- Нет. – Брюс покачал головой. – Он думал, что я тот самый доктор с записей.

- И что вы сделали?

- Схватил его за руки и приказал остановиться.

- А он что сделал? Он очнулся?

Брюс покачал головой.

- Он обмяк и начал прятать глаза. Он был напуган. До смерти напуган. Когда он прежний, когда он Джокер, он вообще ничего не боится. Настолько, что это даже опасно для его жизни. Ну а меня-то уж тем более.

- Как это ужасно, - сказал Альфред, переведя взгляд на мониторы. – Я почти что чувствую к нему сочувствие.

- Ну, его жизнь легкой не назовешь, - пожал плечами Брюс. – Но это не оправдывает его. Ни то, кем он стал, ни вещи, которые творит. Но только подтверждает, что ему в самом деле нужна помощь.

- Ну, предполагаю, что, учитывая все вышесказанное, было бы странно, если бы под конец он не стал тем, кем он стал, - задумчиво пробормотал Альфред.

Брюс замолчал, вспоминая, как тогда, распиная собой Джокера там, на фабрике, орал на него, кричал, что тот слабак, если позволил себе превратиться в такую тварь и потерять свою человечность. А сейчас, здесь, прямо перед ним Альфред, доверенный и верный друг от души говорил прямо противоположное.

Он не знал, что ему на это ответить. И поэтому он попросту промолчал.

- Если я помогу ему вспомнить, то, может быть, мне удастся помочь ему восстановиться. А может, и заполнить оставшиеся пробелы в его биографии и лучше понять, как он стал тем, кем стал. Потому что после того, как он сбежал от доктора, я больше не нашел практически никакой более-менее достоверной информации. Я ведь даже до сих пор не знаю, как он оказался в банде Красного Колпака.

- Позвольте мне предостеречь вас, Сэр, - перебил его Альфред. – Хотя вы великолепный эксперт в целом ряду областей, причем в ряде случаев показываете совершенно экстраординарную одаренность, я, ни в коей мере не желая приуменьшать ваши таланты, должен все же заметить, что психиатрия - не ваше поле деятельности. Надо сказать, что в данном случае мы имеем дело с крайне деликатной ситуацией. Джокер – абсолютно очевидно и общепризнанно – является крайне проблемной фигурой, и любой намек на его психическое нездоровье, или даже фраза, которую он найдет хоть в какой-то мере оскорбляющей и обвиняющей в умственной неполноценности, может привести к прямо противоположным ожидаемым вами результатам.

- Все я прекрасно понимаю, Альфред, – раздраженно заметил Бэтмен. – Не надо мне в очередной раз говорить, чтобы я был осторожен.

- Я только говорю, что Вам следует трезво подходить к оценке своих возможностей.

Брюс тяжело выдохнул.

- У меня нет времени с тобой пререкаться. У меня еще разговор с Гордоном.

- А вы собираетесь ему предложить свою активную помощь в поиске и поимке Джокера? – ядовито заметил Альфред.

Бэтмен встал и так резко повернулся, что плащ метнулся у него за спиной темным крылом.

- Вернусь через несколько часов, - отрезал он. – Что бы ни происходило, не подходи к камере Джокера. Тем более – не открывай дверь. Честно говоря, я бы предпочел, чтобы ты покинул усадьбу вместе со мной.

- Но, Сэр, вы же сами сказали, что камера практически неприступна, - указал Альфред.

- Я знаю, что я сказал. Но лучше перестраховаться, чем потом жалеть.

- Понимаю, Мастер Брюс. Но, если уж дело в этом, то я предпочту остаться.

- Хорошо. Но держись от камеры подальше.

- Как пожелаете, Сэр.





Надо сказать, что Альфред был, мягко говоря, весьма не в духе, когда Брюс буквально вихрем вылетел из пещеры, оставив дворецкого в одиночестве. По его мнению, Брюс вел себя крайне опрометчиво и принимал такие важные решения сгоряча и необдуманно, что было для него нехарактерно. Похоже, его вел не разум, а чувства.

Он покачал головой и перевел взгляд на мозаику мониторов, на которых была выведена трансляция с камер наблюдения. Вскоре он обнаружил, что уже какое-то время как завороженный смотрит на человека в камере.

Джокер уже успел перебраться на свою койку и теперь сидел на ней, сложив ноги по-турецки. Альфред раздумывал, примерял на этого человека то, о чем ему только что рассказывал Мастер Брюс, и никак не мог совместить у себя в сознании две столь противоположные картины. Ну не как не мог быть вот этот лунатик, с которым ему недавно пришлось сталкиваться нос к носу тем, о ком рассказывал Брюс. Да он даже не мог вообразить, что тот когда-то вообще мог быть ребенком. Мучимым ребенком, которого травили и над которым издевались – нет, такое просто не складывалось.

Он лишь надеялся, что Брюс прав, и что та информация, которую он добыл и на которой теперь и строил этот песочный замок, была настоящей. Что это не наживка, часть хитрой многоходовки, задуманной маньяком. А тот ведь вполне мог задумать что-то подобное, и сбрасывать такой поворот событий со счета Альфред был не намерен. Он видел, на что способен Джокер, и недооценивать его способность к манипуляции самыми благородными порывами в свою пользу было нельзя.

- Что ты творишь с моим сыном? – срывающимся голосом сказал он вслух, всматриваясь в экран.

И, будто отвечая ему, Джокер начал говорить?

- Бэтси тут? Или побежал, плащ назад, исполнять свой гражданский долг?

Альфред замер, ошарашенно глядя на экран.

- Ну, думаю, так или иначе я скоро об этом узнаю,- продолжил Джокер, глядя прямо перед собой. – Не сомневаюсь, он ворвется сюда, собираясь стереть меня в порошок, если узнает, что я говорю с тобой. – Он замолчал. – Ну, разумеется, если ты меня слушаешь, Альфред.

Альфред почувствовал, как ему свело грудь от приступа тревоги, тело напряглось. Он слегка подался назад, быстро кинув взгляд за спину, туда, где была дверь, ведущая в камеру, а затем снова, как зачарованный, уставился в монитор.

- Я вполне могу беседовать сам с собой, - снова заговорил Джокер. – Но, хей! Я же сумасшедший, верно? – Он рассмеялся. – Так что такие штуки я и должен выкидывать постоянно. Можно сказать, именно этого от меня и ожидает честная публика, точно? Ну, если я достаточно хорошо тебя знаю, Альфи, - а я знаю, уж поверь, - ты сейчас мучаешься вопросом, что же такого случилось с нашим малышом Брюси? Думаешь и думаешь, с чего это он вдруг решил притащить меня сюда? Ищешь причину, не сомневаешься, что она есть. И ты прав, старичок. Твой мальчик, уж прости, но я это тебе скажу, правда, прости, но ему нужна очень серьезная профессиональная помощь. Он бредит. И это не форма речи, а, можно сказать, диагноз. И ты всегда знал, что это в нем есть. Он постоянно сдерживает свои так не приветствуемые приличным обществом природные склонности, которым отдается каждую ночь… там, на улицах Готэма, преследуя так называемых преступных элементов. Выпускает свою ярость, неуверенность, тревогу, гнев, ненависть и срывает все это на тех, кто, по его мнению, этого заслуживают. И от этого он чувствует облегчение. Видишь ли, наш мальчик втайне ненавидит себя за это. Он думает, что это неправильно. Для него единственный выход – найти такое обоснование, которое другие сочтут приемлемым. Даже вызывающим уважение. Ох, ты бы его видел, Альфи! Сколько удовольствия он получает от того, что творит! Особенно когда со смаком причиняет кому-то боль. Он так привередливо выбирает того, на кого нападет. Отбросы общества. Невезучие бедолаги, к которым люди относятся с ледяным брезгливым отвращением. Вот таким вот образом его в результате носят на руках, а не клеймят уродом и садистом. Наш Бэтс очень-очень умен. Он обвел их вокруг пальца, да и тебя тоже, так страстно убеждая, что, мол, делает все только для, ради и во имя того, чтобы восторжествовала справедливость. Не дать больше никогда и ни с кем свершиться той трагедии, что произошла в тупике с восьмилетним мальчиком. Но нет… нет… причина-то не в этом. Но он так страстно себя в этом убеждал, что, в конце концов, даже сам в это поверил. Как я и говорил, наш мальчик склонен к бреду. А на самом деле – он попросту любит причинять боль. Вот так просто. Унижать и доминировать. Чувствовать вот эту самую эйфорию, которая кружит голову и обжигает вены, когда знаешь, что ты – самый могучий, круче всех, самый сильный, самый быстрый, самый умный. Ох-ох-ох, Альфи… Я знаю, как тяжело тебе все это слышать. Несомненно, сейчас ты стараешься уговорить себя, что это все не правда! Что все это – всего лишь болтовня психопата-дегенерата, который пытается тобой манипулировать и заманивает в очередную игру. Очень жаль, но – нет. Я абсолютно серьезен. Хочешь узнать, как я узнал этот глубинный тайный секрет, который дражайший Брюси прячет за семью замками? Ну, я расскажу. Когда ты столько раз дрался с этим парнишкой, как я, все становится болезненно очевидным, прости за каламбур. Хотя я на самом деле все увидел с нашей первой встречи. А дальше – только находил подтверждения.

Он засмеялся.

- Видишь ли, он продолжает бить. Снова и снова. Даже когда ты совершенно точно уже без сил и не способен дать сдачи. Даже когда практически без сознания, он продолжает колотить. Тебя. Со. Смаком. Ну, а если ты при этом еще и способен еще смотреть, то достаточно вглядеться в его глаза и увидеть этот прищур, этот взгляд, то, как уголки его губ приподнимаются, и он начинает едва заметно усмехаться. Он любит это. Нет, я не против. Как ты знаешь, я мазохист, да и подобные же удовольствия мне самому не чужды. Но вот что для меня просто сногсшибательно в нем, так это как отчаянно он все это отрицает. Меня просто сносит, честное слово. А на свете осталось совсем немного вещей, которые меня вообще хоть как-то задевают.

И снова он засмеялся.

Внезапно он встал и начал мерять шагами комнату, ожесточенно жестикулируя при этом.

- Как же он не понимает! – его голос начинает звучать все громче, и внезапно в нем слышна злость. – Я же хочу ему помочь! Он же полностью слеп! Он думает, что я хочу ему навредить! Что я хочу отнять все самое дорогое, что есть в его жизни! Идиот чертов! Я не этого хочу! Хотел бы… - Он замер, потряс головой и скривился. – Хотел бы… Знаешь, я ведь способен на куда как более жуткие вещи, чем он даже представить себе может. Он и не представляет, до какого белого каления я при желании способен его довести. Я могу да так его взвести, что он убьет меня в ту же секунду, даже не задумываясь. И все эти воображаемые стены, которые он вокруг себя нагородил, разлетятся в пыль за доли секунды. Хех, а он-то думает, что дело в его железобетонной силе воли, которая каждый раз спасает его от так называемого "падения". И сдерживаюсь я потому, что знаю – он еще не готов. Не готов принять, что он способен ровно на то же, на что способен и я, и его природа точно такова же, как и моя. Если я сейчас слишком сильно на него надавлю, то он способен покончить с собой. Имеет ли это для него или меня смысл? Нет! Только все испортит, вот так-то. – Он всплеснул руками. – Все, что я когда-либо делал – так это пытался ему примерно показать, насколько все это тщета и суета. Ничего, вообще ничего не имеет какого-то смысла, за который следует цепляться. Ничего в этой жалкой вселенной. Ничто не является плохим. И он такой всегда мрачный именно поэтому, он уже это знает, там, в глубине души, но он не принимает этого! Борется с этим осознанием всеми фибрами своего существа. Но невозможно противостоять истине. Пока он не выучит этот урок, ему никогда не стать счастливым. Я всего лишь хочу… - он замер, прислонился к стене. – Я всего-то хочу, чтобы он стал счастлив.

И после этого он замолчал. Как отрезало, он постепенно сполз по стене, пока не уселся на пол, и больше ничего не говорил.

Альфред резко втянул воздух. Все, что заявлял этот лунатик – попросту не укладывалось у него в голове! Да и само то, что он с ним разговаривал! Именно с ним, обращаясь к нему конкретно. Да еще и то, что он наговорил. Альфред знал, что Мастер Брюс будет крайне разгневан, и никогда не одобрил бы то, что он собирался сделать, но с другой стороны, он не мог попросту сидеть вот так вот и позволять маньяку поливать его грязью.

Выдохнув, он потянулся к клавише интеркома и нажал ее.

- Прошу прощения, молодой человек, - резко начал он, - но я не могу просто сидеть и слушать, пока вы поливаете грязью Мастера Брюса. Вы не знаете его так глубоко, как сами думаете, и уж тем более не так, как я знаю его. Я знал семью Уэйнов раньше, чем вы появились на свет, а Брюса я знаю с рождения, куда как раньше, чем он стал Бэтменом или даже хотя бы стал задумываться о чем-то подобном. Так что это куда как дольше, чем вы его знаете. И должен Вам сказать – вы однозначно ошибаетесь. Он хороший и достойный человек. Настолько добрый и склонный к самопожертвованию ради счастья других, что даже взял на себя обязанность протянуть вам руку помощи. А, надо сказать, такое подлое и мерзкое создание, как вы, у любого вызовет только отвращение. Но Мастер Брюс пожалел вас, и, не смотря на мое неодобрение такого образа действий, доставил сюда, вместо того, чтобы бросить гнить в Аркхэме. Потому что надеется, что сможет вас вылечить. Но, на мой взгляд, в данном случае он переоценил свои возможности. Для меня вы абсолютно и безнадежно неисправимы, просто исходящий злобой подлец.

Джокер сел прямее, с явным изумлением вслушиваясь в речь Альфреда, и к концу тому даже начало казаться, что он с успехом разбил в пух и прах прочувственную Джокерову диатрибу. Но надежды рухнули, когда, спустя несколько секунд напряженной тишины, маньяк разразился истеричным хохотом. Он запрокинул голову, снова и снова заходясь и раскатах хохота.

- О…. Это было просто шикарно! – он прямо заходился в восторге. – Просто даже настолько хорошо, что аж чересчур! Понятно же, что он тебя надул как миленького. Ты, ах… ты же на самом деле веришь всей этой чуши, которую он тебе скармливает, что, мол, он хочет меня излечить! Ох… Хи-хи … Это же просто цирк! Ну, правда ведь… - Он сморгнул, поднял руку и стер слезинку, скатившуюся из уголка глаза от смеха. – Старый дурачина! Ну не тупи ты так! Это же всего лишь еще один предлог! Он притащил меня сюда потому, что хочет, чтобы я был здесь. Рядом с ним. Понимает он сам это или нет, но все это потому, что я – единственный человек в мире, который его понимает! Совершенно явно, что такой человек – не ты! Сухарь бесчувственный. Вечно подчеркнуто весь такой правильный! Отстраненный и сдержанный! Идеальный образец джентльмена для джентльмена! – Он резко и злобно засмеялся. – Никого тебе этим не обмануть, Альфи, и уж меня-то тем более! Знаю я людей твоего типа, и великолепно. Ну, давай… Тебе же всегда были невыносимо тесны границы, в которые тебя загоняла культурная традиция, которой ты изволил делать вид, будто принадлежишь. И, разумеется, тебе так хотелось вырваться за эти красные флажки. Найти отдушину. Тебе хотелось приключений, острых и невозможных переживаний, всего того, что для тебя было под запретом. Готов поспорить, ты в тайне мечтал о карьере актера, а? Стоять на сцене, купаясь во славе и восхищении ревущей от слез и смеха толпы… Но, бедняжка, у тебя не было того единственного необходимого, без чего успех был невозможен, правда? И ты об этом догадывался, а? Нет. Ты это знал. Я говорю о таланте, Альфи! У тебя не было таланта. И ты ведь какое-то время честно пытался, да? Но, увы и ах, быстро сообразил, что этот путь для тебя – дорога в никуда. Так что ты забросил это дело. Мудрый выбор. Но ведь все равно тебя грызла изнутри эта жажда. Как же тебе хотелось вдохнуть полной грудью дух приключений! Ты мечтал об этом. Прочь, прочь из этой унылой обыденности, серого скучного существования, бесконечного дня сурка, в котором ты рос с самого детства, наследуя длинной линии потомственных дворецких. И ты сбежал. Ты сделал то же, что и многие другие подобные тебе юноши, оказавшиеся в сходных условиях. Молодой, зеленый и дерзкий, ты отправился служить в армию. Правильно? – Он засмеялся. – Ты поступил в королевскую гвардию, Альфи? Ну, как полагаю, кое-что, в конце концов, произошло, и тебя внезапно осенило, что там жизнь не сплошной праздник, хммм? Думаю… думаю…. Тебя послали на задание. Ты впервые оказался на настоящей войне и увидел все эти ее пресловутые ужасы воочию. И вот тогда ты бежал, обратно, к той жизни, которую так хорошо знал. Услужливость, подчинение и контроль. Тогда ты решил, что это единственный правильный для тебя способ существования. Здравое и взвешенное мудрое решение. Способ противостоять хаосу, который руководит мотивами всех остальных людей. И еще – что с этого момента решил, что ты приложишь все свои усилия, но никогда не будешь вести себя вульгарно и недостойно, никогда не позволишь себе поддаться этим примитивным тягам и порывам, которые управляют жизнью всех остальных… и которые так разрывали тебя самого на части изнутри. – Он захихикал. – Ох, но Альфи, дражайший мой Альфи, пойми, нельзя полностью подавить то, что является твоей природой. Тебя ведь все равно тянуло на приключения, верно? Правильная, предсказуемая и полностью контролируемая жизнь становилась для тебя все невыносимее. И ты мучительно искал выход, даже сам в этом не признаваясь? Готов поспорить, ты начал жадно глотать книги. Любишь детективы, а? Истории с расследованиями и загадками? И у тебя аж мурашки по коже от возбуждения бегут, когда тебе приходится помогать в расследовании очередного дела нашего дражайшего темного рыцаря, а? Высказывать, выдержав драматичную паузу, свое дражайшее мнение, помогать раскусить дело, обронив в нужный момент тот самый намек… хехех. Но я знаю секрет, Альфи. Там, в глубине, под этой непробиваемой преданностью, которую ты так гордо демонстрируешь своему хозяину, окружая своей рьяной заботой и поддерживая все действия, там, под всем этим таким драматичным фасадом, ты завидуешь.

Ты отчаянно завидуешь той жизни, которой он живет, которую ты, без сомнения, романтизируешь и приукрашиваешь в своих фантазиях. О, эти великие жертвы и ежедневные подвиги, совершаемые на городских улицах, им, живущим жизнью супергероя. И ведь вот это вот и есть чуть ли не главная причина твоей такой слепой безоглядной преданности своему хозяину и его делу, верно? Ты чувствуешь вину, испытывая подобные чувства, затаивая такие мысли, вот и стараешься хоть как-то ее загладить, выступая во всех случаях на его стороне, поддерживая, даже когда не одобряешь решений. Но стоит ему тебя отодвинуть на второй план ради твоей же защиты, как внутри у тебя моментально поднимается обида. Еще бы, ведь это – инстинктивное действие сильного, защищающего слабого. И никогда ты не чувствуешь себя настолько слабым, как в эти минуты. Я видел эту обиду, яснее ясного, когда он оттянул тебя прочь от меня и загородил собой. Ох, бедненький, бедненький Альфи! Как же беспросветна и мучительна твоя жизнь! Как томительна вечно гложущая неудовлетворенность.

В комнате было тихо. Через интерком ничего не доносилось. Ни единого звука.

Джокер терпеливо ждал. Ждал. Продолжал ждать. И, наконец, дождался. Щелчок, с которым линия отключилась. И Джокер зашелся в воющем смехе.

- Ох, Альфи-Альфи! – чуть ли не взвизгнул он, - Разве Бэтси тебя не предупреждал? Что тебе никогда и ни при каких обстоятельствах не следует со мной разговаривать?!

@темы: Бэтмен, перевод, Джокер, Фанфики

---

18+ (Насилие) Агония. Глава 20

[mina_tcepesh]

Агония. 20 глава
Название: agony
Автор: wbss21
Переводчица:  mina_tcepesh
Рейтинг: NC-17
Жанр: преслэш, драма, насилие.
Примечание переводчицы: Предупреждение: упоминание изнасилования.
Предыдущая 19 глава: freaklikme.diary.ru/p218092274.htm

Бэтмен ожидал, что он пошевелится. Ну, или издаст еще какой-то звук. Но Джокер просто сидел так, на коленях, охватив руками голову. Не просто охватив, Брюс видел, что он с силой вцепился пальцами в скальп. Настолько сильно, что из-под ногтей показалась кровь.

И тогда он сам пошел к нему. Медленно. Очень медленно и очень осторожно, великолепно понимая, что это запросто могла быть очередная ловушка.

Но, оказавшись рядом, он увидел, что Джокер весь дрожит. На самом деле дрожит, и тут до него дошло – что-то не так. И очень сильно не так.

Он протянул руку, осторожно дотронувшись до плеча своего врага.

И сам опешил от полученной реакции.

- О, Господи… - Джокер задохнулся, а затем упал вперед, в последний момент ухитрившись подставить руки, и начал отползать прочь. – Пожалуйста… Пожалуйста… - бормотал он.

У него снова был флэшбек. И Брюс сейчас в этом был уверен.

- Не… Не…надо. … Пожалуйста, не надо, пожалуйста….

Брюс глубоко вдохнул, прикидывая, стоит ли в такой ситуации обратиться к Джокеру по настоящему имени. Затем решил, что так и надо. По крайней мере, как он понимал, сейчас он разговаривал не с Джокером, а с мальчиком, которого видел там, на пленке.

Он медленно успокаивающе выдохнул и затем заговорил:

- Антон, выслушай меня. Антон. Я не причиню тебе боль. – Он старался говорить как можно спокойнее и размеренней. – Я хочу тебе помочь.

- Нет… - Резко выкрикнул Джокер каким-то ломким сорванным задыхающимся голосом, все еще отворачиваясь от него. – Пожалуйста… Я… Я не хочу.. Я не могу… Не надо….

- Антон, послушай… - Бэтмен двинулся к нему. – Я не тот, кто ты думаешь. Я не доктор. Я… - он замолчал. Но потом решил, что скажет так только потому, что это может успокоить того, а вовсе не потому, что это правда, - я твой друг.

Он потянулся вперед, снова дотронулся до плеча Джокера. Но на этот раз реакция была куда более бурной. Псих резко крутанулся и упал на задницу.

- Н…нет! – начал он заикаться. – Вы все так говорите! Опять эти же слова! Словно… словно все это для моей же пользы. Чтобы мне было хорошо. Приятно. Но мне.. мне не при..приятно. Мне… Мне.. мне бо-больно!

Джокер начал задыхаться, быстро и тяжело дышать, заикаться, будто у него рот пересох, и он не мог нормально разговаривать. Глаза были бешено распахнуты, но мимика была совсем другой. Не та, к которой он привык. Сейчас он видел страх. И боль.

Бэтмен с силой сглотнул.

Как же убедить его в том, что он не тот доктор, что похитил его годы тому назад?

- Антон, пожалуйста, ты должен мне поверить. Я не тот, о ком ты думаешь. Посмотри. Посмотри на меня. Ну что, разве я похож на него?

Джокер по-прежнему затравленно смотрел на него. Лицо не изменилось.

- Ты пы-таешься меня снова об-б-мануть, - вот что он сказал.

- Нет. – Брюс покачал головой.

Хотелось бы ему знать, что именно воображал в этот момент Джокер. Что именно вспоминал. На записях были показаны либо сами эксперименты, либо наказания, которым он подвергался за недостаточную сговорчивость.

Но ведь он был там почти год, а записей сохранилось от силы часов 15, не более.

И бог знает, что там было в промежутках между записями.

- Антон. Как ты думаешь, что я хочу с тобой сделать? – наконец решился он спросить.

- Пожалуйста, пр…просто оставьте меня в покое… я… я… я в следующий раз буду хорошим… Не буду сопротивляться…

- Чему сопротивляться, Антон? – спросил Бэтмен, стараясь, чтобы голос звучал размеренно и успокаивающе.

- Ва-шим…. Тес-тес-тестам. – Джокер снова начал бешено заикаться. – Пожалуйста. Я з-знаю. Это ра-ради других людей. Я понял. Я все понял. Я все. Я все сделаю, что скажите. Только, по-пожалуйста, не-не надо. … Не надо…

- Не надо что? Что, Антон? – решился спросить Брюс. Ему надо было понять, о чем это Джокер.

Псих быстро зыркнул по сторонам, стараясь надолго не отводить взгляд от Брюса, будто что-то высматривал.

- Что ты не хочешь, чтобы я с тобой делал? – продолжал давить Брюс.

Джокер как завороженный смотрел ему прямо в глаза, ничего не отвечая. На лице был панический ужас.

- Антон… - Детектив сделал к нему еще шаг, вытянул руку.

- О Господи, - Джокер резко отпрянул, и Брюс заметил, как глаза заблестели, и тут слеза побежала по его щеке. Сначала слезинка скатилась по правой, потом – по левой. Брюс застыл.

- Я.. Я сам. – Джокер заикался, но голос звучал как-то странно глухо. – Я все сделаю са-сам.

Голос сломался. Стал плоским, безжизненным. Как будто он сдался.

И, больше ничего не говоря, он начал развязывать ленту на шее, уронил ее на пол. Затем стащил жилет, точно так же, не обращая на него внимания, сбросил вниз, начал пуговица за пуговицей расстегивать рубашку.

И тут до Брюса дошло.

- Антон, остановись! – приказал он, хватаясь за запястье Джокера.

Псих, пытаясь избежать прикосновения, чуть отшатнулся.

- Я са-сам мо-гу. – Он заикался еще сильне. – Не-надо. Ни-ничего не на-надо. Видите? Я са-сам справлюсь.

Он снова начал расстегивать пуговицы, на этот раз свободной рукой, и Бэтмен быстро схватил и второе запястье.

- Антон, прекрати! – рявкнул он, чуть громче, чем собирался. Джокер отвернулся, уставившись на пол.

Внезапно Брюса скрутил приступ тошноты. Настолько мерзким было совершенно очевидное, но от этого не менее ужасное осознание происходящего.

- Антон, я не хочу… - Он глубоко вздохнул, пытаясь успокоиться. – Я не хочу, чтобы ты этого делал. Хорошо? Просто не надо, слышишь?

Он почувствовал, как руки Джокера обмякли в его хватке, и в этот момент понял, что их можно уже отпускать. Так он и поступил.

Псих как застыл в этой позе, так и не двигался. Так и продолжал буравить взглядом пол, а слезы сбегали по щекам одна за другой.

- Господи… - пробормотал Брюс, отводя взгляд.

Он не знал, сколько продлится приступ, но было явно видно, что на этот раз Джокер нырнул куда глубже и застрял основательней.

- Стой на месте и не шевелись, - приказал он.

Он оглянулся назад, туда, где лежал Шарп, затем снова перевел взгляд на Джокера. Он попросту поверить не мог. Не мог поверить, что этот хрупкий мужчина, скорее, ребенок, плачущий, скорченный, глядящий на него с паническим ужасом, мог сотворить такое.

Надо было сообщить комиссару, что он обнаружил Шарпа. Сказать, что случилось.

Он позвонил и сообщил координаты.

А затем сказал, что Джокера там не было.

И повесил трубку.





Это было безумием.

Он сказал Джокеру, что им надо ехать, протянул ему руку. И когда Джокер посмотрел на него ошалевшим, запуганным взглядом, то вспомнил, что говорит не с Джокером. А с совершенно другим человеком. Не хищником. Жертвой.

- Куда ты меня отвезешь? – недоверчиво спросил он.

- В безопасное место, - ответил Брюс, и вспомнил, что когда последний раз сказал это Джокеру, тот рассмеялся ему в лицо.

На этот раз он отшатнулся и показал головой.

Бэтмен вздохнул, наклонился, так, что теперь его глаза были на одном уровне с глазами пытающегося от него отползти лунатика.

Время утекало с ужасающей скоростью.

- Антон, тебе надо меня слушаться, - начал он. – Я не тот, о ком ты думаешь. И ты не там, где думаешь. Посмотри вокруг. Посмотри на меня. Я хочу тебе помочь. Я не собираюсь причинить тебе вред.

И ему и вправду не хотелось осложнять дело, но если Джокер не будет сотрудничать, то придется применить силу. Он отчетливо понимал, что если он сейчас применит силу, то тот минимальный кредит доверия, что сейчас был у Джокера, будет полностью исчерпан, и доверять он ему уже точно не будет. А в этом случае помочь ему будет в разы сложнее.

Ну и, конечно же, в любой момент его могло выбросить из регрессии, и он снова станет тем, кем был. Надо было учитывать, что это все равно, в конце концов, произойдет. И случиться может в любую секунду, если уж быть точным. А когда произойдет, то проблемы увеличатся в геометрической прогрессии.

Как он уже говорил, полное безумие, как ни крути.

Он даже, честно говоря, и объяснить не мог, почему это делает. В любой другой день он попросту вывел бы Джокера наружу и передал с рук на руки полиции, ну или лично отвез бы в Аркхэм. Но сегодня все было по-другому. Он за последние несколько недель узнал о нем больше, чем за 14 лет, прошедших с их первой встречи. И каким-то образом он чувствовал ответственность за Джокера, и еще большую, чем раньше. Словно это был именно его долг – помочь ему. Будто никто другой не справится.

Но сейчас ему даже думать не хотелось, как же он собирается все это объяснить Альфреду.

Он и себе-то толком не мог объяснить, почему это он хочет помочь маньяку.

Сегодня, придя сюда, он хотел его убить.

- Идем, - снова повторил он. – У нас мало времени.

Он вгляделся в глаза Джокера и никак не мог разобрать, а понял ли он вообще, что к нему обращаются. Явно он все еще считал его тем самым доктором на пленке.

- Нет, пожалуйста…. – слабо выдохнул он, отшатываясь.

Это было плохо. Потому что если Джокер сейчас не пойдет по своей воле, то придется тащить его за собой силой. И, как ни странно, вот сейчас ему ни в малейшей степени не хотелось причинять ему боль.

- Антон, пожалуйста. Надо идти. Если мы не сдвинемся с места, то я не смогу тебе помочь.

Джокер снова покачал головой, внезапно поднеся руки к голове и закрывшись, как будто это ему могло хоть как-то помочь. Сбившись в комок и закрыв предплечье лицом. Брюс вспомнил, что точно в такую же позу он несколько раз видел на пленке.

Он тяжело вздохнул.

- Да, черт побери же… - пробормотал он сквозь зубы.

Похоже, все-таки придется тащить силой.

Медленно он протянул руку вперед, взялся за предплечье Джокера.

- Антон…. – он постарался сказать это как можно мягче.

Псих только покачал головой. Явное "нет".

И тут Брюс потерял терпение.

- Нам надо идти. Сейчас же. – Он крепче схватился за руку и потянул Джокера на ноги.

Джокер вскинулся, сразу же начал беспорядочно метаться.

- НЕТ! – закричал он. – НЕТ! ОТПУСТИ!

Сражался он с бешеной силой, стараясь вывернуться из хватки Бэтмена.

Тот сжал зубы, подтащил лунатика к себе, охватил одной рукой спину, прижал к себе, а другой начал рыться в карманах на ремне.

- Прекрати! – Он зашипел, когда Джокер с силой попытался оттолкнуться, чтобы высвободиться. Но тот не слушал. Просто продолжал сражаться.

Брюс резко выдохнул через нос, наконец, подцепив кончиками пальцев то, что хотел достать.

Вата с хлороформом.

Ненавидел эту штуку, и использовал только на таких, как Джокер. Тех, кого просто никак иначе унять было невозможно. Которые, если дай им такую возможность, и себя покалечат, и его, особо даже не разбираясь, что происходит.

Он сжал ватку.

Никогда еще она не была ему настолько нужна.

Слегка подавшись вперед, он пытался одновременно и удержать Джокера на месте, и поднять к лицу свободную руку с ваткой.

Руки Джокера скреблись, молотили его, и Брюсу пришлось изо всех сил выкручивать голову, а то тот вполне мог его расцарапать.

В конце концов, удалось прижать хлороформ к носу и рту Джокера. Тот, разумеется, попытался отдернуться, но Бэтмен нажал на затылок и с дополнительным усилием вдавил голову так, чтобы тот все же вдохнул.

Тощий человек отчаянно пытался высвободиться, схватился обеими руками за запястье его руки, пытаясь оттащить от своего лица. Но, разумеется, силы были не равны. Бэтмен физически был сильнее, удерживал его без особых усилий, стараясь вжать в пол, как только удалось более-менее сломить сопротивление и заставить прекратить вырываться.

И, когда борьба стала утихать, заглушенные вопли и бормотания Джокера становиться все тише, а тело в руках – постепенно обмякать, Брюс внезапно почувствовал необъяснимый ужас от того, что он творит. Ему почему-то казалось, что он держит не взрослого мужчину, а мальчишку. Ребенка. Как будто он взял и пересилил кого-то, кто по-любому не смог бы ему противостоять.

И, как он полагал, с Антоном все так и было.

Сейчас он не был Джокером. Потому что Джокер защищался бы изо всех сил, подло и эффективно, не упуская ни малейшей возможности. Его замашки он знал.

А вот Антон…

Он попросту не знал, как надо бороться.

Потому что научится этому позже.

Это было странно… и печально.

И когда борьба, наконец, утихла, и Бэтмен подхватил обвисшее тело Джокера на руки, и, глядя на него, беззащитного, слабого, покорного, почему-то ему хотелось кричать от отчаянья.





Когда он очнулся, то первое, что почувствовал – жутчайшая головная боль. И ни малейшего представления, что было. Впрочем, вполне привычный расклад. Но обычно он хоть кусочками мог что-то вспомнить. А сейчас – ничего. Просто темнота. Он сел, но тут его накрыла такая волна тошноты, что он обессиленно повалился навзничь.

- Проснулся, - услышал он грубый голос и повернулся, пытаясь найти источник. Он увидел размытый силуэт Бэтмена и снова попытался сесть, на этот раз не делая резких движений. Но тошнота по-прежнему не дала выпрямиться.

- Ты Джокер? Или Антон? – снова голос Бэтмена.

Он покачал головой, пытаясь прочистить мозги. Яркий свет, заливающий комнату, беспощадно резал глаза.

- Какого… Какого черта… Что ты со мной сделал, Бэтси? – прохрипел он. Голос даже ему самому казался слабым мычанием.

- Значит, Джокер. Ну, ладно. – Вот и все, что ответил Бэтмен. – Я вырубил тебя хлороформом и вколол успокаивающее, после того как ты очнулся, начал орать и не желал успокаиваться. Ты спал в общей сложности около 24 часов.

Джокер тупо посмотрел на него, прищурил глаза, постараясь хоть так избежать пронзительного света, потер затылок.

- Понятно. – Он попытался в очередной раз усесться так, чтобы не упасть. – А теперь, не будешь ли любезен объяснить, почему я ничего не помню?

Бэтмен зашевелился, но выражение лица разглядеть было невозможно.

- Ты… - начал он, а затем замолчал. – У тебя снова был приступ. Что-то типа флэшбека, от которого ты… От которого ты вернулся и стал… Стал тем, кем ты должен был быть.

Джокер громко застонал, закатывая глаза.

На самом деле только сейчас он полностью осознал, что к койке, на которой он лежал, его ничего не привязывало. Он, стараясь удержать равновесие, перекинул ноги за край так, чтобы можно было с нее встать.

- Ну что, снова здорово? Опять к началу, милый? – поддразнил он. – Уверен, что не перестарался и не саданул меня по черепу так, что я и вправду потерял не только сознание, но и память?

Он рассмеялся.

- Вот что я помню, так это то, что я тебя рассердил. Очень сильно. – Он самодовольно заулыбался. Явно гордясь этим.

- Это тоже, Джокер, - подтвердил Бэтмен, но тон его был спокойным, почти что безэмоциональным. - Но я не вырубил тебя, как тебе хочется верить. Я кое-что сказал, и это послужило триггером. Ты вспомнил частицу своего прошлого.

Брюс, можно сказать, только об этом и думал, пока ехал обратно в пещеру. Он назвал Джокера Антоном, сказал ему, что тот был жалким ребенком. И понял, что именно эти слова и послужили тем самым спусковым механизмом, отправившим сознание Джокера в прошлое.

Он слышал, как доктор на записях постоянно говорил мальчику именно эти слова и почти с той же самой интонацией. Постоянно говорил, как он жалок. Как он отвратителен. Бесполезный никчемный ребенок, не способный позаботиться о себе. Антону постоянно повторяли, что ему нужна врачебная помощь, а то он не выживет. Что без доктора он полностью неприспособлен к самостоятельному существованию.

- Ммммм, – ответил Джокер. А затем отвел от него взгляд и начал осматривать комнату. – О, мы снова здесь? – Он заныл. – Ну почему я не в Аркхэме? Думал, что после того, как ты посмотришь на нашего милашку Шарпи, ты запрячешь меня за решетку, как только сможешь дотянуться. Ты же знаешь, что я отсюда сбегу.

- На этот раз нет, Джокер, - ответил Брюс. – Я поменял замок. И поставил такой, с которым даже ты не справишься. Он снаружи. Отсюда к нему нет доступа. Даже я самостоятельно не смогу выйти. Снаружи ждет Альфред, он меня выпустит, когда я закончу с тобой.

Джокер, казалось, был совершенно этим не впечатлен. Даже скорчил гримасу, изображая скуку, пока Брюс все это ему рассказывал.

- Ты поплатишься за то, что сотворил, Джокер. Но под моим наблюдением. И выбраться отсюда, чтобы кому-то причинить вред, у тебя не получится.

- Ну, это ты так говоришь, - пробурчал Джокер, продолжая внимательно оглядываться.

По мановению ока Брюс был на ногах. Он схватил психа за воротник и подтащил к себе.

- Я тут с тобой не в игрушки играю, Джокер! – зашипел он. – Ты – здесь, я за тобой присматриваю, и ты не сможешь больше сбежать. И здесь ты для того, чтобы я смог тебе помочь.

Джокер так и не поменялся в лице, но на Бэтмена посмотрел.

- О, как же это трогательно, - сказал он, хватая Брюса за запястья. – А теперь отпусти меня.

Брюс мрачно посмотрел на него, после чего ослабил хватку, сделал шаг назад и присел обратно.

- Тебя сильно потрепало, Джокер, - сказал он. – Ты ничего не помнишь из того, что с тобой было. Твой разум практически полностью оградил тебя от воспоминаний. Не знаю, как долго эти периоды выпадения памяти тебя преследуют, и с какой периодичностью. Но, согласно моим наблюдениям, они происходят все чаще, и, как я вижу, становятся с каждым разом все интенсивнее. Так что помощь тебе на самом деле нужна. Самая настоящая помощь. И я собираюсь тебе помочь.

- Да Христа ради, можешь ты прекратить? – в голосе Джокера явно слышалась злоба. – Ну, хорошо. Ладно. Не помню я свое прошлое. И кто я – не помню. И мне плевать! Ну вот что мне сделать, чтобы до тебя, наконец, дошло – не хочу я знать! Не имеет значения, кем я был, что со мной было, и что я делал. Все равно бы я стал тем, кем стал. Что бы там со мной не было. Потому что я – это я. И плевать, что там именно было. Как и ты! Ты что, правда думаешь, что не будь в твоем прошлом подстреленных родаков, то ты бы Бэтменом не стал? Да не смеши меня. Это всего лишь придуманное для самого себя оправдание. И теперь ты пытаешься натянуть сову на глобус, заставив меня вести себя так же, как ты. А мне никаких оправданий не надо! Я в мире и гармонии с собой и полностью согласен с тем, кто я и какой я.

Бэтмен какое-то время тихо сидел и смотрел на него, а потом резко поднялся.

Быстро подойдя к Джокеру, он отвесил ему пощечину, так, что у того голову развернуло.

- Еще раз упомянешь моих родителей, и ходить больше не будешь. Никогда. – Голос у него был низкий и тихий. – Я ясно выразился?

Джокер повернул к нему голову, приложил к губам тыльную сторону ладони. Отодвинул, посмотрел, увидел потеки крови на белой коже, снова поднял глаза на Бэтмена.

- Целиком и полностью, - ответил он ядовито.

Брюс еще какое-то время смотрел на него, а затем повернулся и двинулся в противоположный конец комнаты.

- Ты мне не веришь, - сказал он. – Ты не веришь насчет прошлого. Но я могу тебе показать. Ты был невинным. Но тебя развратила чужая жестокость.

Он опустил взгляд. Зажмурился. И, если судить по тому, как вел себя Джокер там, на фабрике, и что он порывался сделать, травмы были куда глубже и страшнее чем то, что запечатлели на записях или то, что он слышал из нескольких рассказов о мальчике.

- Вся твоя жизнь – бесконечное выживание под непрекращающейся пыткой. Хочешь ли ты это признать, или нет – но такова правда. И заставить тебя вспомнить, что именно постоянно причиняет тебе боль – первый шаг к исцелению.

Он повернулся, поднял взгляд.

- Я собираюсь исцелить тебя. Хочешь ли ты моей помощи или нет – я буду действовать. А ты – ее получать. И, если все сработает, под конец ты будешь мне благодарен.

Джокер скривился от отвращения, глаза полыхнули огнем.

- Да как… Ты смеешь! – Он чуть ли не слюной брызгал. – Как ты смеешь так со мной разговаривать! Вообще такое заявлять!

Брюс был уверен, что лунатик прямо сейчас же и бросится на него. Учитывая, как сжались, будто когти, пальцы, вцепившись в простыню, как напряглось тело, будто взведенная и готовая сорваться пружина.

Но он сидел, только глядел на него, буравя взглядом так, будто пытался прожечь насквозь.

- Подавись ты своим лечением! – выдал Джокер. – Не нужно мне ничего! Со мной все хорошо. Я идеален! Именно таков, каким и должен быть! А вот ты… - Он злобно засмеялся. – Вот тебе-то как раз надо прямо срочно заняться проблемами со своей самооценкой, милочек. Никогда не видел настолько пупоцентричного и при этом полностью погрязшего в отвращении к себе человека, как ты. Я уже говорил, прямо с визгом упивающегося самосожалением и омерзением. Ты направляешь свои темные импульсы в то русло, которое позволяет тебе самому перед собой их оправдать. Сделать их социально приемлемой деятельностью, даже более, чем-то таким, чему другие стоя аплодировать будут! Да только, Брюси, склонности-то у тебя все те же, и все время мучающая тебя жажда не имеет ничего общего с этой моральной мишурой, которую ты пытаешься себе и другим выдать как свои мотивы. Суть-то все та же. Ты жаждешь причинять другим боль, а особенно – доминировать над теми, кто не разделяет твою форму представления о том, что является справедливостью. Так что избавь меня от твоего приторного сочувствия, из нас двоих именно ты заслуживаешь жалости.

Брюс был у Джокера, поднял его, с силой приложив спиной об бетонную стену.

- ХВАТИТ! – прорычал он, сжимая горло психа, заставляя того подавиться своими словами, - НЕ ЖЕЛАЮ БОЛЬШЕ СЛУШАТЬ ТВОЮ ЛОЖЬ!

Когда стало очевидно, что Джокер уже начал задыхаться, а глаза постепенно стали закатываться, Брюс отпустил его, позволяя соскользнуть вдоль стены на койку.

Джокер, скорчившись, рефлекторно начал давиться и кашлять, резко и громко вдыхая воздух.

Бэтмен смерил его невозмутимым взглядом, отвернулся и пошел к выходу.

- Через несколько часов я принесу еду, - холодно сообщил он, не оборачиваясь на звуки, которые издавал лунатик, пытаясь восстановить дыхание.

А затем – раздался щелчок, и дверной замок раскрылся. И Брюс потянулся к ручке, раскрыл дверь, вышел и с силой захлопнул за собой. Замок автоматически закрылся.

@темы: Бэтмен, Джокер, NC-17, Слэш, Фанфики

---

[mina_tcepesh]

Агония. 19 глава
Название: agony
Автор: wbss21
Переводчица:  mina_tcepesh
Рейтинг: NC-17
Жанр: преслэш, драма, насилие.
Примечание переводчицы: Предупреждение: body horror.
Предыдущая 18 глава: freaklikme.diary.ru/p218072187.htm


На складе было темно. Тихо. Даже через прибор ночного видения он не мог засечь ни единого движения, вот и предположил, что Джокер был в смежной комнате. А еще после тщательного осмотра обнаружил закрытую дверь в противоположной части помещения, в торце и слегка левее.

Он тихо пошел к ней.

Чтобы выследить Гроучо потребовалось несколько дней, даже несмотря на информацию, которую получил от тех громил в "Коротышках". Они, надо сказать, выложили все как на духу. Но когда он подъехал к нужному месту, Гроучо уже испарился. Походу, кто-то все же его предупредил.

Так что пришлось снова выискивать тех, кто могли знать нужный адрес, и по прошествии почти двух дней он его-таки обнаружил. Тот обосновался в заброшенном универмаге в некогда весьма известных и респектабельных предместьях Готэма, который знавал куда лучшие дни.

После этого пришлось несколько часов лично уговаривать его, пока тот не сдался и не сказал, где скрывается Джокер.

Никто не хотел выдавать ему о Джокере ни крупицы информации. И чаще всего они так и молчали, как бы он ни угрожал и что бы ни предпринимал. Потому что понимали – если Джокер узнает, то затем он придет к ним. Убьет, причем не только их самих, но еще и семьи. А может, и не придет. Потому что в этом смысле Джокер был непредсказуем. Ты никогда не был на сто процентов уверен, что именно он решит сделать.

Но Бэтмену надо было его найти, и хотя Гроучо, грубый и задиристый бывший телохранитель из Нью-Йорка, ввязался с ним в драку, а затем упорно молчал несколько часов подряд, Брюсу все же удалось его расколоть, и тот выдал адрес: 1621 площадь Белмонта, заброшенный завод в нижней части Ист-Сайда.

Вот куда он и прибыл, и теперь предельно внимательно старался приметить малейшие нюансы и действовать как можно осторожнее, как всегда, когда дело касалось Джокера. В глубине души он боялся того, что мог найти. Поскольку с того момента, как пропал Шарп, прошло целых два дня, и Брюс великолепно понимал – шансы на то, что тот все еще жив, уменьшаются с каждым мгновением. А еще сильнее его тревожила мысль, которую он тщательно пытался подавить – шепоток в самой темной части сознания, ядовито замечающий, мол, бывший директор, может быть, и жив, ну а вдруг он уже так искалечен, что куда милосерднее было бы позволить ему умереть?

Увидев слабый отсвет в щели под дверью, он аккуратно кладет руку на ручку, и, глубоко вздохнув, поворачивает и толкает ее, стараясь проделать это как можно незаметнее.

И все равно она скрипит, и он молча матерится, хотя и не может точно сказать, почему. Почему это он так волнуется.

Он же точно справится с Джокером.

Поэтому, стараясь выкинуть все посторонние мысли из головы, входит внутрь. И, посмотрев на то, что открылось перед ним, понимает, почему чувствовал перед дверью такое внутреннее смятение и нежелание даже прикасаться к дверной ручке.

Комната была значительно меньше, чем центральная зала. У противоположной стены стоял операционный стол, и к нему был привязан Квинси Шарп. Ну, по крайней мере, то, что от него осталось.

Везде была кровь. Уже подсохшая, она была на полу, на столе, покрывала бездвижное тело бывшего Директора.

Бэтмен только и мог, что стоять, в какой-то отстраненной прострации созерцая то, что открывалось ему, и пытаясь понять, а это вообще - реально?

У человека не было ног. И рук. Обрубки были обмотаны бинтами, и красное потихоньку просачивалось, пятная белую марлю.

От него остался торс и голова.

Первой шальной мыслью Брюса была единственная – он мертв. Это была практически уверенность. Но Брюс все же засомневался – все дело было в перевязанных ранах. Зачем было бы необходимо так старательно пытаться перевязать труп?

Он подошел на шаг ближе, и тут желудок инстинктивно свело. Шарп был еще жив, он видел, как его грудь едва заметно поднималась и опускалась.

В голове поплыло, когда он сделал еще шаг ближе и увидел, что лицо того было жутко изуродовано. Нет. Даже не так. Его лица не было. Ни носа, ни губ. Даже уши срезаны.

Бывший Директор, похоже, вообще не осознавал, что он был тут. И Бэтмен с ужасом понял, что тот больше не слышит и не чувствует запахов. Глаза у него были закрыты, и Брюс заметил, что веки казались темными и опухшими.

Он подошел почти вплотную, дотронулся до лица Шарпа, и, как только он это сделал, тот начал тихо верещать и дергаться, издавая странные смазанные невнятные звуки, пытаясь все же что-то промямлить безгубым ртом.

Брюс сначала собирался ему сказать, что все хорошо, он не собирается причинить ему боль. А затем понял - его не услышат. Да и какой смысл говорить, что с ним все будет хорошо, если абсолютно очевидно – нет, хорошо с ним не будет?

Подавив приступ тошноты, он все же приподнял веко левого глаза Шарпа. И тут же понял, почему ему с самого начала показалось, что с веками что-то не то.

Ему выжгли возможность видеть. В самом буквальном смысле. Бэтмен понял по состоянию радужной оболочки - какой-то горячий объект держали слишком близко к глазу и слишком долго. Он был ослеплен. И Брюса начало мутить от осознания, что от Квинси Шарпа остался только безвольный обрубок, без рук и ног, без чувств, кроме осязания.

Размотав бинты, закрывающие обрубок правой руки бывшего директора, он увидел, что рана была заштопана, кровопотеря остановлена. Явно Джокер сделал все это собственноручно, стремясь сохранить Шарпу жизнь.

- Как красиво, верно?

Он резко повернулся в сторону источника звука.

А затем он его увидел. Джокер сидел в позе лотоса на кресле, задвинутом в дальний правый угол комнаты, где-то в пятнадцати футах от него.

До этого момента он его не замечал. Слишком уж отвлекающим внимание было зрелище, которое представлял собой Шарп.

- Я об иронии ситуации, - продолжил Джокер, непроницаемо глядя прямо на него.- Теперь это он - урод. Даже еще больший урод, чем мы с тобой.

Брюс тупо глядел на него с отвисшей челюстью. Почувствовал, как его лицо искажается от ярости, но при этом почему-то пришла в голову мысль, что Джокер каким-то образом кажется сейчас хрупким и беззащитным, даже, можно сказать, невинным, будто тот мальчик, которого он видел на записях там, в заброшенной лаборатории. Он не хотел его видеть таким. А сейчас – уж тем более.

И именно поэтому он еще сильнее взъярился, пальцы сжались в кулаки, ярость начала туманить разум.

- Ах ты, больной…. – выдавил он из себя.

- Я знал, что ты меня найдешь, - перебил Джокер. – Ты всегда меня находишь. – А затем мимолетно улыбнулся. – Как там милая Бэлла? Думаю, потихоньку выздоравливает под присмотром любящей и заботливой мамочки. Ты же об этом позаботился… Ты, ее темный защитник… - и с этими словами он расхохотался.

- Ты пытался ее убить! – наконец заговорил Бэтмен, точнее, даже не заговорил, прорычал.

Джокер приподнял брови, прижал руку к груди, изображая оскорбленную невинность.

- И вовсе нет! – сказал он. – Если бы я хотел, то она уже была бы мертва.

Брюс молчал.

- Это было обидно. – Снова заговорил псих. - И ты нес дикую чушь.

Брюс запнулся, и да, на мгновение на его лице промелькнуло смущение.

А затем в долю секунды, даже сам не осознавая, что творит, он с пугающей скоростью рванул вперед, хватая Джокера за рубашку и приподнял его в воздух. А через секунду закрутил и с силой впечатал в пол, наклонившись, припечатывая коленом грудь.

- Да я убью тебя, - зашипел он.

Джокер продолжил смотреть ему глаза в глаза, и он заулыбался, даже не делая попытки отвести взгляд.

- Да ты понимаешь, а? – заорал на него Брюс. – Я убью тебя! – он приподнял голову и плечи Джокера, а затем с силой ударил об пол, так, что череп с глухим стуком врезается в камень.

- Ты, больной, извращенный ублюдок!

А затем он ударяет его, так сильно, как только может, и из носа Джокера течет кровь, а еще через мгновение – рот уже тоже окровавлен.

Джокер насмешливо посмотрел на него, а затем разразился хохотом. Бэтмен завелся еще сильнее, ударяя еще, еще, еще, в голове не остается ничего, пустота, только жадное желание избавиться от этой смеющейся гримасы. Но когда он поднимает кулак, чтобы еще раз ударить психа, чье лицо уже превратилось в окровавленную маску, видит, как Джокер сплевывает и пытается что-то сказать, и останавливается. Рука, заведенная вверх для удара, замирает.

- Ох, твое замешательство тебе не идет, знаешь ли, - захихикал псих. – О, готов поспорить, ты тут уже себе навоображал, что я специально целился не в сердце девчушки, потому что во мне внезапно неожиданно пробудилось что-то хорошее. И я каким-то образом осознал, что убивать ребенка – это нехорошо. Но ведь и ты, и я знаем, что такие сомнительные с точки зрения морали моменты раньше меня никогда не останавливали. Нет… - он покачал головой. – Нет, не останавливали. И не остановили бы. И я убил бы ее, если бы это ему причинило бы самую сильную боль.

- Ты душевнобольной, - прошипел Бэтмен.

- А ты – предсказуемый, - огрызнулся в ответ Джокер, и теперь в его голосе совершенно явно звучал гнев. – А ты сам-то чего ожидал, а? Что? Припрешься, ворвавшись в блеске и славе и спасешь всех?

- Я хотел тебе помочь! – Брюс надавил сильнее, впечатывая колено в грудь клоуна.

- Мне помочь! – в голосе Джокера зазвучало искреннее изумление. – Да как помочь? Назвав по имени и рассказав сказочку, как меня пытала шайка добрых докторов? Ну, давай я тогда кое-что тебе расскажу, над чем потом сможешь подумать на досуге. У меня миллионов девять воспоминаний, которые постоянно всплывают в памяти, и большая часть из них такая, что любой социальный работник, работающий с детьми, поседел бы от ужаса. Посчитал бы своим самым жутчайшим кошмаром. Или затаенной мечтой, если был бы с собой до конца откровенным. – Он захихикал. – Но, как я уже сказал, это было обидно. И ты нес полный, абсолютный, дичайший бред.

Бэтмен сжал зубы.

- Это не просто какая-то байка, Джокер. Это правда! Ты просто… Ты не был.. Ты не всегда был таким.

Джокер внезапно нахмурился.

- Каким таким?

- Ну… Таким! – заорал Брюс. – Ты не всегда был чудовищем!

Джокер скривился еще сильнее.

- Я не чудовище. – И сказал он это неожиданно тихим голосом.

- Да ладно? – с сарказмом переспросил Брюс. – Да только чудовище способно на что-то подобное! – он указал в сторону Шарпа, который лежал на столе в дальнем конце комнаты.

- Любой способен на подобное, - мягко ответил Джокер. – Любой, если его подтолкнуть достаточно сильно.

- Нет! – Бэтмен почти что рассмеялся от этого. – Нет. Ты пытался однажды это доказать, что, не помнишь? И помнишь, как жалко ты облажался? Таков только ты, Джокер. Вот, что ты не понимаешь, и что ты, главное, понимать никак не хочешь. Так способен поступить только ты.

И вот тут Джокер буквально взорвался от ярости. Лицо исказилось, тело напряглось, руки вцепились в запястья Бэтмена.

- Отпусти меня, - выдавил он, холодно и злобно, и всю игривость как ветром сдуло.

Бэтмен это проигнорировал, только наклонился ближе.

- Думаешь, что ты какой-то особенный, а на самом деле ты всего-навсего болен. Вот и все. Ты попросту не способен правильно функционировать. Не способен жить с другими. Не способен адекватно воспринимать реальность. Тебя надо поместить в больницу, следить за тобой и нянчится, как с ребенком.

Джокер ничего на это не ответил, продолжая смотреть глаза в глаза, и его взгляд прямо пылал от ярости.

Без предупреждения, Бэтмен отпустил его, встал и подался на шаг назад.

Это само по себе выбило Джокера из колеи, и несколько секунд он так и продолжал лежать на полу, пока, наконец, не приподнялся на локтях, не спуская взгляд с Бэтмена.

- А самое печальное в этом, Джокер… - снова начал Брюс, - что когда-то ты действительно был особенным. Ты был вундеркиндом. Гением. У тебя были абсолютно уникальные способности, поразительный интеллект. Ты бы смог принести столько пользы человечеству. А теперь… - он потряс головой. – Теперь ты даже не человек. Ты скорее животное. Ты попал в негодные руки, люди тебя использовали, эгоистично, жестоко, ни в малейшей степени не задумываясь о последствиях, ни для тебя, ни для себя… В тебе была червоточинка, Джокер. Слабость, которая под давлением и стала той точкой, по которой сначала пробежала трещина, а потом – и сама личность твоя раскололось. Ты сошел с ума. Вот так вот, всего-навсего. Ты и вправду мог стать великим, будь ты достаточно силен, ты бы смог пережить то, что с тобой случилось. Ты смог бы смириться и оставить позади все это.

Какое-то время в комнате было тихо. Джокер ничего не говорил, никак не реагировал на произнесенное. Просто смотрел на него, мрачно и холодно.

А затем заулыбался.

- Хех. – Он засмеялся. – Но разве ты сам только что не подтвердил мои слова, миленький? Любой человек способен на то, что принято называть "злом". Эти темные, постоянно подавляемые навязчивые мысли. Глубинные отчаянные желания, которые не реализуются из боязни ответственности. Наш дражайший дружок доктор Шарп – прямая иллюстрация, насколько в конечном итоге благоразумнее воздерживаться от воплощения в жизнь подобных порывов.

Он хихикнул, сказав это.

- Но, тем не менее, желания все равно есть, они появляются, и только страх наказания удерживает их в узде. А вот если есть возможность удовлетворить их безнаказанно, без последствий для себя, тайно от других, или так, чтобы не испытывать страха перед дальнейшей одержимостью виной за произошедшее, то подавляющее большинство населения земного шарика отбросят все размышления о моральности того или этого. И будут действовать так, как сами хотят. И, смотри, если та сказочка, которую ты мне рассказывал, правдива, то она только подтверждает мою правоту. Говоришь, значит, что я чудовище, да, Бэтмен? Так вот, все люди – чудовища. И ты тоже, сердце мое. Как часто ты втайне мечтаешь, что убиваешь меня? Признайся, какая дрожь удовольствия, какое облегчение, какая тихая услада в таких мечтаниях, правда же? Какую эйфорию ты испытываешь, когда избиваешь меня, а? Ну, правда, миленький, если бы ты не пытался засунуть голову себе в задницу и честно признался в том, что чувствуешь, единственная причина, по которой ты еще меня не убил – ты боишься собственного чувства вины. Вот и все. Ты боишься, что не сможешь жить дальше, осознавая, что и взаправду способен на такое. Так что истинная причина твоего воздержания – целиком и полностью эгоистична. Не какая-то там жалость, или сочувствие… попросту страх перед муками совести, если на это решишься. Ты боишься, что станешь таким же, как и я, но вся соль шутки в том, что ты уже такой же, как я. В глубине души. В самом сердце. И единственная разница между нашим бытием в том, что тебя по жизни ведет твой страх, а вот я… я. Больше. Не. Боюсь.

Бэтмен какое-то время тихо стоял, ничего не говоря, а затем нахмурился.

- Так почему ты тогда сошел с ума? – спросил он. – Почему после всех этих страданий, которые тебе причинили, ты буквально голову потерял? Ты пытаешься сбежать от боли, Джокер. Прячешься от нее. Претворяешься, будто бы ее не существует, а на самом деле все чувствуешь и попросту хоронишь внутри, не позволяя ее осознавать. Как-то не особо храбро так поступать, Джокер.

Тот запрокинул голову и громко расхохотался.

- Ты все время пытаешься воззвать к моему прошлому, - наконец он совладал с хохотом и смог ответить. – Ты, наверно, действительно нашел что-то ну уж очень тебя впечатлившее, если настолько пытаешься всеми силами в меня впихнуть свои впечатления от просмотра. Но ты не видишь леса за деревьями. Дело тут абсолютно не в храбрости. Храбрость – это не отсутствие страха. Храбрость на самом деле подразумевает, что ты страх испытываешь, даже не просто испытываешь, а он пытается тобой завладеть и тебя сломать. Храбрым называют того, кто, испытывая такой мощный страх, все равно продолжает действовать. Так вот, это все про тебя, куколка моя. – С этими словами он расхохотался. – А вот отсутствие страха – здесь совсем другой коленкор. Это про меня. Мне. Попросту. Плевать. Ну, вот что здесь тебе не понятно? Ничто на самом деле значения не имеет. Ничто не имеет какой-то абсолютной ценности. Ничего из того, с чем мы имеем дела. А поэтому, нечего и бояться. И не о чем беспокоиться. Ты попросту еще этого не понял, хотя я искренне старался изо всех сил быть для тебя прилежным учителем.

И снова он хихикнул.

- Может, это ты сам себя обманываешь, Джокер. Сам придумал и сам себя убедил. И потом, если все действительно так, как ты говоришь, если ты и вправду во все это вот так вот на самом деле веришь, то зачем тебе так было надо ему отомстить? Почему ты так взбеленился из-за того, что он с тобой сделал? Похоже, вот это для тебя значение имело, а?

Псих ухмыльнулся.

- Это не имело значения. Я так захотел. Вот и все. А то, что я желаю, я воплощаю в действительность.

- Нет, ты был зол, Джокер. Ты по-настоящему был заведен. Если бы, как ты говорил, это не имело значения, то тебе было бы плевать. Смог бы ты отомстить, не смог бы – для тебя это не имело бы значения.

- А я и не заводился. И зол я не был, – сказал Джокер. – Я просто очень сильно захотел отплатить доброму доктору по заслугам. И так я и сделал.

Бэтмен замолчал.

Джокер нахмурился.

- Посмотри на это масштабнее, солнышко, - продолжил он. – Я предпочитаю веселиться. Это мой выбор, потому что я не вижу более продуктивного способа использовать то время, которое нам уделено в этой жизни. Но я не поддаюсь иллюзорной тяге делить бытие на правильные вещи и неправильные. Не выношу суждений, что есть хорошо, и что – плохо. Все просто таково, каково оно есть. И я делаю то, что доставляет мне удовольствие. Не задаюсь вопросами, не сижу, подперев кулаками голову, часами размышляя, а вот то, что я сейчас переживаю, это хорошее – или плохое? Это социально приемлемо – или обществом рассматривается как табу? Мне это нравится – я это делаю. Мне не нравится – я останавливаюсь. Я не злился на него. Ты чувствуешь злобу, когда считаешь себя обиженным. Уязвленным до глубины души. А я не чувствовал себя уязвленным. Ну да, я не получал удовольствие во время своего последнего пребывания в Аркхэме, вот и все. А я хочу всегда получать от жизни удовольствие. – Он злобно засмеялся. – Я хотел наверстать упущенное время. И, надо сказать, мне это удалось. Я, можно сказать, с бывшим директором на славу позабавился.

- Если это действительно для тебя не имеет значения, ты не должен ничего чувствовать, - заявил Бэтмен, чувствуя себя все больше не в своей тарелке. Раздражение только нарастало.

- Ох, но я, можно сказать, живу только ради чувств, милый. – Джокер тепло ему улыбнулся. – Главное, чтобы это меня захватывало целиком и полностью. Впрочем, ты более чем в курсе, о чем я, любимый, - захихикал он – Меня просто с ума сводило оглушающее желание медленно отрезать от старины Шарпи кусочек за кусочком. И, как ты сам можешь убедиться, свою фантазию я воплотил целиком и полностью, именно так, как мне и хотелось. – Он махнул рукой в сторону бывшего Директора.

Бэтмен ничего не сказал, чувствуя, как у него живот подводит от отвращения.

- Знаешь, в чем твоя проблема, Бэтси? – внезапно спросил лунатик. – Ты слишком много думаешь. Это твоя самая главная проблема. Ты беспокоишься, раздумываешь, задаешь бесконечное число вопросов, и пытаешься контролировать, контролировать, контролировать. Ты не наслаждаешься тем, что происходит. Нечего удивляться, что ты никогда не улыбаешься.

- Ты сам себе врешь, - огрызнулся на это Брюс. – Ты чувствуешь позывы. Даже если желаемое что-то совсем тривиальное и банальное, это все равно для тебя что-то значит. Иначе ты не желал бы это.

Лицо маньяка моментально скривилось от раздражения.

- Это ты сам себе врешь. Просто не можешь признать очевидного. Пытаешься все разобрать по косточкам, определить, объяснить все значения и связи, придумать смысл для того, что на самом деле по своему бытию бессмысленно. Обязательно найти причину. И ты так поступаешь, потому что… - он улыбнулся широкой и ехидной улыбкой, - потому что до сих пор не способен принять мысль, что твои родители умерли ни за что и ни про что. Это была глупая, тупая случайность. Никакого тщательно продуманного злодейского плана. Никакой важной причины. Просто такие вещи случаются. Такая же бессмысленная случайность, как и то, что они когда-то появились на свет.

Лицо Бэтмена моментально перекосило, пальцы скрутило от моментально ударившей его волны злобы, сердце заколотилось в груди и такая ярость, которую он не испытывал, кажется, вообще раньше никогда в жизни, полностью захватила его разум. Он, кажется, больше ничего не слышал, и мог видеть только вот это худощавое бледное горло, к которому сами тянулись руки в темных перчатках, схватить. Сжать. Задушить.

Он дар речи потерял.

И в секунду снова был на Джокере, хватая за руку, таща на себя и поднимая с пола. Он закатил ему пощечину, с силой ударив по одной щеке, потом – по другой, так сильно, что губы у Джокера моментально лопнули, а зубы прикусили внутреннюю сторону щек. Затем снова швырнул на землю и оседлал так быстро, что тот даже опомниться не успел, схватил оба запястья и с силой прижал к полу, заломив руки за голову.

А затем растолкнул ноги Джокера коленями, придавив собственными ногами лодыжки психа, его голени прижимали к земле куда более хрупкие голени худощавого Джокера, так что теперь он был полностью недвижим, распят его весом.

Он наклонился ближе.

- А знаешь, мне ведь так легко тебя убить, - прошептал он практически в ухо Джокеру. Затем посмотрел вниз, на тело лунатика. – Ты такой слабый. Такой хрупкий. Такой беззащитный. Я могу сломать тебя как спичку. – Его хватка усиливается на запястьях Джокера, сжимая с болезненной силой. Еще чуть давления, и кости и вправду переломятся. – Попробуй пошевелиться, – сказал Бэтмен, и затем почти незаметно ухмыльнулся – Давай, попробуй высвободиться из этой западни.

Джокер чувствовал на себе вес Бэтмена, чувствовал силу хватки рук, когда они с силой прижимали его руки к полу, чувствовал, как точно так же были схвачены и пойманы ноги, и отчетливо понимал, что здесь силой ему не взять.

Поэтому он даже и не пытался. Только не дрогнув смотрел ему прямо в лицо.

- Ну и каково это, Джокер? – наконец, спросил Бэтмен. – Каково это, быть таким жалким, бессильным, полностью подчиненным?

- Просто обалденно. – Джокер заулыбался, кровь слегка подсохла возле ноздрей, а вот из прокушенной и разбитой нижней губы все еще стекала вниз. – Можешь отыметь меня как пожелаешь.

И улыбался он с каждой секундой все лучезарнее.

И повисла тишина.

Тишина.

А затем:

- Так вот почему ты плакал, верно? – внезапно спросил Бэтмен, ошарашенный внезапным озарением. – Там, в пещере?

Джокер хмыкнул.

- Не понимаю, о чем ты.

- Ты ведь вправду так думаешь, там, в глубине своего извращенного уродливого умишка, ты на полном серьезе думаешь, что мы друг другу предназначены. Что каким-то образом мы правда созданы друг для друга. И ты просто не можешь перенести, когда я тебя отталкиваю, в этом все дело? Это настолько невыносимо для тебя больно, да?

Улыбку с лица Джокера будто смыло. И он начинает и вправду пытаться вырваться. Сначала выкручивая руки, потом пытаясь отстраниться. Но Бэтмен с легкостью удерживал его на месте. И, вообще-то, Брюса на самом деле удивляло, что Джокер, похоже, разом ослабел, по крайней мере, сейчас он и вправду практически ничего не мог ему противопоставить.

- Отпусти. Дай встать, - злобно зашипел Джокер, и Бэтмен слышит, как его голос слегка, но дрожит.

А затем Брюс хмыкнул, слегка подаваясь назад.

- Я знаю, что на самом деле очень для тебя важно, - говорит он. – Ты даже оказываешься помыслить саму возможность потери, настолько для тебя это важно.

А затем он подался вперед, замирая в доле миллиметра от лица Джокера.

И прошептал:

- Я.

Джокер ничего не сказал, его глаза чуть ли не побелели от ярости, и он снова начинает извиваться, оттолкнуться, отползти, с большим усилием – но с тем же результатом.

- Наверно, это и действительно трудно, - продолжил Брюс, по-прежнему сдерживая лунатика, - жить вот таким, абсолютно одиноким, а затем внезапно решить, что ты нашел того, кто примет тебя, поймет, может, даже будет заботиться и переживать за тебя, и быть им абсолютно отвергнутым. Наверно, это по-настоящему больно. Но я хочу тебе кое-что сказать, Антон, дело в том, что винить в этом ты должен себя. С чего это ты вдруг решил, что я буду испытывать к тебе хоть что-то, кроме отвращения? Или видеть в тебе кого-то большего, чем потерянного во времени одинокого, жалкого, испорченного, эгоистичного ребенка? Я хотел тебе помочь потому, что это мой долг – помогать другим. А, знаешь – ты прав. Я с удовольствием бы тебя убил. Но я не хочу жить и осознавать, что однажды я все же отнял жизнь. Так что здесь дело не в твоей жалкой и идиотской выдумке о какой-то там сверхъестественной связи между нами, или в том, что ты мне нужен. Так вот, правда в том, что ты мне абсолютно не нужен. И я ничего не чувствую к тебе. Ничего. И сколько раз мне еще надо тебя до полусмерти избить, чтобы до тебя дошло?

Это было ложью. И он это знал.

Но Бэтмен все равно позволил себе злорадное удовольствие наблюдать, как менялось выражение лица Джокера. Сначала была злоба, затем – шок, а затем, к его удивлению – опустошенность. Уголки губ опустились вниз, брови нахмурились, на лбу появилась горькая вертикальная морщинка. Ему было больно. Это было видно. А затем он отвел глаза и последний раз попытался рвануться, сбросить с себя Брюса. Разумеется, ему не удалось.

- Отпусти, - напряженно процедил он, но Брюс готов был поклясться, что он слышал в словах сдерживаемое рыдание.

Он продолжал смотреть на него сверху вниз, не отпуская.

- По..жалуйста… - умолял Джокер, и вот теперь Бэтмен был уверен, что тот и вправду из последних сил сдерживает слезы. – Пожалуйста, отпусти. Обещаю. Я буду вести себя хорошо.

Вот эти слова его прямо шокировали. Потому что такой реакции он абсолютно не ожидал, так что, сам того не осознавая, ослабил хватку, а затем и полностью освободил его, поднявшись и отпустив.

Как только Брюс его освободил, Джокер перекатился на бок, а затем оперся на руки и колени.

Пошатываясь, он медленно поднялся, продолжая стоять к детективу спиной.

А затем, медленно, как-то неуверенно начал брести прочь.

Брюс даже сам не понимал, почему и не попытался его остановить. Просто он почему-то был в глубине души уверен, что маньяк на самом деле и не будет пытаться от него сбежать.

На полпути посредине комнаты Джокер внезапно остановился, и Бэтмен услышал, как он резко вдохнул, поднял руки к голове и запустил пальцы в волосы.

И выдохнул дрожащим голосом:

- О, Господи…

А затем внезапно рухнул на колени, все еще вцепившись в голову.

-О, Господи, помоги…

@темы: Бэтмен, перевод, Джокер, NC-17, Фанфики

---

18+ (Насилие) Агония. Глава 18

[mina_tcepesh]

Агония. 18 глава
Название: agony
Автор: wbss21
Переводчица:  mina_tcepesh
Рейтинг: NC-17
Жанр: преслэш, драма, насилие.
Примечание переводчицы: Предупреждение: пытки.
Предыдущая 17 глава: freaklikme.diary.ru/p218049216.htm часть 1 freaklikme.diary.ru/p218049207.htm часть 2

- Так тебя зовут. – Бэтмен медленно кладет девочку на пол, не спуская глаз с Джокера. – Я знаю, что ты, скорее всего, ничего не помнишь, но так тебя зовут. По-настоящему зовут.

Джокер уставился на него, но лицо его ничего не выражало. Только хватка на шее бывшего Директора ни капли не ослабла.

А затем он внезапно начал смеяться.

- Ох, какой же ты и вправду милашка, – выдавливает он между приступами хохота. – Как это миленько…

Брюс только и мог, что пялиться на него с отвисшей челюстью.

- Я серьезно! – он глубоко вдохнул и выдохнул через нос. – Ты разве…

И тут он застывает, на какое-то время задумываясь, а ту ли тактику выбрал. Но, вообще-то, особого выбора у него по любому не было. Один неверный ход – и Джокер в момент перережет Шарпу глотку.

И он знал, что раздумывать над этим Джокер не будет.

Он сглатывает. И продолжает:

- Ты помнишь, когда… Когда мы с тобой только начали сталкиваться… Ты все время возвращался в одно и то же место. Заброшенную лабораторию. Ты продолжал упорно возвращаться именно туда, хотя и понимал, что я знаю это место и найду тебя там. Ты это помнишь?

Джокер не отвечает, продолжая пристально на него смотреть.

- Это же не похоже на тебя, Джокер, - продолжает Бэтмен. – Ты слишком умен, чтобы так подставляться. Ты всегда менял свою дислокацию, когда я обнаруживал твое очередное убежище. Ты всегда снимался с места и переезжал. Но не тогда. Ты словно был привязан к этому месту, верно?

- Хех, - хмыкает Джокер. – К сожалению, это вне пределов моих воспоминаний, дорогуша. – С этими словами он снова начинает пятиться, таща за собой Шарпа.

Бэтмен же делает шаг вперед, держа руки на виду и пытаясь продолжить переговоры.

- Подумай, Джокер. Ты должен вспомнить.

Джокер в ответ только покачал головой.

- Я нашел там записи. Видео. Свидетельства о мальчике, которого там держали. Как заключенного. Его тестировали, над ним экспериментировали…

Джокер делает еще один шаг назад, уже почти вплотную приблизившись к стене.

- Мальчик… - говорит Бэтмен. – Это был ты.

Джокер ничего на это не говорит, просто смотрит на Брюса. Пристально. Внимательно. Странно.

А затем улыбается.

Бэтмен думает, что сейчас он что-то ему скажет, но он ничего не говорит, так что Брюс снова начинает:

- Доктора называли тебя Антон, - говорит он. – Так тебя зовут. Твой разум вытеснил это из памяти. Потому что тебе было слишком больно. Травма, нанесенная ими, была практически несовместима с жизнью.

В комнате повисает тишина, которую нарушают только слабые всхлипы Директора.

Зрачки Джокера расширяются, практически полностью поглощая радужку. Так что теперь его глаза кажутся черными дырами. И он при этом продолжает улыбаться.

Бэтмен понимает, что совершил очень большую ошибку.

Внезапно псих наклоняется вперед, прижимает рот к щеке Шарпа, целует ее, не отрывая взгляда от Брюса.

А затем отдергивает нож от горла Шарпа, заводит назад и в долю секунды швыряет его. Лезвие словно молния летит через комнату…

… И Бэтмен видит, куда направлен бросок, видит, куда целится Джокер, но все происходит так невозможно быстро, что он физически не успевает предпринять ну хоть что-то, чтобы это предотвратить.

Нож с влажным чмоканьем почти полностью уходит в грудь Бэллы. Она даже не вскрикивает, а тихо жалобно всхлюпывает, почти что неслышно.

- НЕТ! – кричит Бэтмен.

А затем комнату заполняет безумный смех и оглушительные крики.

Он падает на колени, вцепляясь в девочку.

Где-то в отдалении он слышит звуки борьбы, стрельбу, затем приглушенные крики, опять этот дьявольский хохот. Он как-то холодно и отстраненно отмечает, что Джокер бежал, захватив с собой Шарпа.

Но ему не до этого.

Тем более что сейчас с этим он ничего поделать не может.

Ему надо спасти девочку. Доставить ее в больницу.

Это его вина, вот какая мысль все повторяется и повторяется у него в голове.

Не стоило пытаться вести переговоры с лунатиком. Только не в такой сложной ситуации, особенно когда дело касалось настолько непростой и болезненной темы.

Джокер был непредсказуем. Он же знал это. Об этом он постоянно себе напоминал.

Но еще он неправильно рассчитал тактику. Он слишком отчаянно пытался всеми силами отвлечь внимание Джокера от Шарпа, старался, чтобы тот не почувствовал себя загнанным в угол, потому что в этом случае он попросту бы убил его там и тогда.

Это было глупый ход, глупой попыткой достучаться.

И что в результате? У него на руках истекающая кровью и умирающая девочка.

Он быстро отцепляет плащ, заворачивает в него девочку, аккуратно и нежно поднимает ее на руки.

Когда он поднимается, и Джокера, и Шарпа уже и след простыл.

У него не было времени посмотреть, что там с женщиной. Она дышала, и сейчас этого было достаточно.

Он снова посмотрел на девочку.

- Держись, - шепчет он, устремляясь к двери.





- Квинси…. Квинси Ша-арп!

Он слышал, что его зовут по имени, и чувствовал, как его слегка шлепали по щекам, и постепенно он всплывал вверх, возвращаясь к реальности. Он приоткрывает глаза, пытаясь разобрать, что это за странные мерцающие формы двигаются в расплывчатых отсветах.

- Ох… - простонал он. Его веки инстинктивно опустились, когда неожиданно полутьму сменил резкий слепящий свет.

- Что?

- Что, мерзкая хреновина, а?

Он слышал чей-то голос, и снова попытался раскрыть глаза, но теперь уже повернув голову в сторону звука. И, к своему ужасу, моментально опознал Джокера, сидящего рядом с ним.

Зрачки расширились на всю радужку от ужаса, пока псих, достав откуда-то вонючую ватку, начал лениво помахивать ей у него под носом.

- Я о хлороформе. – Он пожал плечами. – Знаешь, меня им травили несколько раз. Даже больше, чем несколько. – Джокер хихикнул. – Ходишь как ватный. И блевать хочется. – Он наклонился ближе. – Но не волнуйся. Действует недолго.

Бывший Директор чисто рефлекторно попытался отпрянуть, но его руки оказались к чему-то привязаны. Ноги, впрочем, тоже – как он почти моментально обнаружил, постаравшись лягнуть. Сам он лежал навзничь на чем-то, напоминающем стол.

А затем он все вспомнил. И о ноже, прижатом к горлу. И как этот же нож летел, сверкая и поворачиваясь в воздухе, а затем вонзался почти по рукоятку в грудь его дочурки.

И начал кричать.

- Ты…. Ты уб-убил ее! Ублюдок! Ты убил е-ее! – завопило он, но почти сразу же осекся – горло пересохло, да еще и язык безбожно жгло от ожога.

- Ох, ну не надо так все преувеличивать, - небрежно отмахнулся Джокер. – Не мертва она. Я не в сердце метнул нож. При самом худшем раскладе – пробил легкое. Ну, а поскольку рядом был Бэтси, прямо весь пылающий от желания ее спасти, можешь быть уверен – ее моментально доставили в больницу и оказали всю необходимую помощь.

Шарп тяжело поглядел на него, явно не особо доверяя.

- Знаешь, думаю, поэтому ты и начал лысеть… - Псих пробормотал это, потянувшись вперед и потрепав рукой по голове. – Слишком уж накручиваешь себя. Не надо так.

- А ты… Ты меня не обманываешь? – запинаясь, все же решился спросить Шарп.

Джокер посмотрел на него с явной обидой.

- А с чего это мне тебе лгать?

Шарп ничего на это не ответил.

- Ну, как бы там ни было… - Джокер внезапно вскидывается и встает. – А я ведь так надеялся, что миленькая сладенькая Бэлла куда ближе к сердцу воспримет все это. Выглядела так многообещающе. Она же, в конце концов, так искренне была огорчена твоими действиями. Мне даже показалось, что она мне сопереживает. Но, очевидно, что твой маленький кукленочкек просто не переносит насилие как таковое. – Он засмеялся.

- Весьма забавно, если учесть, с кого она брала пример. – Он, улыбаясь, наклоняется ближе. – Ну, разумеется, допуская, что ты вообще хоть когда-то заботился о таком пустяке, как ее воспитание.

Он мрачно уставился на бывшего Директора, а затем выпрямился.

- Хмм… - протянул он. – Нет. Ты слишком уж поглощен собой, чтобы заморачиваться такими пустяками, верно? Слишком озабочен внушать всем иллюзию контроля и власти.

Отвернувшись, он обходит Шарпа и встает сзади, так, что теперь тот его не видит.

- И сколько раз прекрасная Бэлла приходила отвлекать тебя от твоих занятий, пытаясь вовлечь в какую-то милую детскую игру своего любящего, такого уважаемого отца, а ты лишь морщился и прогонял ее прочь, говоря, что слишком занят для такой чепухи?

Шарп услышал клацанье о металл и попытался повернуть голову.

Несколько секунд спустя Джокер снова изволил появиться перед ним, и на этот раз у него в руках были миниатюрные плоскогубцы с узкими жалами.

- Как же жаль, что тебе так и не удастся загладить перед ней свою вину, - с этими словами он идет к концу стала, вставая там и глядя сверху вниз на Шарпа. – Подумай только, последнее воспоминание этого невинного дитя, последнее настоящее воспоминание об отце будет о том, что он оказался слишком труслив и эгоистичен, чтобы защитить ее от бешенного сумасшедшего. Бешенство которого было, кстати, вызвано именно необдуманными действиями эгоистичного папаши. Ну, что сказать… Сплошное разочарование.

Он медленно начал распутывать шнурки на левом башмаке Шарпа. Стащил его. Затем аккуратно потянул и стащил носок.

Принявшись за вторую ногу, он продолжил:

- Хотя есть во всей этой ситуации и хорошая сторона. Ну, например, твоя замученная и затравленная жена освободится от брака с мужчиной в два раза ее старше и сможет со спокойной душой пожинать заслуженные плоды своего мученичества. Твоя безвременная кончина не только сделает ее единственной и полноправной твоей наследницей, но и страховая сумма – а ведь ты же у нас застраховал свою жизнь, правда? – добавит ей в копилочку такой нехилый кусок.

- О, Госсподи… - пробормотал Шарп. – Пожалуйста, не убивай меня… Пожалуйста…

Джокер отбросил на пол второй башмак, а затем, улыбаясь, посмотрел на него.

- Что, уже рыдаем? – спросил он. – А я же даже и не начал.

И тут он засмеялся.

- Ну а теперь, многоуважаемый доктор, во время моего небезызвестного заключения в Аркхэме ты поставил себе цель пытать меня до тех пор, пока не сломаешь. И, как я полагаю, поддерживать во мне жизнь, пока тебе не надоест забавляться и воплощать в жизнь с моей помощью твои маленькие фантазии по доминированию и контролю. Ты посчитал, поправь, если я ошибаюсь, что если… а точнее, когда мое тело, в конце концов, не выдержит, то никто даже и не озаботится начать расследование и выяснить причины смерти. Хотя, как мне кажется, все-то будут на самом деле знать, и потом, походя, в тайне станут пожимать тебе руки, хлопать по плечу и завуалированно благодарить за то, что ты избавил общество от такой угрозы. Тихо радуясь, что их, так называемой, безопасности, больше ничего не угрожает.

И он снова захохотал, но на этот раз куда злобнее.

- Но речь не об этом. А о том, милый мой, что ты подошел к этому в высшей степени непрофессионально. Понимаешь ли, ты просто не знаешь, как именно надо поддерживать в жертве жизнь достаточно продолжительный период времени, и при этом заставлять мучиться от предельно возможно переносимой боли.

Он остановился, поднял плоскогубцы и посмотрел на них так, будто держал в руках какой-то непонятный и диковинный инструмент, возникший будто ниоткуда.

- Ну, сердечко мое… - он улыбнулся Шарпу, - считай, что я теперь буду твоим учителем. Начинаем первое занятие.





С ней было все хорошо. И лишь об этом он и беспокоился, когда принес ее сюда. Лезвие пробило легкое, но доктора практически мгновенно овладели ситуацией, а поскольку больше тяжелых ран у нее не было, можно выдохнуть. И Брюс рад хотя бы такому небольшому облегчению.

Он созвонился с комиссаром, рассказав, что именно произошло в доме Шарпов, что Квинси был похищен, дочурка доставлена в Готэмскую Больницу со сломанной рукой и ножевым ранением, а жену он оставил на полу без сознания. К ней надо срочно кого-то послать, как минимум проверить состояние и сообщить о произошедшем. Этим он заниматься не собирался. Дело полиции, а не его. И Гордон с этим справится в лучшем виде.

А вот ему надо было выяснить, куда скрылся Джокер с Шарпом.

Он аж заскрипел зубами от накатившего на него бессилия.

Стоило всем мыслям и заботам о дочурке Шарпа его оставить, как осознание того, что Джокер сбежал, ударило как тонна кирпичей, и все, что он чувствовал до этого, было моментально смыто волной чистой бурлящей ярости.

Лунатик пытался убить ребенка. Девочку, которая ему ничего не сделала. И все это – чтобы продолжить свою больную игру с ним. Все ради картинной мести бывшему Директору.

Вот найдет Джокера, вот тогда-то он точно из него всю дурь выбьет – поклялся он про себя. Заставит заплатить за все это.

А еще был вопрос с Шарпом. Он в руках Джокера. И поэтому Бэтмен четко представлял, что у бывшего главы Аркхэма осталось очень мало времени, и оно уходило, просачиваясь, как песок между пальцами. При этом Джокер наверняка захочет, чтобы тот страдал, и постарается растянуть процесс как можно дольше.

Надо было найти их прежде, чем Шарпу будет нанесен слишком серьезный, угрожающий его жизни вред.

- Какой же идиот! – думал он про себя, покачав головой и усаживаясь в автомобиль.

И он и вправду думал так, когда кричал на мужчину, который даже и не представлял, с кем имеет дело. Он сильно разозлил Джокера. И тот по-настоящему разозлился на него. Теперь расхлебать все это становилось очень тяжелой задачей, и даже он сам всеми бы силами постарался избежать подобного поворота событий.

Справиться с Джокером само по себе было всегда той еще проблемой. А когда тот чувствовал себя уязвленным, все усложнялось. И любой, кто провоцировал подобное, сам напрашивался на то, чтобы дела повернулись предельно непредсказуемым и убийственным образом.

И все же, это был его долг – защищать, даже если тот, кого он вынужден был защищать, сам по себе был далеко не беззащитной и невинной жертвой.

И внезапно у него появилась идея, с чего следует начать.





- Аааа! – Заорал Шарп сорванным и дрожащим голосом.

С лица лился пот, пот пропитал его рубашку, боль завладела им полностью, словно огонь, опаляя нервы.

Джокер с явным любопытством поднял на него взгляд.

- Ох, дорогой… - сказал он, с издевательским утешением потрепав его по груди. – Прости. Это же больно?

Он с обеспокоенным выражением на лице поднял свои плоскогубцы, глядя на них, пристально изучая окровавленный ноготь, сорванный с мизинца, который сейчас был зажат между жалами.

Он выдрал его из мизинца Шарпа, так же, как и три предыдущих. А затем отбросил прочь, прямо тому на живот, точно так же, как и остальные.

Пожал плечами, когда Шарп ничего не ответил, только, задыхаясь, втянул воздух.

- Полагаю, что ответ – да. – Решил он. – Но, Шарпи, ты должен понять. Это всего лишь подготовка. Потому что тогда использование этих маленьких штучек будет куда эффективнее. – Тут он потянулся к карману брюк и извлек оттуда пригоршню полудюймовых длинных булавок с шариками на концах.

- Видишь ли… - Он поднял одну из булавок вверх, так, чтобы она теперь была на виду. – Очень трудно иначе было бы втыкать острый конец сквозь ногти. Особенно сквозь твои толстые ногти.

Джокер поморщился, изображая отвращения.

- Ну, правда, куколка, тебе надо все же получше следить за собой. Как говорят, чистота – почти что добродетель, и в обществе весьма недоброжелательно относятся к подобной неряшливости. Для такого как ты, настолько зависимого от мнения других, с твоими потугами на респектабельность, я думал, что к таким вещам станешь относиться с куда большим пиететом.

- О, Госсподи, пожалуйста! – выдохнул Шарп, голос дрожал от натуги.

Джокер отвернулся, положил булавки обратно в карман и вернулся к предыдущей задаче, и комнату снова заполнили крики Шарпа, прерываемые отчаянным невнятным бормотанием.

Это продолжалось, пока все десять ногтей с ног не были сорваны и мыски не превратились в окровавленные куски мяса. Он стонал в агонии.

- Одной из многих твоих ошибок, дражайший доктор, одной, из многих, должен сказать, были твои достаточно примитивные представления о том, каким способом лучше всего причинять другому боль. Ты использовал самые обычные, можно сказать, обыденные способы, до которых способен додуматься весьма тривиальный ум. Типичный образ мысли недалеких кретинов, которые считают, что самыми эффективными способами пытки является дубасить своих жертв чем-то тяжелым, ломать их кости, избивать их, пытаться унизить, срывая одежду, и так далее, и тому подобное. Это все весьма скучно. И далеко не самые эффективные способы сломить чью-то волю.

Джокер втянул воздух, после чего громко фыркнул.

- Все эти приемы могут весьма эффективно сработать для таких слабаков, как ты сам, доктор. Но для того, кто высказывает хоть малейшую склонность к сопротивлению, для любого, кто обладает волей и готовностью бороться, ну, становится необходимым обратиться к куда более восприимчивым частям тела.

Он улыбнулся Шарпу, скаля зубы, после чего снова потянулся к карману, вытаскивая несколько тех самых булавок.

- Ты обратил внимание, как это больно, когда я занялся твоими мысками ног, а, Шарпи? – спросил он, не отводя пристального взгляда от лица Шарпа. – Это просто невероятно, право слово, насколько чувствительны пальцы. В них столько нервных окончаний. Конечно, именно поэтому мы не калечимся, когда дотрагиваемся до чего-то горячего или острого, или грубого. Ты понимаешь, уверен.

Он замолкнул, глядя на булавки в своей руке.

- И вправду… - начинает он заново. – Каждый из нас инстинктивно старается оберегать пальцы. Они же так много для нас значат. Без них мы просто не выживем, верно? Вся наша жизнь, так или иначе, крутится вокруг того, что мы делаем пальцами. И теперь дай мне показать, почему.

Внезапно он наклонился вниз и ухватился за ногу бывшего Директора, а затем булавкой проколол насквозь ногтевое ложе большого пальца, так, что иголка вышла с другой стороны.

Шарп завопил благим матом, издавая истошный бешеный визг, ему кажется, что боль как лава разъела и сожрала его ступню, а теперь, обгладывая, поднимается вверх. Он орет, пока не начинает в панике корчиться, сбив дыхание, панически хватая воздух ртом, мычит, из глаз непроизвольно бегут слезы, стекая из уголков глаз и размазываясь от бешеной попытки извернуться по вискам.

- Пппожалуйста…. – задыхаясь и невнятно булькая, выдавливает он.

- Больно, хммм? – дружелюбно спрашивает Джокер. – Аж челюсти сводит, точно?

А затем заливается смехом.

- Теперь о моих планах. Я собираюсь точно то же проделать с оставшимися девятью пальцами, а затем уже перейти на руки. - Холодно, спокойно, совершенно обыденно. Просто констатировал факт.

- О, Бббоже… Ббббоже…. – Шарп был способен только мямлить, хаотично дергаясь и отчаянно пытаясь оборвать стягивающие его путы. – Умммоляю… Пожалуйста.

- Да, пожалуйста! Умоляй, сколько влезет, милый мой. – Джокер, улыбаясь, обошел стол. – Поверь, мне будет куда приятнее, если ты при этом будешь еще и умолять.

Внезапно он подается вниз, чуть ли не облокачивается на стол так, что лицо замирает в долях дюйма от лица Уордена.

- И если в какой-то момент ты передумаешь и прекратишь, то тогда, знаешь ли, я тебя заставлю. Я заставлю тебя умолять о смерти как об избавлении от твоих мук. И вот это я тебе обещаю. Ты будешь искренне, от всего сердца раскаиваться в том, что вообще когда-то посмотрел в мою сторону. И от всего сердца молиться Господу, чтобы ты больше меня никогда не увидел. – Он тихонько хихикнул. – И знаешь, даже, думаю, что в какой-то момент твои мольбы будут услышаны. Ох, как я люблю такие повороты, ты бы знал! Ну, по крайней мере, хотя бы частично. И, думаю, еще здесь следует добавить "не так, как ты это представлял ", но это уже досадные мелочи. Но, ах-ах-ах, мой дражайший доктор Шарп, я же порчу тебе сюрприз, верно? Не надо забегать вперед. Так что начнем с самого начала, точно? – Он нежно потрепал его по щеке, повернулся, снова вытянул из кармана булавки.



- Так что ты там задумал, Дженкинс? – Томми слегка высунул язык, прижал к уголку рта, прицелился и метнул дротик дартса. Он не то, что не попал в цель, дротик вообще воткнулся в стену. – Черт! – выматерился он.

- Да так, ничего особого. Так, кое-что собирался замутить с Двуликим, как раз завтра к нему собирался, да только его вчера Бэтмен скрутил. В новостях передавали. А ты что?

- Да так, ничего, - ответил Томми, вытаскивая дартс из стены. – У меня уже несколько недель дела не подворачивалось. Большинство уродов заперты в Аркхэме, да и от главарей банд что-то никаких вестей.

- Эх.. - Вздохнул Дженкинс, потирая затылок. – А что там насчет Джокера? Он же сейчас вроде как не в Аркхэме, так же?

Томми замер и мрачно смерил его взглядом.

- Джокер!? – прорычал он. – Мужик, да ты что, рехнулся нахрен - предлагать поработать на этого лунатика? Да ты чего, новостей не смотришь? Там в Аркхэме сейчас такой замес по этому поводу. Они даже двинули директора, вроде как он его чуть не убил и пытал его.

- Ну да, - кивнул Дженкинс. – Слышал что-то такое. А что там на самом деле-то было?

- Не знаю. – Томми пожал плечами. – Но они фотографии показывали. Так что, думаю, это правда. Джокер выглядел так, будто его до полусмерти избивали. Хуже я его никогда не видел.

- Ого. – Дженкинс хихикнул. – Думаю, теперь он не такой уж и крутой, а?

Томми засмеялся следом, слегка покачав головой.

- Думаю, нет. Самое время хорошенько объяснить этому чертову извращенцу, где теперь его место. Готов поспорить, он визжал как шлюха подзаборная, когда его мордовали, а, как думаешь?

Дженкинс уже собрался на это ответить, когда услышал громкий треск, и через секунду вышибала уже летел через всю залу, приземлившись прямо перед ними.

Они моментально рванули в сторону, а когда уже подняли головы, всего в нескольких футах от них стоял Бэтмен. Все, кто еще был в зале, ринулись в разные стороны, кому-то даже удалось выбежать наружу, ну а те, кому так не посчастливилось, хоронились в углах, прятались за барной стойкой или перевернутыми столами.

- Добрый вечер, господа хорошие, - сказал Бэтмен низким рычащим голосом. – Мне надо с вами переговорить.

Томми поднялся первым, покачнувшись, он подался назад, пока Дженкинс пытался отползти прочь.

- Мы… мы ничего не знаем! – проорал он, налетев на стул и чуть было не полетев кувырком на пол.

Бэтмен только подошел на шаг ближе, демонстративно сжимая кулаки.

- Но ведь ты не знаешь, что именно я собираюсь у тебя спросить, - сказал он, и его уголок губ слегка дернулся вверх в мрачной усмешке.

- Э… я же говорю тебе, Бэтмен! Мы н…ничего не знаем!

- То, что мне нужно, ты знаешь. – Бэтмен подошел еще на один шаг.

Слишком стремительным движением, настолько быстрым, что его невозможно было уловить, он вытащил Бэтаранг из своего пояса и запустил его в бок, и через долю секунды донесся крик боли и звук металла, упавшего на пол. Кто-то уронил пистолет.

- Тот, кто попробует это еще раз, больше уже в руке даже карандаш не удержит.

Он предупредил спокойно, но достаточно громко, чтобы это услышали все в зале.

- Вас двоих это тоже касается, - добавил он, мрачно глядя на Томми и Дженкинса.

В баре моментально воцарилось мертвое молчание, оба бандита с трудом сглотнули, и их руки медленно убрались прочь от внутренних карманов пиджаков.

- А теперь вы собираетесь мне рассказать то, что я так хочу от вас услышать.

- Мы ни хрена тебе не расскажем, выродок! – Дженкинс явно хорохорился, пытаясь держаться куда уверенней, чем он себя на самом деле чувствовал.

- Так, значит? – Бэтмен переспросил его явно издевательским тоном.

- Значит! Мы знаем, в чем дело. Думаешь, можешь просто вот так вот запросто ввалиться сюда и приказывать!? Говорить, что нам делать?! Да нам на тебя плевать. Мы тебя не боимся!

- Нет. – Бэтмен подошел на шаг ближе, а затем подался вперед, схватил его за перед рубахи и резко дернул на себя. – Может, и нет. – А вот следующие слова он уже чуть ли не прошептал ему в ухо. – А вот что насчет Джокера?

- А чт…что насчет него? – Дженкинс пытался казаться крутым, и сказать это небрежно, но голос его предательски подвел, и в конце фразы он дал петуха.

- Его ты боишься? – продолжил Бэтмен.

- Н…Нет! Мы всяких уродов не боимся!

- Ох. Ну, тогда, думаю, тебе будет все равно, если я в следующий раз, когда его увижу, то включу это, чтобы он послушал?

Бэтмен дотронулся до чего-то на ремне, нажав клавишу, и внезапно раздалась запись разговора между Томми и Дженкинсом. Сначала их вялые перебрасывания расхожими фразами, затем смех, издевательские подшучивания над Джокером.

Оба не то, что побелели. Казалось, что их лица вообще утратили цвет.

- Ах ты… - Томми запнулся.

- Здесь везде прослушка, - отрезал Бэтмен.

- Ты же… ты… ты не посмеешь так.. ты не дашь это послушать Джокеру, – Дженкинс аж начал заикаться.

- Ты серьезно так думаешь?

- Он же нас убьет!

Бэтмен ухмыльнулся краешком рта, разжал пальцы и уронил Дженкинса на пол.

- Это будет не моей проблемой.

- Но ведь…

- Или вы говорите мне то, что я хочу знать, или, и вот это я точно обещаю, копия этой записи рано или поздно, так или иначе, но будет доставлена Джокеру.

- Но ведь… ведь… мы же ничего не знаем! – умолял Томми. – Мы не знаем, где он.

- Нет. Не знаете. – Сухо ответил Бэтмен. – Но вы знаете, где Гроучо.

@темы: Бэтмен, перевод, Джокер, NC-17, Фанфики

---

18+ (Насилие) Агония. Глава 17 Часть 1

[mina_tcepesh]

Агония. 17 глава Часть 1
Название: agony
Автор: wbss21
Переводчица:  mina_tcepesh
Рейтинг: NC-17
Жанр: преслэш, драма, насилие.
Примечание переводчицы: Что, не ждали?
Предыдущая 16 глава: freaklikme.diary.ru/p211578015.htm


В этой главе присутствует описание физического и сексуального насилия. Так что рейтинг как минимум R, Ну, улыбаемся и машем – я обещаю, что дальше будет только хуже!

Брюсу пришлось перелопатить чуть ли не весь Готэм, но свои результаты это дало. В нескольких местах вспомнили мальчика и даже смогли ему кое-что рассказать. И одна из историй очень сильно его потрясла.

Брюс заприметил мужчину лет пятидесяти, который вышел покурить возле задней двери своего ресторана, и когда он показывает ему фотографию Антона, тот моментально вспоминает его.

- Черт, а вот это как-то странно, - тянет он. А затем молчит, и Брюс терпеливо ждет, пока тот снова не решает заговорить.

- Знаете…. – продолжает он, - я бы не узнал этого пацана. Сами понимаете, сколько их тут бегает, а это еще черти знает как давно было… Если бы не то, что с ним произошло.

- А что с ним произошло? – жадно спрашивает Брюс.

Человек качает головой.

- Я часто этого пацана видел. Когда-то я мыл посуду в одной крысиной дыре, «У Джо» называлась. Слышали о таком местечке?

Брюс пожимает плечами.

Что бы это ни был за место, закрылось оно уже лет с 15.

- Ну, ладно, долго-коротко, но пацана я частенько видел. Он все время шлялся где-то поблизости, дикий какой-то парнишка, явно у него не все дома были. Весь тощий до ужаса, грязнущий, походу, бездомный. Несколько раз я засекал, что он роется в баке для пищевых отходов, пытается там что-то стянуть. И у меня прямо сердце каждый раз сжималось, он ведь вообще был практически мальчишка. Лет 16 на вид, ну максимум – 17. Но я тогда сам едва выживал, понимаете ли. Так что мальчишку я старался выкинуть из головы, помочь-то я ему ничем не мог.

Брюс кивает.

- А райончик там был суровый. Самые трущобы, рядом с пригородом Ломакс. Знаете, где это?

Брюс снова кивает.

«Еще бы не знать» - думал он. Один из самых криминогенных районов Готэма. Он изъездил его вдоль и поперек, знал там, можно сказать, каждую крысу. И черт знает сколько времени провел в нем, патрулируя каждую неделю.

- Ну, знаете ли… - начинает снова рассказчик, - это одно из таких мест, где ты быстро учишься, когда надо опускать глаза в землю и проходить мимо, да побыстрее. Тут ведь такое дело… Как видишь, что дело начинает пахнуть керосином, то лучше делать вид, что ничего не происходит, а то тебя самого заметят, и тогда уже тебе перо под ребра сунут, да и скажут, что так и было.

Он сухо смеется. А вот Брюсу это смешным не кажется.

- Так что… Ну, однажды иду я домой с работы, было часов шесть где-то, ну, не больше. И вижу этого пацана, идет вниз по тротуару, прямо навстречу. Руки в карманы засунул, голову вниз опустил. Помню, я тогда внезапно услышал за спиной какой-то топот и гогот, потом меня сильно толкнули вбок, так, что я чуть в стену не впечатался. Мимо прошли четверо парней, и знаете, я сразу понял, что от них жди беды. Знаете, смотришь так – и сразу в животе все сжимается, прямо чувствуешь, что вот-вот, и что-то случится? Ну вот, поднял я голову, смотрю – а они нацелились на этого пацаненка, прямо на него идут. Я еще про себя прямо в голове чуть ли не кричать начал: «Ну давай, пошевеливайся, вали отсюда»! Знаете, бывает так иногда – будто и вправду надеешься, что если будешь думать достаточно громко, то тебя услышат? А он, походу, их не видел и не слышал. Вообще, как обычно, выглядел, будто он не совсем здесь, понимаете? А затем эти четверо громил, они взяли и остановились прямо перед ним, а он так и продолжал идти, пока прямо не врезался в них, представляете? Я на сто процентов уверен, что они специально прямо перед ним встали и ждали. Им нужен был предлог, понимаете? – мужчина качает головой. – У меня аж сердце йокнуло, потому что эти парни сразу прям как взбесились. Они с силой толкнули пацана и начали материться.



- Да блядь! – ругнулся человек, в которого он врезался.

Антон казался ошарашенным, словно сам не понимал, ни где он, ни как он тут оказался.

А еще через мгновение этот человек с силой толкнул его прочь, так, что тот попятился, пытаясь удержаться на ногах.

- Ты чего, ослеп? Не видишь, куда прешься? Ты, дерьмо собачье?

- Про… стите, - запинаясь, выдавил он. – Я вас не заметил.

- Да ни хрена. Кончай умничать. Эй, пацаны, смотрите, какой тут умник выискался! – человек захохотал, оглянулся посмотреть на приятелей, которые моментально подхватили смех.

Антон уставился в землю.

- Простите, - снова пробормотал он, пытаясь их обойти.

- Ох, нет, нет. Нет-нет-нет! – тот, кто его толкнул, положил руки на его плечи, останавливая. – Видишь ли, пацан, так дело не пойдет. Думаешь, сказал «простите» - и все? Ты все уладил? Так вот, сладенький, прощение не просят, его отрабатывают.

Антон какое-то время смотрел на него, а затем резко рванулся в сторону, явно пытаясь протолкнуться и сбежать. И снова его отпихнули назад.

- Походу, ты не понял нас. Я сказал, соси прощение.

- Отстаньте от меня, - голос у Антона был каким-то странным, подозрительно отстраненным.

Человек нахмурился, прищурившись на него.

- Чего-чего? Я не расслышал. – Человек поднес руку к уху, как будто не услышал то, что он сказал.

На этот раз парень ничего не сказал.

- Что этот полоумный сказал? – Человек оглянулся на подельников, будто действительно ожидая от них ответа.

- Думаю, он тупой, и нам надо наглядно показать, что ему делать, - ответил один из них.

- Ага. Ага, да, точно. Так и надо. – Человек обернулся назад, к Антону. – Надо показать.

Трое других подошли ближе, схватили его за руки и заставили опуститься на колени.

Тот, что стоял впереди, заухмылялся, наслаждаясь зрелищем.

- Ну а теперь, деточка…. – он начал расстегивать ремень, - ты будешь с душой мне отсасывать.

Антон начал дергаться, пытаясь выкрутить руки, но трое держали его слишком крепко.

- Теперь дошло, тупой придурок? – ухмыльнулся тот, что стоял впереди.

И тут Антон замер и тяжело уставился прямо на него.

- Я сказал, ты понял, кексик? – человек замахнулся и с силой отвесил Антону затрещину.

Голова метнулась вбок, и через мгновение он почувствовал вкус крови, сочащейся из разбитой нижней губы. Он снова взглянул на мужчину с тем же странным непонятным выражением.

- Иди в жопу, - наконец ответил он, так тихо, что это почти и не разобрать.

Мужчина наклонил голову и смотрел на него даже с каким-то веселым недоумением.

- И что это ты сейчас сказал?! – прошипел он.

Антон шмыгнул носом.

- Иди… в…. Жопу.. – снова сказал он, на этот раз громче и очень четко артикулируя каждое слово.

Внезапно мужчина вытащил пистолет из заднего кармана и прижал дуло к виску мальчишки.

- Может, повторишь погромче, а? ты, маленький ублюдок? – зарычал он.

Антон ничего не сказал, только продолжал сверлить взглядом того, кто стоял напротив него.

- Нуда… ну да… Так я и думал… - мужчина сплюнул, напоследок ткнул дулом висок мальчишки еще раз, а затем засунул его обратно, назад, за ремень штанов.

- А теперь… - он начал расстегивать ширинку, - ты с душой и большим энтузиазмом мне отсосешь, ты, педрила чокнутый, иначе твои мозги сейчас заляпают тут всю улицу, понял?

Мальчик ничего не ответил, и человек только хмыкнул, а еще через секунды достал член из штанов.

- Открой ротик, принцессочка, - засмеялся он, проталкиваясь одним толчком в рот, и вбиваясь глубже, в горло.

Несколько секунд его голова была запрокинута, он ухмыльнулся и начал бормотать, пока другие начали улюлюкать и ржать, всячески его подбадривая.

- Вот, детка, вот так. Умница. Давай, еще, - он ахнул, - да, давай, покажи папоч..ААААА!!!!!!

Внезапно он резко завопил и начал дико орать, отшатываясь назад, отчаянно пытаясь освободиться. Но Антон его не отпускал.

- ЧТО СЛУЧИЛОСЬ? ЧТО ТАМ? – закричал один из членов банды.

- ОТ….ТАЩ…..ОТТАЩИТЕ ЕГО ОТ МЕНЯ….

Еще через секунду мужчина, наконец, вырвался, рванув так сильно, что упал назад. Кровь текла, заливая перед его брюк, брызгала на тротуар. Он перекатился набок, пытаясь свернуться клубком, рыдая от боли, весь извиваясь и пытаясь зажать руками промежность.

А затем мальчишка что-то выплюнул. Что –то большое. И это с громким шлепком упало на асфальт.

Остальные отпрянули, и он почувствовал, как они невольно его отпустили.

- Господи Иисусе, чувак! – пролепетал одни из них. – Он же.. он же откусил… его член! Он, блядь, только что откусил его член!

Они застыли в каком-то ступоре, пялясь на окровавленный кусок плоти на асфальте, и единственный звук, который раздавался – заходящийся крик их приятеля. А затем один из них вытащил из внутреннего кармана пистолет и с силой ударил рукоятью по скуле Антона. Тот упал вперед, в последний момент успев подставить руки. А еще через мгновение они уже все держали оружие. И начали его избивать, по голове, по лицу, пиная, куда могли дотянуться, впечатывая удар в живот, круша ребра, долго, очень долго, пока тот беспомощно не осел на тротуар.

Но и тогда они не прекратили. Они продолжали избивать его всем, что было под руками, пинать ногами, пока тот не замер и не прекратил шевелиться.

И только тогда они подхватили своего приятеля под руки и потащили прочь. И кровь заливала тротуар, метя их отступление кровавым следом.





- Я спрятался за одной из припаркованных машин, поджидая, пока все не уляжется. – Рассказчик затянулся напоследок, покачав головой. – Думаю, тот парень истек кровью до смерти. В смысле, вы бы видели, сколько там было крови. В жизни такого не видел.

Брюс с трудом сглатывает.

- А что с парнем? – наконец выдавливает он.

- Я думал, что они его забили до смерти. – Тот пожимает плечами. – Они, как мне кажется, тоже так подумали, поэтому и оставили его. Думали, что все, с ним покончено. В смысле, ну, он не двигался, в смысле, вообще, даже не шевелился. Когда они ушли, я через несколько минут набрался смелости и решил посмотреть… Там это… В общем, просто кошмар… Этот парень… Да еще эта штука окровавленная валялась… ух… Я был в нескольких футах от него, когда он начал шевелиться. Сначала просто возился, потом начал пытаться подняться, отталкивался, старался встать на локти и колени. Они его знатно уделали. В смысле, у него кровь прямо ручьем текла изо рта, и из носа тоже, и лицо было все опухшее. И это то, что я видел. С тем, что под одеждой, думаю, было то же самое.

Я еще чуть ближе подошел и спросил, может, ему помощь нужна? Но он, похоже, даже и не видел меня. И не слышал. Просто сосредоточенно снова и снова пытался встать на ноги. Я до сих пор не представляю, как ему это удалось. Потому что выглядел он так, будто черти его за собой на веревке протащили в преисподнюю и обратно. Он ничего не сказал. По-моему, он даже меня не заметил. Он попытался сделать шаг вперед, и у него подломились ноги. Я сказал, что ему следует отправиться прямиком в больницу. Тогда машины у меня не было, я сказал, что вызову ему такси. Но он снова просто сосредоточенно начал подниматься, будто не слышал меня, будто меня и не существовало.

Он горбился, прижимал руку к ребрам, и я видел, как ему больно. Очень больно. Он все равно поднялся, и похромал вперед. Сумасшедший сученыш.

А я… Я смотрел на него, пока он не скрылся, свернув за угол. И больше я его не видел.

Рассказчик запнулся, глядя себе под ноги.

- Но знаете, что было вот по-настоящему жутко? – он покачал головой. – Пока эти парни его избивали, а избивали они его дико, и прикладами, и руками, и ногами, да вообще, чем могли, все это время парень не издал ни звука. Вообще. Ни завопил, ни зарыдал, ни выматерился. То есть вообще – ничего. Лежал и не издавал ни звука. И это, это было по-настоящему жутко. – Он снова затягивается. – Никогда, ни до, ни после ничего подобного не видел. В смысле, с пацаном совершенно явно было что-то не то. Он был каким-то неправильным. Понимаете?

- Согласен, странно, - отвечает Брюс, думая о записях, тех самых записях многомесячного заключения и пыток. О том, как под конец Антон попросту прекратил реагировать во время пыток.

- Еще как. А еще через пару недель этих трех бандитов нашли мертвыми. Все страньше и страньше, а? Того самого, истекшего кровью копы обнаружили через пару дней, за мусорными баками где-то в тупике неподалеку. А вот эти трое, с ними была другая история. Их искромсали, выпотрошили и оставили лежать на улице, на видном месте, явно для того, чтобы их нашли. И увидели. Отвратительно. Понимаете, тогда вообще-то убийством там удивить мало кого можно было. Постоянно кто-то мочил кого-то. Чаще всего – застреливали. Ну, или избивали до смерти. Всякое бывало. Так что вскоре попросту прекращаешь реагировать. Проходишь мимо, как возле раздавленного голубя. Но вот это… Это было не просто жестоко. В этом было что-то нечеловеческое. И еще, поговаривали, что их потрошили заживо.

Пожилой мужчина швырнул сигарету на землю и затоптал слабый огонек.

- Я сначала подумал, что, может, это тот мальчишка. Но с тех пор он так и не появлялся. Они, кстати, так и не нашли виноватого. Кто бы это ни был… уделал он этих ублюдков.

Брюс кивает.

Он так и не сказал ему, что тот был прав насчет того, кто же убил тех троих. Это был Антон, Брюсу даже не надо было каких-то доказательств. Он знал.

Он поблагодарил за рассказ и пошел дальше, надеясь, что удастся набрести ее на кого-то, кто мог знать и другие подробности.

Тот Антон, о котором рассказывал этот человек, вышедший на перекур, очень сильно отличался от мальчика на кассетах, но вот на Джокера он своим поведением уже начал походить.

Ему удалось найти еще несколько человек, которые, посмотрев на фотографию, вспомнили его. Люди жили в разных районах, и видели его мельком. Вроде как он какое-то время ошивался по соседству, всегда держась наособицу.

Потом он прямо как-то внезапно чуть ли не сразу вытянулся, достигнув своего настоящего роста, и после этого уже начал их пугать.

Вроде как ничем особым и не выделялся, но выглядел недоброжелательным. И опасным. С ним никто не говорил, даже подходить не решались.

Впрочем, тот тоже на контакт не шел.

Брюс почти что ожидал услышать истории о том, как Антон присоединился к одной из банд, ну или о первых его преступлениях.

Но никто не рассказал, что тот пытался угнать машину, или ограбил кого, или даже хоть пальцем к кому-то прикоснулся.

Люди говорили, что он выглядел опасным. На бездомного он не походил. Не был грязным или запущенным. Впрочем, на устроенного, с деньгами и постоянной работой, он тоже не тянул.

По сути никто о нем ничего определенного не знал. Ни кто он, ни откуда появляется, ни где живет.

А затем он показывался все реже и реже, и о нем попросту начали забывать.

Брюсу так и не удалось обнаружить информацию, позволившую связать Антона с бандой Красного Колпака.

Но он знал, совершенно точно, без малейшего сомнения, что той ночью он столкнулся нос к носу с Антоном, именно на нем был Красный Колпак, и это он упал в тот чан с химикатами, обратившись в Джокера.

Но об этом никто ничего не знал. И Антона ни с кем подозрительным никто не видел.

Это было, мягко говоря, странно.

Никакой связи, просто какой-то провал между тем, что было, и тем, что случилось той ночью в Айс Кэмикл, 14 лет тому назад.

Это напрягало. Мягко говоря.

А еще что его беспокоило, так то, что с момента побега Джокер никак себя не проявлял. И от этого он уже всерьез начал дергаться.

Разумеется, учитывая все произошедшее, он так и думал, что тот на какое-то время заляжет на дно. В конце концов, ему надо было дать своим ранам залечиться, но к этому моменту ему уже пора было сделать свой ход.

Он наверняка отправится к Шарпу. В этом Брюс был уверен практически на все сто процентов, поэтому он последние несколько дней регулярно дежурил возле дома бывшего Директора. Тот, похоже, тоже решил, что лучше принять дополнительные меры предосторожности, так что перед его дверьми по расписанию сменялась пара вооруженных частных охранников.

Понятное дело, так Джокера не остановить.





Он откинулся на спинку кресла, тяжело выдохнул, отцепил плащ и дал ему упасть на пол.

Брюс только что вернулся после поимки Двуликого и водворения его в Аркхэм.

На этот раз взять Харви оказалось как-то даже подозрительно просто. Брюс выслеживал его последние несколько недель, пока все попытки собрать хоть какую-то информацию, где схоронился Джокер, зашли в тупик. Так что он более чем был подготовлен, когда обрушился на него, вышибил дух из нескольких подручных и быстро скрутил на месте бывшего прокурора.

Так что ночь, можно сказать, прошла не зря.

Потянувшись вперед, он вывел компьютер из спящего режима. На мониторах загорелись кадры с камер наблюдения по всему городу. Через каждые тридцать секунд камеры сменяли друг друга, показывая другие точки.

Наконец очередь дошла до главного входа в дом Квинси Шарпа. Бэтмен какое-то время, хмурясь, всматривался в экран, пытаясь понять, что же тут не так, как вдруг его озарило.

- Охрана! – он вскочил на ноги.

Охраны не было.

- Да чтоб тебя! – он наклонился, подхватил уроненный на пол плащ и ринулся к машине.

@темы: Бэтмен, перевод, Джокер, NC-17, Фанфики

---

18+ (Насилие) Агония. Глава 17 Часть 2

[mina_tcepesh]

Агония. 17 глава Часть 2
Название: agony
Автор: wbss21
Переводчица:  mina_tcepesh
Рейтинг: NC-17
Жанр: преслэш, драма, насилие.
Примечание переводчицы: Что, не ждали?
Предыдущая 16 глава: freaklikme.diary.ru/p211578015.htm



Джокер снова вскакивает и начинает пружинисто прохаживаться перед ними взад-вперед, зацепив большими пальцами подтяжки, то оттягивая их, то отпуская, издавая приглушенный шлепающий звук.

Выглядел он подтянутым и сильным.

Шарп его таким не помнил. В силу ряда причин. Может, потому, что в прошлый раз он был исхудавшим доходягой, которого избивали дубинками четверо матерых здоровых мужиков?

Он был напуган и чувствовал, как слезы набухают в глазах, предательски готовые в любой момент сорваться.

Джокер внезапно останавливается и поворачивается к нему.

Он улыбается. Похоже, он всегда улыбается.

- Знаешь, что? – начинает он, приближаясь. Шарп инстинктивно пытается отползти. – Я бы даже особо и не бесился, если бы ты не пытался представить все это как своего рода особо разработанную именно для меня терапию. – Он замолкает, смотря сверху вниз на Шарпа. – Ты же тащился от этого. – Он наклоняется ниже, и теперь его лицо всего в нескольких сантиметрах от лица бывшего директора. - Тебя все это… заводило.

Шарп изо всех сил стараясь откинуться как можно дальше, старается отвернуть голову.

- Н…нет… - заикаясь, выдавливает он.

- Да ладно, не рисуйся, Шарпи. Мне-то не соврешь! Это же такое изысканное и острое удовольствие. Я-то знаю. Смотреть, как я страдаю. Как я голодаю. Видеть меня связанным, с кляпом во рту, избитым в кровь. Ты же сам меня избивал. И это было так весело! Ну ведь правда? Конечно, правда. У тебя прям все внутри сжималось и скручивалось, и горячие мурашки по коже, верно? Как похоже на… - он наклоняется вниз, внезапно вцепляясь пальцами в мошонку Шарпа, - на секс..

Шарп подпрыгивает, хватает руку Джокера за запястье и отбрасывает прочь.

- НЕТ! – орет он. – Не правда! Это не так! Ты, больной ублюдок! Извращенец чертов!

Джокер хмурится, опять как-то неуловимо быстро подается вперед, хватает его за рубашку и приподнимает с дивана. А затем, крутанув, с силой швыряет на пол, приложив со всей силой спиной.

Джокер седлает его, одной рукой надавливая на грудь и сжимая бедрами ноги так, что теперь не пошевелиться.

- Единственная проблема…. – начинает он, вытаскивая из пачки еще одну сигарету, закусывая и прикуривая. Затем он глубоко затягивается, берет сигарету пальцами, дает дыму выйти кольцами из носа и лишь затем слегка приоткрывает рот, - … твоя реакция. – Заканчивает он. – Главное – это реакция. - Он снова затягивается. – Мы живем ради реакции. Ничто так не хорошо… как когда мы получаем тот отклик, который мы и хотим получить.

Он откидывается назад, снова присасываясь к сигарете.

А затем он выдыхает, выпуская дым прямо в лицо Шарпа, заставляя того закашляться.

- Ты же не получил то, что хотел, не так ли? – он какое-то время пристально изучает Шарпа. – Нет. Ты хотел, чтобы я кричал, плакал, умолял тебя о снисхождении. Этого ведь ты добивался. Это ведь и должно было тебя довести до экстаза, верно? Но, как я и говорил, Шарпи… - он снова наклоняется, и его лицо опять оказывается буквально в доли сантиметра от лица того, - …боль – не то, что меня по-настоящему заботит. По правде говоря, как ты и сам это говорил, я своего рода мазохист. То, что тебя так заводит, когда ты заставляешь других повиноваться своей воле… Ну, когда я испытываю боль, причиняя ее сам себе или когда ее причиняет мне кто-то другой, я получаю тот же экстаз. Это просто… как зажигает меня изнутри, и я чувствую себя. Так. Хорошо…. – Его улыбка становится шире. – Ну, правда, милый, я разочарован. Ты такой уважаемый и многоопытный психиатр, я-то думал, ты в курсе, что такая тактика со мной не пройдет. Где креативность? Где воображение? Если ты хотел меня сломить, хотел, чтобы я пускал пузыри как ребенок, который только что обделался, то тебе надо было получше поломать голову, кексик.

Он подносит горящую сигарету, зажатую между большим и указательным пальцем к самому своему лицу и смотрит на огонек.

- Но, полагаю, не все так глубоко постигают этот вопрос, как я, - смеется он.

- Ты не должен был притворяться, что это было ради чего-то большего, чем твое собственное желание получить от процесса удовольствие, - внезапно серьезно говорит он. – В этом нет ничего плохого… Ты нечестен в том, что утверждал себе и другим, что ты какой-то недосягаемый идеал, само воплощение морали, когда, на самом деле, ты так же развращен, как и все остальные смертные… Развращенность , по моему скромному мнению, – всего лишь один из ярлыков, которые так любит навешивать наше общество, считающее себя вправе определять, что правильно, а что – нет.

И снова он смеется.

- И, как я уже говорил твоей очаровательной дочурке, что правильно и что не правильно – это чисто субъективное мнение. И если вправду кто-то принимает это, то уже невозможно сказать, является ли сделанное хорошим или плохим, верно? Нет… - он трясет головой. – То, что ты сделал со мной, это не что-то извращенное, не глумление, не показатель того, насколько ты злоупотребил своей властью, не что-то плохое. Вот то, что ты отрицаешь настоящую причину того, что ты сделал, вот что не так. Вот что порочно по своей природе, доктор. Насколько ты невозможно лжив. Настолько, что даже сам себя убедил в ложной причине своих действий. Вот в чем соль всей шутки, правда ведь, Шарпи?

Бывший директор полностью парализован страхом, не способен отвечать. Во рту у него пересохло, даже сглотнуть сил нет.

Джокер вздыхает, снова затягиваясь сигаретным дымом.

- Ну, я вот я всегда чистосердечно признаюсь себе, что именно меня заводит, - весело и легко заявляет оно. – И, в отличие от тебя, доктор, я четко знаю, какую кнопку надо надавить, чтобы получить нужный мне результат.

- Открой рот пошире, Шарпи! – хихикает он, поднося сигарету к его лицу.

Шарп моментально понимает, что хочет сделать псих и сжимает рот, отказываясь пошевелиться.

Джокер драматично закатывает глаза, после чего свободной рукой тянется к лицу Шарпа и зажимает ему нос.

Лицо пожилого человека напрягается, он пытается сдержать дыхание, и Джокер смеется от его вида – от выкаченных глаз и напрягшихся покрасневших щек.

В конце концов Директор не выдерживает и открывает рот, отчаянно пытаясь втянуть воздух.

Джокер, не теряя ни минуты, тыкает концом сигареты в язык Шарпа, с туша его о розовую влажную плоть.

Директор начинает кричать, и его вскрик скорее похож на рев животного, а не на человеческий крик. Он вскидывается, пытаясь вывернуться.

Джокер начинает смеяться, его истерический хохот смешивается с воплями бьющегося в агонии Шарпа. А еще через доли секунды к какофонии присоединяются крики жены Шарпа и его дочери, отчего все становится еще более сюрреалистичным.

- Тыц! Тише, тише, тише…. – Джокер нежно трепет Директора по щеке, когда тот начинает отплевываться и задыхаться. Пот заливает его лоб. – Знаю, что больно. Знаю. Но если ты хочешь дотянуть до конца ночи, то тебе придется быть повыносливее и чуть терпеливее, милый. – Он улыбается ему.

- Оставь моего папочку в покое! – внезапно вскрикивает Бэлла, вырываясь от матери и спрыгивая с дивана.

- БЭЛЛА! – кричит женина, пытаясь ухватить ее, но слишком поздно, девочка уже мчится к Джокеру.

Она врезается в психа, но она весит слишком мало, чтобы сбросить его с папы. Вместо этого он поворачивается к ней, явно позабавленный этой выходкой.

- О, малышка! Тоже хочешь присоединиться к нашему веселью?! – ласково спрашивает он ее.

Она, рыдая, начинает молотить его своими маленькими кулачками.

- Оставь его! Оставь его в покое! – кричит она, снова, снова и снова.

- Ну ладно. – Улыбка Джокера становится шире, и он хватает ее за руку, подтягивая к себе.

Его хватка становится сильнее, беспощаднее, и в конце концов девчушка начинает кричать, все сильнее, пока не заходится в вопле.

- Господи, отпусти ее! – рыдает женщина.

Джокер игнорирует ее, и, продолжая также сжимать ее руку, он поднимается, а Бэлла падает на колени, громко заходясь в плаче.

- А теперь, милая, что такое? – невинно спрашивает он. – Я-то думал, что ты хочешь со мной поиграть?

Девочка падает на пол, крича и обливаясь слезами.

- Ос… оставь ее… в… в покое… - Шарп заваливается на бок, все еще задыхаясь, опираясь на руки, пытается подняться на колени.

Джокер не слушает, он начинает заламывать руку девочки назад, под каким-то неестественным углом.

Она теперь безостановочно кричит, ее лицо краснеет, все залито слезами, слюной и соплями.

Он ломает ее руку.

- О, Господи, ПОЖАЛУЙСТА, РАДИ ВСЕГО СВЯТОГО, ОСТАВЬ ЕЕ! – кричит Шарп, все же ухитряясь перевалиться на колени и дотянуться до лунатика.

Жена кричит и плачет, слишком напуганная, чтобы пошевелиться.

В конце концов Директор ухитряется подползти к Джокеру и отчаянно вцепится в его ногу.

- ПРЕКРАТИ! – кричит он. – Прекрати!

Джокер опускает взгляд и смотрит на пожилого человека холодным и ничего не выражающим взглядом.

- Папочка пришел тебе на помощь, малая! – провозглашает он, снова повернувшись к девочке, свернувшейся клубочком на полу. Он не отпускает ее руку и продолжает выкручивать, пока не слышит сухой треск костей, трущихся друг о друга, и Бэла начинает орать еще громче.

Словно умирающий зверек.

Шарп вцепляется в ногу Джокера изо всех оставшихся у него сил, продолжая неразборчиво бормотать, чтобы тот остановился.

Внезапно псих поворачивается и поднимает девочку вверх за сломанную руку. Та скручивается под каким-то жутким и совершенно невозможным углом. Она продолжает кричать, и тут Джокер резко закручивает ее и бросает прямо на отца, и они оба кричат, валясь навзничь.

Только тут жена, наконец, преодолевает сковавший ее ступор, соскакивает с дивана и кидается к ним.

Джокер отходит на шаг назад, молчаливо глядя на них ничего не выражающим взглядом. Глядит на эту рыдающую, трясущуюся, всхлипывающую кучу-малу.

Он отворачивается и идет к креслу, на которое набросил свое пальто.

Порывшись во внутреннем кармане, он достает средних размеров зазубренный по краю лезвия нож.

- Знаешь ли… - начинает он, поворачиваясь и направляясь к ним. Останавливается прямо напротив девочки и присаживается на корточки, так, чтобы глядеть ей глаза в глаза. – Ты хочешь защитить своего папочку, но если бы твой папочка так бы себя не вел и не пытался бы скрыть то, что он по-настоящему чувствует за ложью, то меня бы тут не было, и я бы такое с твоей рукой не сделал бы.

Она его не слушает, только истерично пытается цепляться за свою мать.

Это, похоже, Джокеру не понравилось, и он наклоняется к ней, собираясь повернуть к себе ее голову.

- Не подходи! – кричит мать, подтаскивая Бэллу к себе.

Джокер в ответ хватает женщину за волосы и с силой ударяет ее в челюсть. Она падает навзничь, теряя сознание, и тогда он снова тянется к девочке, хватает ее, поворачивает к себе ее голову, сжимая так, что пальцы вдавливаются в щеки.

Она начинает визжать, когда Джокер подносит нож к ее лицу, прижимая лезвие плоскостью к щеке.

- Почему бы нам не вырезать чудесную улыбку на этом симпатичном личике? – говорит он ей, вдавливая кончик ножа за губы, прямо в рот.

- Нет! – кричит, привставая, Шарп. – Нет, остановись…

Джокер отводит взгляд от девочки и смотрит на него.

Внезапно на его губах появляется злобная усмешка, и он толкает Бэллу на пол, придерживая на месте.

Она уже не кричит, только слегка стонет, будто впала в шок, и Директор распахнутыми глазами смотрит на нее, слезы неостановимо текут у него из глаз.

- Ох! – Джокер говорит это с таким выражением, будто удивлен. – Ох, ты что, хочешь, чтобы я остановился?

Шарп смотрит на него, медленно кивает. Его дыхание вырывается отчаянными резкими вздохами.

- Пожалуйста… - слабо стонет он.

- Хммм. – Лунатик откидывается назад, продолжая смотреть на него. – Ты и вправду хочешь, чтобы я остановился?

- Господи, да. П…Пожалуйста. Просто… Просто оставь мою дочь в покое.

Псих цокает языком, явно что-то прикидывая.

- А насколько ты хочешь, чтобы я остановился? – спрашивает он.

- Что? – Ошарашенно бормочет Шарп.

- Насколько сильно ты хочешь, чтобы я остановился? – спокойно повторяет Джокер. Его голос такой тихий и размеренный, будто пытается вогнать в транс или усыпить.

Директор непонимающе смотрит на него несколько секунд, не понимая, что от него хотят.

- Пожалуйста… - наконец выдает он. – Просто, пожалуйста… Я все что угодно сделаю, просто отпусти ее. Господи, пожалуйста….

Джокер высовывает кончик языка и облизывает свои тонкие губы.

- Все, что угодно, хмм? – повторяет он. – Ты точно уверен?

- Да! – Шарп уже почти кричит. – Просто отпусти ее! Все, что угодно! Все, что скажешь!

Джокер хихикает.

- Ух… – он смотрит на Бэллу. – Ну, что ты на это скажешь, куколка? – он чуть ли не шепчет это ей. – Папочка решил, пусть будет услуга за услугу и теперь хочет тебя защитить.

Он снова перевел взгляд на Директора.

- Давай-ка мы это проверим, хмм? Насколько Шарпи действительно готов сделать то, что обещает. Что скажешь, Шарпи? Хочешь воспользоваться шансом и искупить свою вину? Доказать, что ты не просто способен напускать тумана и болтать чушь, пытаясь запутать своих слушателей тщательно подобранными словами?

- Да! – рыдает Шарп. – Да, пожалуйста! Просто отпусти ее. Я обещаю, я сделаю все, что ты пожелаешь!

Джокер снова улыбается и смотрит на девочку, которая начала трястись, снова издавая тот самый странный звук.

- Ну и ладушки, - говорит он. – Что скажешь, Бэлла? Думаешь, твой папочка это серьезно? Думаешь, он и вправду сделает все, что угодно, только бы с тобой больше ничего не случилось?

Она не отвечает.

Он снова переводит взгляд на доктора.

- А вот я не думаю, что он так сделает, - говорит он скорее про себя, чем обращаясь к кому-то. И сейчас его голос глух и в нем нет и следа от былого оживления. – Но мы посмотрим. Может, я и ошибаюсь.

Внезапно он выкручивает запястье, и нож вращается в его пальцах, так, что теперь ручка направлена на Шарпа.

Джокер протягивает его ему.

- Отрежь себе нос. – Вот и все, что он говорит.

Шарп бешенными глазами смотрит на него.

- Че…чего? – запинается он.

- Нос, - терпеливо говорит Джокер. – Отрежь себе нос, и я отпущу твою дочь без единого вопроса.

Пожилой человек замирает, только то открывает, то закрывает рот, садится, ошеломленно уставившись на лунатика.

- Я… Я… - Он внезапно чувствует, что в горле настолько пересохло, что не удается выдавить ни единого слова.

Джокер пожимает плечами.

- Ты можешь спасти своего драгоценного ангелочка, доктор Шарп. Условие ты слышал, все козыри в твоих руках, - поясняет он. – Все что тебе надо… - он слегка улыбается, - нанести себе небольшое членовредительство.

Шарп пытается сглотнуть, и внезапно это оказывается невыносимо трудно. Он чувствует, как у него немеют пальцы на руках и ногах, руки наливаются свинцом от ужаса.

- Пожалуйста… - ухитряется он проскрипеть сухим ртом, - я… я не могу. Просто… просто отпусти е..ее…

- Боюсь, что так это не работает, Шарпи, - спокойно заявляет Джокер. – Сделка есть сделка. И ты сам сказал, что сделаешь все, что угодно.

- Но… - Директор снова начинает запинаться. – Я же истеку кровью до смерти… - пытается он возразить.

- Нет. – Джокер трясет головой. – От этого ты кровью не истечешь. Просто будет дико больно и до конца жизни ты будешь изуродован. Но, уверен, у тебя в кубышке достаточно денег, чтобы, как только все закончилось, ты нанял самых лучших пластических хирургов. И, кроме того, даже если ты и вправду истечешь кровью, ты же сам сказал – все, что угодно.

Пожилой человек начинает в ужасе трясти головой.

- Пожалуйста… пожалуйста… - Он всхлипывает. – Не надо так… Не заставляй меня так поступать… Просто… Просто опусти ее…

Псих вздыхает и переводит взгляд на девочку.

- Прости, сладенькая, - говорит он ей. – Похоже, что Папочке своя шкура дороже, чем ты. И он о тебе не так уж и сильно переживает. Ну, по крайней мере, куда меньше, чем ты – за него.

Он сдавленно хихикает.

- Это плохо. Но главным образом, для тебя. Папочка лгун, Бэлла. Он не отвечает за свои слова.

Он ловким движением прокручивает нож в пальцах и снова заводит его за губы девочки, надавливая лезвием на уголок рта.

- О, Госсподи, Пожалуйста! – орет Шарп, так громко, что у него даже срывается голос.

- Не волнуйся, милая, - тихо говорит Джокер. – Будет почти не больно.

Внезапно раздается громкий грохот, входная дверь вылетает, и Джокер с Шарпом поворачиваются в сторону шума.

- Джокер, остановись!

Бэтмен стоит в дверном проеме, возвышаясь и загораживая выход.

- Ох, так ты сейчас соизволил показаться? – Джокер драматично закатывает глаза. – Госсподи, Бэтс, говоря о появлении в последний момент. Я сколько гулял на свободе, что, полтора месяца вроде как? И я до последнего момента был прямо-таки уверен, что ты заявишься прямо ко мне под дверь, весь пылая яростью и гневом, потащишь меня гнить в Аркхэм прежде, чем я успею затеять что-то… подобное! – со смехом заявляет он.

- Джокер, брось нож и отойди от девочки, - повторяет Бэтмен.

Джокер хмурится и морщится в ответ.

- А с чего это? – с искренним интересом переспрашивает он в ответ.

- Я не хочу тебя калечить, - продолжает Бэтмен.

От этого маньяк разражается резким пронзительным хохотом.

- Ох, что, обратно к нашим баранам? – выдавливает он между приступами истерического хихиканья. – Клянусь, милый, ты прямо само воплощенное отрицание очевидного, правда?

- Джокер, послушай меня. – Бэтмен тяжело дышит, и от адреналина, который наполнил его вены, и от того, что сейчас нельзя совершать резких движений и постараться разрулить до крайности деликатную ситуацию.

- Я понимаю, почему ты так зол. Я знаю, ты думаешь, что Шарп все это заслужил, и даже в какой-то мене я не могу с тобой не согласиться.

- Ты что, совсем спятил? – Внезапно подает голос Шарп. – Он же полный лунатик! Не стой здесь столбом! Сделай хоть что-то!

Бэтмен переводит взгляд на Шарпа.

- Заткнись! – обрезает он его. – И не смей встревать в разговор. Ты даже не представляешь, с кем ты тут имеешь дело. – Он снова переводит все свое внимание на Джокера.

Шарп потрясенно пялится на Бэтмена, но затихает.

- Джокер, пожалуйста, - снова начинает он. – Я понимаю, почему ты так зол. И может Шарп и заслужил все это. Но, послушай меня! Его жена и дочь ничего тебе не сделали. Они не часть этого. Ты должен их отпустить.

Джокер горько рассмеялся.

- Я никому ничего не должен, Бэтси – выплевывает он.

- Слушай… - Бэтмен делает аккуратный шаг вперед. – Я кое-что обнаружил. Кое-что очень и очень важное. Кое-что, что тебе наверняка поможет.

- О, ну надо же, ну спасибо, милый, - саркастически ввинчивает Джокер, - Но, знаешь ли, хватит с меня этой помощи. Не в этой жизни.

Джокер явно напрягается, и Брюс не может этого не заметить. И непонятно, что он выкинет, если Брюс сделает сейчас неправильный ход. Так что надо быть осмотрительнее и осторожнее.

- Джокер, послушай меня, пожалуйста. Я… Я знаю, ты очень страдаешь, - он пытается подойти еще на шаг ближе. – Знаю это. Но то, что я нашел… Я думаю, что если ты мне позволишь, я смогу тебе помочь. Может, даже навсегда это преодолеть.

Джокер словно сжимается в пружину, и его хватка на девочке усиливается.

- Пожалуйста… - Бэтмен приближается ближе. – Позволь мне помочь тебе.

Внезапно Джокер встает, так и не отпустив девочку, поднимая ее с пола.

- Хех. Ты говоришь так, будто мне это надо . – Он смеется. – А мне не нужна помощь. Ни твоя, Бэтмен, ни чья-то еще. Я абсолютно счастлив! Сам что ли не видишь?

- Не вижу, Джокер. – Бэтмен качает головой. – Ты не счастлив. Тебе очень больно. Ты страдаешь.

- Мы все страдаем. – Джокер начинает потихоньку пятиться назад.

- Ты одинок, - быстро отвечает Бэтмен. – Ты чувствуешь, будто никто в целом мире не понимает тебя. Будто никто не способен ухватить смысл шутки. Правда ведь?

Джокер мрачно смотрит на него, и лицо его абсолютно серьезно.

- Но, послушай меня. Я - понимаю. Я тоже все это чувствую. Я понимаю. Я знаю, что с тобой.

Он делает еще один шаг вперед.

- Мы можем вместе пройти через это. Только позволь. – Он пытается до него дотянуться.

- Ни хрена… - Шепчет Джокер. И внезапно резко кидает девочку вперед, прямо в Бэтмена. А затем резко бросается в сторону, и прежде чем Брюс успевает среагировать, он хватает Шарпа, охватывает шею доктора и оттягивает его шею назад и вверх, поднося нож к его обнаженному горлу.

Он собирается перерезать ему глотку. Бэтмен ясно это видит.

Он в панике.

- АНТОН, ПРЕКРАТИ!

Все замирают.

В комнате повисает тишина.

Джокер смотрит на него.

- Что? – тихонько переспрашивает он.

@темы: Бэтмен, перевод, Джокер, NC-17, Фанфики

---

18+ Слэш scenes from retirement( Когда они отстранились от дел)) перевод.

[mina_tcepesh]

Название: scenes from retirement( Когда они отстранились от дел)
Авторы: DracoMaleficium, mitzvahmelting
Перводчица  mina_tcepesh
Рейтинг: 18+
Размер: миди
Категория: слэш
Жанр: Юмор, драма, романтика

Ссылка: archiveofourown.org/works/7492038
Краткое содержание: Это все началось, когда Бэтмену и Джокеру было соответственно 58 лет и 54 года. Они рухнули вместе, сплетясь на крыше башни Уэйнов, кости их были поломаны, суставы болели, они задыхались и смотрели, как закатное солнце потихоньку уходит за горизонт, заливая все последними лучами, и наконец, наконец клоун сказал своему товарищу и заклятому сопернику: «… может, ….. может нам стоит все это прекратить? А?»

Дисклеймер: Ни на что не претендую. Все, что я делаю – от чистого сердца и во имя любви!

Это результат мозгового штурма между двумя авторами, DracoMaleficium, mitzvahmelting. Хэдканон, который превратился в этот рассказ. А я — перевела. Надеюсь, авторы не будут против. Наслаждайтесь!



Это все началось, когда Бэтмену и Джокеру было соответственно 58 лет и 54 года. Они рухнули вместе, сплетясь на крыше башни Уэйнов, кости их были поломаны, суставы болели, они задыхались и смотрели, как закатное солнце потихоньку уходит за горизонт, заливая все последними лучами, и наконец, наконец клоун сказал своему товарищу и заклятому сопернику: "… может, ….. может нам стоит все это прекратить? А?"

Все бумаги Джокера были перенесены в другую психиатрическую лечебницу, более высокого класса, чем Аркхэм, и, с изменением места лечения, обычно такое жестокое и непредсказуемое поведение Джокера резко и внезапно изменилось. Больше не было внезапных диких нападений на других пациентов с пластиковой вилкой, у которой были погнуты два зубца, больше не обнаруживали под утро мертвых охранников с дикими ухмылками на искаженных застывших лицах. Не то, чтобы к этому не было определенных предпосылок — уже какое-то время Джокер стал спокойнее, с возрастом психозы Джокера поутихли, а его дикие порывы как-то смягчились. Но это все же было громадным достижением, что целый месяц прошел практически без срывов и Джокер показывал себя практически идеальным пациентом.

Медсестры в лечебнице вскоре просто без ума были от Джокера, потому что он стал милым пожилым господином, готовым всегда с удовольствием повозиться с детишками, разыгрывая для них какой-то забавный номер, напевал забавные веселые старые шлягеры, а его розыгрыши обычно были абсолютно безобидными, от которых остальные пациенты только смеялись. С другой стороны, горе тем, кто считал ниже своего достоинства навестить старого приятеля в лечебнице — у него все еще были способы хорошенько насолить тем, кто ему не нравился.

До него доходит слух, что Бэтмен собирается его навестить, и Джокер дико возбужден.

— Ох, милочки, — объявляет он медсестрам, — здесь надо все отдраить! Вымыть как следует пол, выровнять картины на стенах… — Он вдохновляет всех пациентов на генеральную уборку, настаивая, чтобы все было в идеальном состоянии к прибытию его Ромео.

Постепенно то, что начиналось как серия проверок и допросов, сводится к тому, что Брюс начинает регулярно его навещать. Просто чтобы поболтать. После нескольких деликатных намеков Джокера, Брюс начинает приносить букеты, чтобы скрасить казенный вид комнат отдыха лечебницы, затем букеты лично для Джокера, они стали ходить на прогулки, вместе сидеть на скамейке в саду, беседуя о лилиях и незабудках. А еще они вспоминали старые добрые деньки, ну и не столь добрые деньки, тоже.

Только при Бэтмене (ну, чаще — при Брюсе) Джокер позволяет себе изредка снова показать зубы, бормоча злобные угрозы, когда они смотрят, как разбрызгиватели поливают лужайки в саду, или смутно намекает о тайниках с оружием, спрятанных где-то в городе. Большинство из этого — пустые угрозы, но он продолжает их выдумывать, потому что знает, что Брюс это легко перенесет (а возможно, даже тайно и ждет от него чего-то подобного). Правда в том, что это работает. Брюс, хотя и старается не показывать это, рад, что искра в Джокере не угасла; он не уверен, что принял бы абсолютно покорного и смирившегося Джокера, искренне вставшего на путь исправления. Это странная и определенно извращенная логика, но лично для него это было бы концом света.

Так что Брюс продолжает его навещать, и медсестры хихикают между собой, когда он снова и снова появляется в лечебнице, понимающе улыбаются и задорно подмигивают, приветствуя его. «Ох уж этот Джокер, старый пронырливый Лис, — смеются они, — посмотрите, какого красавчика он себе отхватил!»

Однажды одна из них отзывает Брюса в уголок и говорит ему:

— Как же хорошо, что вы приходите его навещать, Мистер Уэйн! Он так изменился! Я уже давно не видела его таким жизнерадостным и веселым!

Так проходит два года, и, поскольку Джокер по-прежнему показывает себя образцовым пациентом (спокойно, но с затаенной жадностью счастливо улыбаясь всем своей фирменной улыбкой), Брюс Уэйн, используя все свое влияние-таки добивается разрешения взять Джокера на свои поруки на испытательный срок.

Они поселяются вместе в простом старом шале, подальше от города. Джокер забавляется с пташками и круглыми днями смотрит реалити-шоу по телевизору. Брюс периодически срывается и каждый раз после этого мчит обратно в Готэм, но в целом, они справляются.





Жить в шале, на самом деле, неплохо. Это просторный, хорошо меблированный дом рядом с большим озером. Участок включает несколько акров практически нетронутого леса.

В первые несколько месяцев они начали увлекаться садоводством. Они переругиваются, решая, какие цветы надо посадить в саду (Джокер настаивает на исключительно фиолетовой гамме, но Брюс против, утверждая, что почва не подходит для того, чтобы превратить весь участок в одно большое лавандовое поле, и Джокер, пожалуйста, просто выслушай , что я тебе говорю, и медленно положи лопату на место!)

В конце концов,это уже не имеет значения, потому что очень быстро начинается осень, а затем наступает зима. Утром 25 ноября Джокер с диким восторгом заявляет, что настало время фотографироваться для Рождественских открыток. Брюс морщится:

— Мы не будем рассылать Рождественские открытки.

— Но ты же обещал ! — ноет Джокер.

— Когда это я это обещал?

— В Июне, ты сказал — и я цитирую:

Тут Джокер ухмыляется и понижает голос на октаву, изображая голос Брюса:

— Да Господи Боже, Джокер, ладно. Мы пошлем Рождественские открытки, если ты больше не будешь поднимать эту тему, пока не наступит время.

— А когда я спросил, когда же это время наступит, ты сказал: «О, ну не знаю, ну за месяц до Рождества, наверно. Не в середине Июня, и совершенно точно не тогда, когда я пытаюсь погасить лесной пожар, который ты, между прочим, и устроил!

Брюс открывает рот, и тут же его закрывает. "Черт", — думает он, — "а ведь и вправду, что-то подобное было". Правда в том разговоре было куда больше ора, мата и пререканий.

— Честно говоря, — отвечает он, — тогда я думал, что мы так долго вместе не протянем.

Джокер дуется.

— Какой же ты маловер.

И все же Брюсу по-прежнему кажется, что рассылать Рождественские открытки — это отвратительная затея. Хотя бы потому, что Джокеру захочется послать это своим бандитам — подельникам, а это большая угроза безопасности, особенно учитывая, что Брюс совершенно точно не собирается фотографироваться на них в костюме Бэтмена. Да и совместная фотография Брюса Уэйна с Джокером будет выглядеть, мягко говоря, странно. Не следует сбрасывать со счетов и то, что Джокеру захочется еще и послать эту самодельную открытку домочадцам Брюса, а тот… все еще не то чтобы до конца готов объяснять своим детям, что проводит медовый месяц со своим злейшим врагом.

Понятное дело, что отказ Брюса, мягко говоря, расстраивает Джокера, который решает подсыпать слоновью дозу Бенадрила в его апельсиновый сок.

Похоже, это срабатывает; Брюс через полчаса буквально обрушивается на диван, ворча, что он — старик, и ему положен послеобеденный сон. Убедившись, что Брюс спит, Джокер на цыпочках подкрадывается к дивану с красной шапочкой с помпоном и перманентным маркером. Он аккуратно натягивает шапочку Санты и маркером рисует ему лыбу-улыбу, затем поднимает телефон, чтобы сделать селфи с Брюсом в отключке, и тут…

… И тут руки Брюса охватывают Джокера за талию, и тот начинает безжалостно щекотать клоуна.

— Ты думал, что можешь меня вырубить Бенадрилом ? — игриво скалится Брюс, улыбаясь раскрашенным алым маркером ртом. Джокер так смеется, что ему даже кажется, что у него ребра трескаются, а Брюс все его не отпускает, продолжая щекотать, нащупывая самые щекотные места. Напрочь забытый телефон валится с дивана куда-то на пол.

— Придурок! — кричит Брюс, — я же чертов Бэтмен ! Я эту штуку на завтрак пью!

— Да знаю я, — Ха! — что ты ее на завтрак пьешь, я сам же ее тебе скормил!

Брюс запускает пальцы под колени Джокера и начинает там щекотать, тот, хохоча, ежится.

— Не пытайся казаться таким умником!

Когда они слегка успокаиваются, Джокер, широко улыбаясь, пристраивается у Брюса на груди и шепчет между утихающими приступами хихиканья.

— А я знал, что ты не спишь.

— Нет, не знал.

— Знал, — заявляет Джокер. — Я твой заклятый враг, дорогуша, и знаю тебя, как облупленного. Так что я знаю, что вырубить тебя сложнее, чем застрелить слона дробью.

И затем их перепалка, как и предполагалась, перетекла в куда более приятное времяпрепровождение в постели. В этом счастливом пузырьке, который они создали здесь, в шале, где кроме них двоих ничего не имело значения, они и вправду пользовались малейшей возможностью вовлечь друг друга в сладостное безумие.

— Но, Брюси, — убеждает Джокер, — а что, если ты и в самом деле сейчас спишь, и в этом сне тебе снится, что ты меня перехитрил?

— Джей, — отвечает Брюс, — что вероятнее: то, что ты успешно меня усыпил, или то, что я тебя перехитрил?

Джокер моргает: — Ну… и то, и то!

— На самом деле, Джей, куда вероятнее, что это ты себе все это напридумывал. То, что мы, здесь, с тобой, в этом шале. Разве это не вероятнее? — ухмыляется Брюс. — Ты не смог сжиться с мыслью о том, что придется жить без меня, и придумал это место, разве это не вероятнее?

— Не-а, Брюси! С чего это мне все это придумывать? Это у тебя глубоко подавленные фантазии обо мне, которые ты вытеснил в свое подсознание и теперь видишь их в своих снах. А вот я, наоборот, великолепно осознаю даже малейший интерес, который ты ко мне проявляешь, так что если ты превосходишь все мои даже самые смелые ожидания этими поцелуями, — ох, это щекотно! — то это совершенно точно происходит в действительности.

Тогда, поскольку они оба не могут убедить друг друга, что все происходящее — всего лишь сон, то они стараются каким-то образом вывернуть наизнанку их прошлые стычки, пытаясь выяснить, в чем один сможет убедить другого.

— Нет, Джей, это вовсе не было безмолвным признанием в бесконечной всепоглощающей любви. Мы боролись. Ты, как всегда, нес чушь. Вертолет был в огне, и я скинул тебя в реку.

— Я нес чушь? Я не нес чушь! Я декларировал тебе признание в любви в стихах, это была настоящая поэма, и я месяцами оттачивал каждое слово, читая ее Эдди! И ты разрыдался от чувств, я видел, что ты прочувствовал каждое слово!

— Ну, во-первых, я не разрыдался! Во-вторых, ты врешь, потому что Эдди скорее прыгнет в бассейн к Убийце Кроку, чем будет выслушивать тебя и помогать тебе оттачивать любовную поэму в стихах. Так что попытка провалена. Попробуй что-то более правдоподобное.

— На самом деле, Эдди с громадным удовольствием критиковал и разбирал по косточкам все, что я написал. Особенно во время тридцатого раза подряд. О, ты бы видел, он столько всего наговорил!

— … окей, это я могу себе представить.

Вот чего они точно не собирались, так переругиваться друг с другом, как два сварливых старика, вспоминавших старые добрые деньки, перемежая это добродушным подтруниванием сто лет знающих друг друга супругов, но привычка взяла свое. Так они и дотянули до праздников.

Джокер в конце концов разослал-таки вожделенные Рождественские открытки по электронной почте, состряпав их из втайне сделанных откровенных снимков Брюса, доведенных до совершенства (с точки зрения Джокера) в Микрософт Пейнт, где он прикрыл самые интересные места рождественским орнаментом и нарисованными от руки олежками.


Приехавшие отмечать рождество Бэт-дети, захватившие с собой друзей и Бэт-внуков, с ужасом наблюдали за двумя пожилыми мужчинами в жутких свитерах с оленями, переругивающимися друг с другом с азартом китайцев, играющих в Пинг-Понг.

— Вау, — прошептал Тим Дику, когда Джокер вскакивает на кресло и начинает тыкать в Брюса, пытаясь тем самым предать дополнительную весомость своим аргументам, — да это само по себе представление.

Младшие детишки без ума от диковатого Дедушки Джея, и вовсе не потому, что он продолжает совать им сладости, когда родители это запрещают, вовсе нет, разумеется. Но на семейных посиделках, когда они собираются поболтать в гостиной, детишки все же предпочитают устраиваться на коленях именно у Дедушки Брюса. Потому что они куда удобнее. Что приводит Джокера в ярость. (Хотя он и сам обожает сидеть у Брюса на коленях).

— Ну, давайте же, детишки! — заявляет Джокер, демонстративно похлопывая по своим коленям, надеясь переманить к себе кого-нибудь, — я не кусаюсь! Дедушка Джей собирается рассказать вам, как он впервые встретил вашего старичка Брюси!

Детишки улыбаются ему, все внимание, но явно не собираясь покидать своего уютного насеста.

Джокер слегка обижается, но все равно начинает свою историю, стараясь как можно больше ее приукрасить. Брюс закатывает глаза, да так, что еще немного, и они закатятся, да так и застрянут, вслушивается в болтовню Джокера и изредка подправляет ее.

Для взрослых Бэт-детей наблюдать за Брюсом и Джокером — это самое захватывающее Рождественское развлечение.

То, что приводит детишек в полный восторг, мягко говоря, напрягает родителей.

— Это правда, что ты поубивал кучу людей? — глядя на него во все глаза, спрашивает один из ребятишек.

— Ага! — отвечает Джокер.

— Вау… Круто!

А затем, потому что история подбирается к совсем уж темным временам, один из детей спрашивает:

— А это правда, что ты убил Дядю Джейсона?

— Разумеется, убил! — ухмыляется Джокер.

Брюс замирает. Дик и Джейсон быстро переглядываются, как бы говоря: «Какой же странной жизнью мы живем»

Иногда Джокер вполне сознательно провоцирует Бэтса, просто посмотреть, как он на это среагирует. Так что Брюс, честно говоря, даже и не надеется, что это Рождество будет исключением. Нет, Джокер играет с ним, даже находясь на другом конце комнаты, в сочнейших подробностях описывая в малейших деталях ночь, когда Бэтмен не смог, не успел, потерпел поражение, зная, как это заводит Брюса, зная, что Брюс ничего не посмеет предпринять, пока на его коленях сидят трое поеживающихся ребятенка, для которых их дедушка — нерушимая стена, такой хороший, уютный, теплый, спокойный и никогда не повышающий ни на кого голос, и никогда и ни при каких обстоятельствах ни на кого не сердящийся.


Но затем наступает ночь, и все детишки, и большие, и маленькие, отправляются в кроватки, и теперь никто и ничто не сможет защитить Джокера от бешеной ярости Брюса (с которой он вколачивает Джокера в матрас с таким усердием, что и тридцатилетние могли бы позавидовать. Да, ему за шестьдесят, но его рано списывать со счетов).

Поскольку в шале они не одни, надо вести себя тихо, как бы бурно не проходили их ночные рандеву. Поэтому приходится пользоваться кляпом. Ха, вы, наверно, подумали, что кляп здесь нужен хихикающему и громко стонущему Джокеру, который теряет голову под напором желающего по полной программе показать все постельные навыки Брюса? Но как раз у Джокера была масса возможности отточить свои навыки, как при любых обстоятельствах таиться от лишних глаз и ушей (и полицейских жучков, разумеется). А вот у Брюса подобной практики нет. Во время секса нет смысла сдерживаться, если ты в громадном поместье или на крыше оживленного города. Да и когда дрался, не было смысла сдерживать крики, потому что сосредоточен он был совсем на другом, так что он даже и не задумывается об этом, и невозможно вот так вот взять и отбросить старые привычки, когда отстранился от дел.

Чаще всего стоны, вскрики и рык Брюса можно услышать даже с другого берега этого чертого озера. Что тут сказать? Он страстный любовник. И Джокер это Любит!, потому что он слышит, как Брюс теряет все свое холоднокровие, когда приближается к пику, и если Джокер решает попробовать в постели что-то особенное, он всегда громко и предельно отчетливо слышит, какой на это отклик. ( «Что-то особенное» может означать все, что угодно, от ласок, шлепков или внезапного желания поласкать член, пока страстно обрабатываешь сзади, до неожиданного со всей силы пинка Брюса в живот, в память о добрых-старых временах. Да, у Джокера тоже есть свои привычки, которые не так легко оставить).

В любом случае, затыкать кляпом рот Брюсу — это наслаждение властью, которое жутко подстегивает Джокера. Ему нравится нежно проводить пальцем по той грани, где губы Брюса вжимаются в пластик, собирать на него слюну и засовывать палец в свой рот с таким выражением, будто пробует совершенно невозможный по сласти деликатес. Он смотрит, как на это щурятся глаза Брюса, и думает, о чем же бывший мститель сейчас размышляет. Честен ли с собой Брюс? Это всегда сложно сказать. Но когда Брюс на это резко подает бедра вперед и жестко вколачивается в него, все мысли моментально улетучиваются.



Позже все разъезжаются, и шале снова только их. После того, как они отмечают Новый Год, после полуночи и следующего за этим страстного секса, Брюс, расслабленный в посткоитальной истоме решает поболтать и говорит Джокеру:

— Я только что понял, что последний шрам я заработал пять лет тому назад.

Он почти что горд этим, это напоминает ему, насколько далеко они уже зашли. Джокер тянется к очкам для чтения, что лежат на тумбочке, но не может до них дотянуться, и Брюс, тепло улыбаясь, берет их и протягивает ему.

— Зачем они тебе?

Джокер берется за алюминиевую оправу, улыбается в ответ, а затем ломает и с силой ударяет обломком ему в бедро. И какое-то мгновение Брюс даже понять не может, что Джокер это с ним сделал. Брюс просто пялится вниз, на свою ногу, в которую как минимум на дюйм вонзился обломок алюминиевой дужки, на рану, из которой начала сочиться кровь.

И, когда ошалелый мозг, наконец, чувствует боль, Брюс отходит от шока и кричит:

— Какого черта?

Джокер невинно улыбается:

— Что, разве ты не хотел новый шрам?

— Я просто поделился своим наблюдением, я не имел в виду…

— Ну, прости пожалуйста, что решил поднять тебе настроение!

— Джей, ну нас только что был секс, мне не надо поднимать настроение, я просто… блядь!

Джокер закидывает руку на плечи Брюса, словно пытаясь его утешить.

— Я думал, что ты скучаешь по старым добрым временам.

— Госсподи. Не обращай внимание.

Брюс удивлен, насколько это больно. Удалять посторонний объект, надавить на рану, прочистить, зашить, перебинтовать, все это так больно. И после… боль продолжается, резкая, непрекращающаяся несколько дней подряд. Он ноет, жалуется Джокеру. Не может не думать о ней.

— Больно, — стонет он по утрам, сменяя повязки.

— Госсподи, не могу поверить, что ты меня порезал. Ты ужас Господень, Джокер.

Джокер фыркает, всучивает Брюсу его чашку с кофе и говорит:

— Я-то думал, что ты сможешь справиться и с куда большей болью, Бэтси.

Брюс стонет:

— Джей, я тридцать лет ежедневно принимал болеутоляющее, окей, я ничего не чувствовал и был под постоянным эффектом.

— А, так делов — то. Значит, тебе надо кое-что посильнее? — смеется Джокер.

— Милый, сердце мое… я добуду тебе снадобье, не волнуйся.

Тем вечером Джокер куда-то исчезает, угнав из сарая мотоцикл, и из-за боли Брюс даже забывает простонать, что у него нет прав на вождение. А когда спохватывается — уже поздно, и Джокера уже нет. Он не принимает звонки, и Брюсу бы начать волноваться, но, похоже, Джокер что-то сыпанул-таки ему в кофе, и он просто… устал. Он из-за боли уже несколько ночей не спал. Он заслужил сон, даже учитывая все обстоятельства…

Брюс просыпается от того, что пальцы Джокера просовывают ему в рот какие-то таблетки. Брюс давится, но тут же к его губам прижимается холодный ободок стакана с водой, и он пьет, безропотно проглатывая это, что бы это ни было. Он не спрашивает. Не хочет знать. Он просто чувствует облегчение от того, что Джокер вернулся. И вернулся целым. И когда он все провернул? Брюс не задается вопросом, который должен был бы волновать Бэтмена.

Через несколько часов Джокер истерически хохочет, и Брюс не помнит, что же он такого забавного сказал. Но Джокер все равно, хихикает, заявляя:

— Брюс, ты такой забавный, когда под кайфом.

— По твоей вине, — бурчит Брюс и зарывается носом в волосы Джокера, чтобы скрыть, как покраснели его щеки.

— И не жалею об этом ни секундочки, — добавляет Джокер. — Кстати, милый, ты мне должен очки для чтения.



Когда наступает весна, всплывает еще один серьезный недостаток в жизни на лоне природы. Выражается он в розовых крапинках, которые появляются на коже Джокера, и которые разрастаются в большие красные пятна, которые он без конца расчесывает.

— Ух… Брюси?

— Чего?

— Я понимаю, что ужин-при-свечах-на-веранде — это моя идея, но… — Джокер отодвигает стул от стала и отталкивает прочь тарелку с пастой и треской. -…эти свечи с цитронеллой ни фига не помогают. Меня сейчас заживо сожрут!

Брюс поигрывает бокалом вина и, щурясь, посматривает на Джокера.

— Я просто не понимаю, почему тебя так покусали, пока ведь только май.

Но, не выдержав укоризненного взгляда Джокера, сдается и встает, убирает со стола и тушит свечи.

Когда он возвращается на кухню, Джокер стоит сгорбившись и скрестив руки на груди.

— Я действительно хотел, чтобы все было на высшем уровне, — уныло бормочет Джокер, — потому что, ну, так хорошо устроить ужин на свежем воздухе, и, знаешь ли, хотелось устроить что-то романтичное. Ну, ведь, кое-кто любит, чтобы были ужины при свечах, сидеть в патио, потягивать вино, любоваться на закат…

Брюс хмурится.

— Я не особо понимаю, о чем ты.

— Конечно, не понимаешь, — хмурится Джокер. — Ведь ты как раз такой человек.

— Можем завтра попробовать. Будет похолоднее, меньше комаров. — Но на Джокера, похоже, попытки Брюса его утешить не сработали. Он облокачивается на кухонный островок и расчесывает себе предплечье, воплощенная горечь и скорбь. Брюс вздыхает.

— Да ладно тебе, Джей. Не надо так. Знаешь — знаешь, почему они тебя так кусают?

Джокер моргает, смотрит, как Брюс ставит тарелки на столик, а затем, кокетливо прищуриваясь, делает шаг к нему навстречу. Разыгрывая святую невинность, Джокер заявляет тонким голоском:

— Потому что я такой сладенький?

— Аххх-ха, — хмыкает Брюс, улыбаясь. Он наклоняется ближе, аккуратно прижимается к Джокеру, облокачиваясь на стойку так, чтобы слегка к ней придавить. — Но им надо бы оставить тебе немного крови, а то кое-куда ей прилить не удастся.

Джокер с придыханием втягивает воздух.

— Ах ты, грязный ублюдок, ты же знаешь, что со мной начинает твориться, когда ты начинаешь говорить пошлости!

Но Брюс ничего не отвечает, потому что его рот уже там, где шея Джокера переходит в плечо. В конце концов, слюна помогает смягчить боль от комариных укусов.



Брюсу на самом деле очень нравится иногда попошлить. И поэтому иногда Джокер называет его «извращенцем» и «грязным старикашкой». Он не желает этого признавать, может, даже сам не осознает, но когда тот говорит подобное, что-то вспыхивает в глазах Джокера, и определенно что-то есть в том, как он знает, что именно и как надо сказать, чтобы по-настоящему завести Брюса…

Болтовня Джокера с самого начала была предназначена, чтобы унизить Брюса. И, учитывая, что Брюс, в конце концов, в каком-то смысле вышел за Джокера, не удивительно, что его серьезно заводит, когда тот его слегка унижает. Джокер это быстро просек, и почти сразу же начал использовать в постели, шепча срывающимся голосом головокружительные пошлости, пока они трахаются, так тихо, что приходилось по-настоящему напрягаться, чтобы расслышать, и когда он, наконец, разбирает, что же тот говорит, огонь разгорается во всепожирающее пламя.

С другой стороны, что Джокеру по-настоящему нравится, так это созерцать тело Брюса, восхищаться им, все еще мускулистым и подтянутым. Сущий Адонис, пир для глаз, аж слюнки текут. Особенно Джокеру нравится его грудь, а особенно — волосы на груди, цвета соли с перцем. Джокеру нравится быть сверху наездником, кончать ему на живот, и созерцать, как тот тает под ним, следить, как трепещут его ресницы, будто удовольствие настолько разрывает его на части, что он совладать с ним не может. Джокер после секса зовет Брюса «плюшевым медвежонком», водит рукой по груди, накручивает эти волосы на палец, любовно поглаживает, пока сам отходит от изматывающей и исцеляющей истомы.

А еще ему нравится смотреть, как Брюс тренируется. Сейчас он тренируется не так интенсивно, как когда был Бэтменом, но достаточно, чтобы поддерживать себя в форме. А еще иногда он подхватывает Джокера на спину и бежит по лесу, и это здорово и весело, прямо как в старые добрые времена.



А еще он берет с собой Джокера покататься по озеру на лодке. Брюс гребет, а Джокер откидывается, заложив руки за голову, щурится сквозь солнечные очки и погоняет его. Это — это весело, и в удовольствие им обоим, путь даже Брюс это и отрицает.

Однажды Джокер переворачивает лодку. Пришлось приложить усилия, потому что Джокер весит не так уж и много, да и лодка большая, но он достаточно раскачивает ее из стороны в сторону, чтобы в один момент она все же опрокинулась. Брюс, надо сказать, наблюдал за этим, ничего не предпринимая, потому что был практически убежден, что у Джокера ничего в результате не выйдет, что Брюс достаточно тяжел, чтобы все эти попытки раскачать лодку ни к чему в конечном итоге не привели. Но, разумеется, не стоит недооценивать Джокера, если он поставил себе какую-либо цель.

Так что лодка опрокидывается, весла и все остальное летит в стороны. Когда Брюс всплывает, он говорит что-то типа «Ну, поздравляю, тебе-таки удалось! — и двое начинают бороться посреди озера, задыхаясь, пиная друг друга и брызгаясь.

В какой-то момент Брюс притапливает Джокера и начинает удерживать под водой.

Одна секунда, две секунды, три секунды. Джокер перестает барахтаться и вроде как заулыбался Брюсу сквозь зеленую мутную воду. Брюс продолжает его удерживать. Двадцать секунд. Тридцать секунд. И он чувствует, как тело Джокера так и говорит ему, Брюсу, Бэтмену: Если ты хочешь меня утопить, то топи. Все нормально, я согласен, милый.

Восемьдесят секунд. Девяносто секунд.

— Черт, — говорит Брюс, внезапно понимая, что делает. Он весь трясется. — Черт, черт, черт…

Он подталкивает Джокера вверх, вытаскивает из воды, поддерживает, пока тот кашляет и давится водой, выплевывает ее, цепляясь за Брюса.

— Черт, Джей… — голос Брюса трясся. — Прости меня…

— Шшшш, — хрипло отвечает Джокер. — Все нормально. У всех бывают импульсы, милый.

Они вместе вылавливают лодку, переворачивают, и Брюс гребет обратно будто в каком-то оцепенении. Его отпускает, когда они оба принимают душ и Джокер стоит перед ним в спальне, закутанный в полотенце, а вода стекает с зеленых с проседью волос на ковер.

Он встает и сжимает пальцы в кулаки.

— Ты не должен позволять, чтобы я такое с тобой вытворял! — орет он на него. — Нельзя просто вот так взять и позволять, чтобы такое происходило — ты что, умереть хочешь? Это… Это же самоубийственно!

Джокер пожимает плечами и идет к шкафу, чтобы выудить оттуда майку.

— Я тебе доверяю.

— Ты не можешь, — умоляет Брюс. — Не должен.

Джокер хмурит брови.

— Бэтси, милый, ты что, забыл? — он надевает майку и, просовывая голову в ворот, объясняет:

— В наших отношениях убийца-клоун — это я.

— Да, но… — Брюс снова усаживается на край кровати, сжимая руками голову. — Но это я тот, кто смог полюбить тебя. В ком, оказывается, это есть. А если я могу… способен на это... то кто знает , где теперь те границы, что способны меня сдержать? Насколько истончилась моя мораль?

Джокер хмыкает.

— Какой же ты лицемер, — говорит он, слегка хихикая про себя. — Ты способен отбросить тот факт, что я серийный убийца, вот так вот, по щелчку, а я должен теперь стенать и хныкать, потому что ты, подчиняясь импульсу, чуть было меня не утопил? Дорогой, я психопат. А ты, вообще-то, терзаешь себя из-за убийства, которое, кстати сказать, не совершил.

— Ты больше не психопат, — шепчет Брюс. — А мое… я не знаю, вот это. Это. Это, оно растет.

Джокер искоса щерится на него.

— Я на это не куплюсь. — Он достает пижамные штаны, закрывает шкаф и дотрагивается до руки Брюса. — Ну, давай, пойдем, посмотрим мультики или еще что.



Впервые за очень долгое время Брюс видит кошмар. Во сне он убивает Джокера, и это, вообще-то, нельзя сказать, что какой-то новый и не виданный до этого кошмар, но сейчас его вырывает из сна то, насколько обезумевшим он был к концу сна. Он больше не хотел убить Джокера, почему же его подсознание предательски продолжает подкидывать ему картины убийства, словно Брюс должен был успокоиться и утешиться созерцанием трупа своего любимого? Этот когнитивный диссонанс его сводит с ума.

Он просыпается от того, что Джокер его трясет, а нежный голос злорадно шепчет:

— О, сердце мое, давненько ты не мучился таким кошмаром. Ты меня во сне видел, а?

Брюс хватает его, опрокидывает на кровать и бешено обнимает, охватывает руками и ногами, зарывает лицо в острое плечо.

— Заткнись, мать твою, — бормочет он.

— Нет, нет, нет — говорит Джокер. — Я хочу все посмаковать, в малейших деталях. Спорим, это была смерть, правда? Ты убил меня, а затем хотел изнасиловать мой труп, да? Ах ты мой некрофильчик… Как я умер? Ты меня утопил? О, нет, наверняка, это было что-то романтичнее, ты меня застре… — Джокер пискнул, потому что Брюс сдавливает его в объятиях так сильно, что у него не хватает воздуха, чтобы закончить. Осознав это, Джокер сдается, и, любяще глядя в темноту, запускает пальцы в волосы Брюса.

Вскоре хватка Брюса ослабевает. Ненамного, но ослабевает. Он начинает целовать плечо Джокера, его горло, бормоча почти неслышные извинения.

Джокер его заглушает.

— Все нормально, любовь моя. Ты не сделал ничего плохого.

Это же была просто игра. Розыгрыш. Он хотел всего-то подержать его под водой две-три секунды, а затем это стало чем-то зловещим, темным. Мрачным. Брюс не понимает, что заставило его так поступить. Ему же нужен Джокер, он же знает это, чувствует, это же.. мазохизм какой-то — пытаться испортить собственное счастье вот так вот, не говоря уже о том, насколько с моральной точки зрения неправильно убивать кого-то, даже Джокера.

Это пугает Брюса. И заводит. А это пугает его еще сильнее.



— Я придумал! — заявляет следующим утром Джокер. Брюс даже чашки кофе еще с утра не успевает выпить.

— При… думал? — Брюс сидит у стойки, собираясь позавтракать. Джокер протягивает ему конверт. Он, с удивлением глядя на него, принимает его.

— Я взял на себя смелость немного поэкспериментировать с нижним бельем, — с абсолютно серьезным лицом заявляет Джокер и распахивает верх банного халата, ровно настолько, чтобы продемонстрировать пурпурные кружева. Это кружевное боди, да, сексуально, но как-то немного не к месту утром. Брюс слегка смущен. — Я пока пойду, пройдусь, а ты это прочитай, — приказывает Джокер, и, демонстративно покачивая бедрами, выходит через раздвижные двери на крыльцо, как будто все это совершенно нормально, а не самая странная вещь, которая только случилась за эту неделю.

Брюс открывает конверт, и сердце у него йокает и проваливается.

Это неумелый карандашный рисунок Джокера, в пурпурном кружевном боди и подвязках, а посреди живота нарисован дисплей с 90:00 и… прикреплена бомба.

Боже, это БОМБА !

А внизу нацарапано:

ХА ХА ХА, ДОГОНЯЙ, БЭТСИ!

Халат Джокера лежит на крыльце, и Брюс видит, как вдалеке вспорхнули птицы, подняв какофонию, поскольку их вспугнул доносящийся откуда-то издали маниакальный хохот Джокера.



Так начались самые жуткие полтора часа жизни Брюса. Для Джокера это было весело, но для Брюса — диким ужасом. Да, он был в форме, но в далеко не идеальной, и все нарастающее жжение в легких заставляет его беспокоиться, бояться, паниковать. Паниковать, что он недостаточно быстр. А затем он злится, злится на то, что Джокер такое учудил, злится на то, что он так беззастенчиво безалаберно относится к самой важной вещи в этой вселенной, к жизни Джокера…

Та темная штука, тот осколок тьмы, который запустил корни в Брюса, та штука, которая уговаривала его убить Джокера, неуловимая, бессознательная, но такая ощутимая — она внезапно исчезает. А на ее месте появляется такое знакомое желание злонамеренно и конкретно наказать Джокера, не заходя за границы. Так что, может, Джокер и был прав, и, хотя Брюс и не имел силы себе в этом признаться, это было ему действительно надо. Что-то знакомое. На грани. Чтобы ставки были по-настоящему высоки. Чтобы кровь вскипела в жилах. Напомнить подсознанию Брюса, что нет необходимости в самом себе создавать вызов, когда в этом, реальном мире и так уже больше чем достаточно вызовов, с которыми надо справляться.

К тому моменту, когда он сбивает Джокера наземь и срывает с него взрывчатку, в запасе остается шесть минут (ну, да, Джокер тоже не в лучшей форме), и Брюс снова чувствует себя живым и полностью очнувшимся от морока. Он поднимает руку, со всей силы ударяет Джокера кулаком в улыбающуюся рожу, и когда кровь начинает течь из разбитых губ, Брюс целует его, жадно, голодно, удерживая его распластанным, вжимая запястья в грязь.

— Это было, — говорит Джокер между поцелуями, — очень бодряще.



Ну а после — были еще кошмары, успокаивающие объятья и по-настоящему горячий секс.



— Думаю, мы кое-чему научились, — говорит Джокер. — Даже если мы и стали старыми пердунами, все равно нам нужно время от времени по-настоящему разминаться.

Однажды, одним днем на склоне лета, когда было достаточно тепло и Джокеру хотелось провести вечер, сидя возле озера, они улаживаются на качели на веранде с бокалами вина и смотрят, как звезды отражаются в озерной глади. Горят свечи с цитронеллой, Джокер буквально чуть ли не вымочен в репелленте от комаров, но Брюс не возражает, только старается держать бокал с вином ближе к носу, чтобы заглушить запах. Он со всем смирится, если это делает Джокера счастливее.

— Ты о чем-то жалеешь? — спрашивает Джокер. Он приваливается к Брюсу, придвигаясь еще ближе, рассеянно поигрывая вином в бокале.

Брюс хмыкает, вздыхает, задумчиво смотрит на Джокера, а затем снова переводит взгляд на озеро. И на небо.

— Да. — Наконец говорит он. — О многом жалею.

— Ну да, я тоже, — тихо соглашается Джокер. — Но мы ведь со всем, в конце концов, разобрались, верно?

— … Верно. — шепчет Брюс.


Regrets, I've had a few

But then again, too few to mention

I did what I had to do and saw it through without exemption

I planned each charted course, each careful step along the byway

And more, much more than this, I did it my way



Yes, there were times, I'm sure you knew

When I bit off more than I could chew

But through it all, when there was doubt

I ate it up and spit it out

I faced it all and I stood tall and did it my way



I've loved, I've laughed and cried

I've had my fill, my share of losing

And now, as tears subside, I find it all so amusing

To think I did all that

And may I say, not in a shy way

Oh, no, oh, no, not me, I did it my way"



Frank Sinatra, "My Way"

@темы: Бэтмен, перевод, Джокер, NC-17, Слэш, Фанфики

---

R+ St. Andrew's Fall ( перевод).

[mina_tcepesh]

Название: St. Andrew's Fall
Автор: altered_eagle
Переводчик:  mina_tcepesh
Рейтинг: R
Размер: мини
Категория: слэш
Жанр: драма, Hurt/Comfort, Sickfic, романтика, поэзия, сонгфик
Ссылка: https://archiveofourown.org/works/14449032
Краткое содержание: Когда я чист и заштопан и накачан лекарствами и уложен в кровать, ты не ложишься рядом со мной. Вместо этого ты придвигаешь стул к моему изголовью, и вот же ж дерьмо, доходит до меня, я, похоже, действительно в плохой форме, если ты остаешься дежурить у моей койки.
Я никогда не видел никого, кто сравнился бы с тобой в отваге, говоришь ты, беря меня за руку. И хотя бы наполовину такого идиота, как ты.

От переводчика.
Рекомендую автора как одного из лучших в жанре медицинский Hurt/Comfort, при этом пишет, особенно последнее время, трогательно и романтично. Автор - фанат Джокера Леджера и Бэтмена Бэйла.
Это – чистая поэзия.
И это – для меня – прекрасно…
Внимание. Это стих в прозе. Неровности в пунктуации и в оформлении прямой речи – авторские.

((сонгфик на песню «St. Andrew's Fall» из альбома «Best Of Blind Melon» группы Blind Melon.)


Руки, руки и снова руки, затянутые в латексные перчатки, ощупывают меня, и огни слишком ярки. Они все говорят обо мне, но никто не говорит со мной.

Люди кричат в Аркхэме и люди кричат в моей голове, так что я никогда не уверен, какой голос доносится откуда.

Доктора заставляют меня помочиться в утку, а затем вставляют мне катетер, так что больше им не надо помогать мне добраться до туалета.

Они накачивают меня лекарствами, но все, чего добиваются – голоса становятся чуть тише.



Руки твоего старика такие же теплые и внимательные, как и твои, но ко мне он совершенно равнодушен. Он придерживает мою голову, пока ты аккуратно устраиваешь меня на кровати. Он попадает в вену с первой попытки. Он поясняет мне, какие лекарства дает мне и для чего они нужны.

Мне нравится то, что я в тебе вижу. Мне нравится, что ты для меня как на ладони, но при этом я не способен понять, что же вижу, после всех этих лет ты - до сих пор для меня потаенная тайна.

Когда я чист и заштопан и накачан лекарствами и уложен в кровать, ты не ложишься рядом со мной. Вместо этого ты придвигаешь стул к моему изголовью, и вот же ж дерьмо, доходит до меня, я, похоже, действительно в плохой форме, если ты остаешься дежурить у моей койки.

Я никогда не видел никого, кто сравнился бы с тобой в отваге, говоришь ты, беря меня за руку. И хотя бы наполовину такого идиота, как ты.

Я смеюсь. И начинаю кашлять. Я слишком одурманен, чтобы сосредоточиться на чем-то, кроме твоего лица, я слишком одурманен, чтобы слышать что-то, кроме твоего голоса. Галлюцинации стихли. И голоса в голове стихли. Ты знаешь, как правильно смешать лекарства именно в таких пропорциях, чтобы я просто - был, и при этом – меня словно бы и не существовало. Опыт горьких ошибок.



Вы не собираетесь есть? спрашивает меня сестра. Я ничего не отвечаю.

Через десять минут они удерживают меня, брызгают анестезией на горло, и я давлюсь, меня рвет, пока они делают назогастральную интубацию. Мои запястья пристегнуты, так что вырвать трубку не получится.



Я три дня пью только Гаторад, прежде чем тебе удается уговорить меня поесть, хотя моему животу так плохо, словно я пил на самом деле отстои из реки Готэм.

Ты накачиваешь меня прометазином, и мы начинаем с крекеров, но ты позволяешь мне самому определить, сколько и когда я готов съесть. Когда я, наконец, догрызаю первый и ухитряюсь удержать его в себе, твое лицо озаряется, и ты говоришь мне, какой же я умничка, ты целуешь меня в щеку.

И вроде бы я должен взбеситься на то, что ты ведешь себя со мной как родитель с дитем, но ничего такого нет, потому что я делаю это - ради тебя, и буду делать - ради тебя.

И кроме того, ты знаешь, что для меня необходимо. Ты знаешь абсолютно точно, как помочь моему телу восстановиться.

Да только когда моя сила вернется, вслед за этим вернется моя жажда биться, и ты прекрасно об этом осведомлен. Ты знаешь, что, помогая мне встать на ноги, ты подготавливаешь меня для следующего раунда нашей адской схватки, и все же вновь и вновь появляешься возле моих дверей с перевязками, заботливыми прикосновениями, нежными словами, готовый собрать меня по кусочкам. А затем появляется Бэтмен, чтобы снова повергнуть меня в пыль и прах.

Это еще одна загадка, которую ты несешь в себе, которую я еще не распутал.



Коричневые, красные, и снова коричневые потеки бегут в водосток, пока твои руки покрывают меня мыльной пеной. Легкий шорох эхом отдается у нас в ушах, когда куски гравия ударяют по акрилу. Наверное, я что-то простонал, потому что ты отзываешься:

Я быстро. Зато ты не будешь спать чумазый, весь покрытый слоем земли. Сама мысль об этом захватывает меня и повторяется, и повторяется, и повторяется, пока я не оказываюсь похоронен под слоями и слоями теплой рыхлой земли, в которой копошатся черви, и они прогрызают свои ходы мне под кожу, медленно пожирая мое тело, пока ничего не остается.

Джокер? Твой голос возвращает меня сюда, на скамейку, стоящую в ванне, в твой дом, и моя голова баюкается между твоими ладонями.

Где ты только что был?

В хорошем месте отвечаю я. Ты приподнимаешь бровь. Я был мертв, поясняю я. И больше ничего не имело значения. Твои руки замирают. Твои глаза настораживаются. Твои ладони охватывают меня, нежно привлекают к себе.

Я, твой голос внезапно ломается. Как же я хочу заставить тебя так не думать.

Ты не можешь, шепчу я тебе в плечо. Ты отталкиваешься и киваешь, и начинаешь поливать меня водой, смывая пену.

Все может измениться для тебя, Джокер.

Все уже изменилось, Брюс.

Ты понимаешь, о чем я, вздыхаешь ты, и отворачиваешься прочь.

К тому времени, когда ты оборачиваешь вокруг меня полотенце и кладешь меня в кровать и подключаешь меня, я уже настолько далеко в своих мыслях, что единственное, что удерживает меня - это тепло твоего тела, когда я засыпаю в твоих объятьях.



Когда я просыпаюсь, я стараюсь сесть в кровати. Аппараты оглушительно завывают, и ты встревожен, вполне возможно это означает, что мои дела плохи. Вскоре ты зовешь: Альфред, ты не можешь подойти, пожалуйста? И игла восемнадцатого калибра скользит в изгиб моей руки, и две пары рук тянутся сменить рубашку. Похоже, что-то серьезно со мной не так, если ты зовешь на помощь среди ночи своего старика.

Тени сзади тебя кружатся и мечутся по стене, из-за этого меня мутит.

Там, за пределами этой комнаты, кто-то громко кричит от ужаса, когда к его горлу прижимают нож. И часть меня отчаянно алчет выбраться туда, упиваться этим. А другая часть хочет остаться здесь, в твоем теплом доме, с тобой, ходящим за мной будто тень. Твой старик кладет мне на лоб холодную мокрую ткань, и мы лежим на матрасе таком огромном, что между нами словно мили. Ты обычно стараешься прильнуть ко мне, но, видимо, я слишком слаб, чтобы ты решился до меня дотрагиваться.

А затем лекарства начинают действовать и головокружение прекращается. Я не люблю их, потому что они затуманивают мне разум и заставляют путаться, но, когда я на успокоительном, это дает моему тело время излечиться, а значит, дает мне время побыть с тобой. Успокоительное позволяет мне заснуть.

Ты будишь меня каждые несколько часов, провожаешь к туалету и обратно. В какой-то момент небо становится из черного – серым, и ты выдергиваешь канюлю, так что я могу отдохнуть и не вставать постоянно чтобы помочиться.

Закрывай глаза, шепчешь ты, проталкивая в мой рот лоразепам, я буду рядом.



Они не прекращают бить меня, даже когда я валяюсь мордой в пол. Они кричат педик и убийца и насильник и террорист и я смеюсь над ними, сплевывая кровь, потому что все, что они говорят, чистая правда, и это дико забавно. Я хрипло выдыхаю палки и камни, вдруг один из них хватает меня за воротник, я использую всю свою оставшуюся силу чтобы дать ему в челюсть, мой хохот затихает, распадается на отдельные звуки, и я…

….Задыхаюсь, кашляя кровью, открываю глаза и пялюсь на черный потолок, все еще перхая, так, что желудок подбирается к горлу, я кручусь….

… и возвращается тошнота, подпирающая рвота, я сплевываю мерзкий привкус меди, вспышками осознаю, что меня бьют башмаками в лицо, они проскальзывают снова и снова между моими руками, и мои пальцы покрывают все новые и новые алые пятна.



Джокер. Твой голос раздается откуда-то издалека.


Я мигаю.

И снова меня начинают пинать и пинать, пока свет передо мной не начинает меркнуть, и я уже почти ничего не вижу, а потом словно в голове что-то кликает, и это уже ты, стоящий на коленях прямо передо мной, держащий пачку салфеток и приговаривающий

Джокер. Прижми нос. Я делаю так, как ты говоришь, затем ты кладешь полотенце мне на колени, я отхаркиваю комок алой слизи прямо туда. А затем тошнота снова скручивает мой живот и россыпь алых кровяных капель брызгает из моего рта на белую ткань.

Ухх, выдавливаю я, прежде чем мой живот снова сводит, и кровь снова начинает хлестать.

Я знаю, выговариваешь ты. Твои руки на моих плечах, твой голос печален. Это все потому, что ты спал на спине, когда у тебя открылось назальное кровотечение. Садись прямо, и тебе будет лучше.

Мои волосы небрежно смахиваются с лица, я снова тужусь, твои руки поглаживают мою спину, вверх – вниз, и на пару минут все замирает. Все, что есть – медный вкус на языке, желудок, пытающийся вывернуть себя наизнанку, и ритм, с которой твои руки ходят по моей спине. Когда я снова могу дышать, я смотрю на тебя и вижу, что это тебя я на самом деле ударил, что это твои губы разбиты в кровь. Я тянусь, чтобы дотронуться до твоего подбородка, обхватить его своей ладонью, мои пальцы трясутся трясутся трясутся…

Это не твоя вина, говоришь мне ты, накладывая на мою руку свою ладонь. Не переживай.

Я вовсе не против, когда меня бьют, я же говорил тебе. Я вовсе не против. Вот когда я не могу дать сдачи – это дерьмово.

Твои брови хмурятся.

Это ты о чем? Спрашиваешь ты. Я ничего не отвечаю.

Пора тебе возвращаться в кровать, говоришь ты, садясь возле изголовья и протягивая руку к бутылке с водой. Иди сюда. Сядь рядом со мной и расслабься.

Я подхожу. Сажусь рядом с тобой. Я позволяю тебе поднести бутылку к моему лицу, я полощу рот и сплевываю. Мы ложимся навзничь, и ты обнимаешь меня крепко-крепко, твои руки врастают в кровать, прорастают в пол и сквозь почву, где укореняются и разрастаются хаотичными отростками.

Сейчас ты мой, шепчешь ты. И пока я не передумаю, никто больше тебя не получит. И я улыбаюсь, потому что

это правда. Но лишь до какой-то степени. Иногда я твой. Иногда

я бешеный пес, жаждущий впиться в трепещущее горло.

Иногда я детонатор, затаившийся в пыли, в конце мучительной дороги в тысячу миль, ждущий, пока кто-то на него не наступит.

А иногда я просто истощенный древний призрак себя самого, изломанного и больного и трясущегося мелкой дрожью, свернувшийся в клубок под защитой твоих распростертых рук.


"I can't tell you how many ways that I've sat
And viewed my life today, but I can tell you
I don't think that I can find an easier way
So if I see you walking hand in hand in hand
With a three armed man, you know I'll understand
But you should've been in my shoes yesterday
—St. Andrew's Fall: Blind Melon

Не знаю, сколько я сидел, и как только не вертел в голове свою жизнь, так и этак, рассматривая все то с одной, то с другой стороны, но одно знаю точно - то, что я выбрал – самый легкий путь. Так что, если я увижу тебя уходящим в обнимку с другими, знай, я это пойму. Но вчера – тебе следовало бы испытать на своей шкуре то, что происходит со мной…

Бонус от переводчика –

Если хочешь лучше понять фик, послушай песню. Хочешь понять песню – узнай, как она возникла.
Меня заинтересовало название, и я начала искать. И нашла небольшую выдержку, поясняющую название песни. После чего перечитала фик, отредактировала его снова. И я очень рекомендую прочитать все же то, что ниже. На меня это произвело большое впечатление.


Как Грег Прато поясняет в своей книге «Демон за одним плечом, а ангел за другим: История Шеннона Хуна и Блинд Мелон», Шеннон вдохновлялся сюжетами для большинства своих песен когда группа была в промо-туре, представляя свой первый альбом. Он цитирует Хуна:

«Однажды ночью мы давали концерт в Детройте, в этакой старой церкви, которая была затем переделана в мьюзик-холл, и назывался он «Холл Святого Андрея». А затем, когда представление закончилось, мы стояли в нашей раздевалке, а в ней были такие окна, что ты можешь посмотреть вниз и попялиться на толпу, которая рассекает из клуба. И я вот так вот стоял там, смотрел, а затем заметил, как все эти люди начали скапливаться в толпу на углу. Мы там начали перетирать про настройки микшера, еще нести какую-то чушь, вспоминая шоу, я не знаю. Но меня как одержимого тянуло посмотреть, что же там происходит, на углу? Я подумал, чувак... да там же, небось, драка, или еще что-то? А затем я увидел, как кто-то начал указывать вверх, я посмотрел, а там была девчонка прямо на краю крыши, на высоте двадцати этажей. Не кто-то с нашего шоу, рядом с нашим клубом был отель. Я весь такой: «Срань Господня, парни, да там же наверху девчонка». И это было по-настоящему кошмарное зрелище.

Там было где-то двести человек, все они смотрели, и разумеется, среди них были бессердечные ублюдки, которые начали ржать и улюлюкать, хотя даже последний дебил должен был бы понять – сейчас кто-то там по какой-то причине стоит и выбирает между жизнью и смертью. И вот это – было просто непостижимо. А затем из толпы начали орать: «Прыгай!». Я думал: «Боже, да что же тут творится?». А потом внезапно толпу будто накрыло, воцарилась мертвая тишина, и эта девушка взяла и спрыгнула, а мы стояли и на это смотрели. И она будто вечность так падала. Знаете, один из тех моментов, когда ты не хочешь на что-то смотреть, но что-то в тебе буквально хватает за шкирку и заставляет смотреть до конца и не сметь отводить взгляда, потому что это важно, потому что ты должен из этого что-то вынести и выстрадать. Меня тогда так проняло, и дело не только в том, что все эти чертовы настройки микшеров, это же никакого отношения к реальности не имеет, а что это все, все же, все... пффф.....

Никто и слова не проронил еще часа три наверное. Мы просто сели в наш грузовичок и поехали. Роджерс (Стивенс – гитарист) к тому моменту был на улице и оттуда видел, как все это произошло.

И знаете, было кое-что, что нас по-настоящему напугало. Ей было всего 26, и никто не знал, почему она прыгнула. Она унесла с собой эту тайну. Думали, может, у нее СПИД – но нет. Она не была беременна, у нее была работа... она попросту страдала от депрессии. Это могло случиться с кем угодно. Это было по-настоящему грустно. Вот об этом наша песня, об этом – Падение Святого Андрея.»


(St. Andrew's Hall - Холл Св. Андрея,
St. Andrew's Fall - Падение Св. Андрея - игра на созвучии)

@темы: Бэтмен, перевод, Джокер, R, Слэш

---

[умер на баррикаде]

Название: Падение
Канон: Batman Comics, Нолан, Telltale Series
Автор: умер на баррикаде
Бета: Oriella
Рейтинг: R
Жанр: дарк
Размер: мини, 3300 слов
Примечание: AU без супергероики; отсылки, миллионы их.

Ему восемь, и его дни наполнены прогулками по парку с отцом и чтением книг с Альфредом; он учится ездить верхом и мастерит кормушку для белок, обдирает колени, лазая в старый колодец, — тот всего пару метров глубиной, но он все равно надеялся найти во влажной грязи старые монеты — и тайком таскает с кухни пирожные.

Ему восемь, и сны его наполнены образами матери, плачущей и смеющейся так самозабвенно, что ее рот лопается, рвутся уголки губ, и улыбка ползет все дальше; он просыпается с криком.

Мама баюкает его в объятьях, а Альфред приносит чашку горячего какао; когда это перестает помогать, в особняк приходит доктор, человек с мягкими белыми ладонями и глазами цвета миндаля. Он расспрашивает Брюса о его снах и успокаивающе говорит маме:

— Такое случается с детьми его возраста. Подобные сны обычно сами проходят со временем.

Мама хмурится, и доктор мягко сжимает ее локоть.

— Я понимаю, вы взволнованы после того, что случилось с мальчиком Кобблпотов.

Доктор говорит об Освальде. Они иногда играли вместе; Оззи был странный, срывался на крик и плакал без всякой причины — и успокаивался, только когда прибегала миссис Кобблпот. Однажды Оззи вдруг просто пропал куда-то; он подслушал, как за закрытыми дверьми взрослые говорили: «стоило задуматься сразу после той истории с кошкой» и «бедная Герти».

Доктор вздыхает и ласково говорит:

— Раз уж кошмары приняли систематический характер и мешают ему высыпаться, я пропишу легкое успокоительное. Оно поможет.

Оно не помогает.



Ему семнадцать, и в колледже о нем шепчутся за спиной; мальчики внимательно присматриваются к нему, девочки — улыбаются, накручивая прядь волос на палец, — или краснеют и отводят глаза.

Приступы паники навещают его, словно любящие родственники — всегда предупреждают о себе постуком легкой тревоги, а затем — опрокидывают в ощущение, так похожее на чувство падения. Звуки затихают, словно кто-то снизил у мира громкость, и когда она достигает отметки нуля, он отчетливо слышит их: два сухих щелчка.

Ужас, приходящий следом, выворачивает его наизнанку — и, отхлынув, оставляет обессиленным и опустошенным.

Доктор Крейн — мужчина со строгим, почти безгубым лицом — каждый месяц прописывает ему новые таблетки. На стенах его кабинета висят многочисленные дипломы и сертификаты с яркими печатями, на столе стоит фотография юноши в простенькой рамке. Он встречается с доктором Крейном в течение трех лет, каждые две недели, обыкновенно по средам — но фотография остается той же, только рамка со временем светлеет, выгорая на солнце.

— Ваш сын, — говорит он однажды, потому что доктор Крейн беспощаден в своих вопросах, и он чувствует себя вправе проявить немного жестокого любопытства в ответ. — Он тоже ходит к вам на консультации?

Губы доктора Крейна словно вовсе перестают существовать. Он долго смотрит куда-то внутрь себя и наконец говорит:

— Нет. Джонатан не придет.



Впервые он ввязывается в драку, когда ему девятнадцать; пара ребят с его курса начинает распускать руки на выпускной вечеринке, он советует им полапать друг друга, и один из них толкает его в грудь.

Он бьет неаккуратно и неумело, сбивая костяшки, но — боже! — как же неожиданно хорошо он чувствует себя в этот момент.

Конечно, их быстро разнимают; у него кровоточит губа и болит рука, но пока один из преподавателей отчитывает их обоих, девочки смотрят на него как на героя, и в голове у него — благословенная тишина.

Остаток вечера он коротает у кабинета завуча, слыша, как плачет за дверью Селина Кайл, повторяя, что не знает, зачем она это взяла.



— Я знаю, кто ты, — говорит Эдди; он в ответ пожимает плечами.

Ему двадцать один, и он не представляет, что делать со своей жизнью.

Эдди выпускает струйку желтовато-сизого дыма — та разбивается о вешалку с пальто. Эдди весело.

Он морщится, думая о том, что теперь его одежда будет сладковато пахнуть марихуаной.

— Ты под кайфом, — зачем-то говорит он и смотрит на часы. — Нам нужно выдвигаться через полчаса. Какого черта, Эд?

Эдди улыбается и глубоко затягивается, и с кончика самокрутки падает пепел, оседая серой крошкой на его потертых зеленых брюках.

— Настоящий вопрос в том, какого черта Брюсу Уэйну нужно от этой затеи, — хмыкает Эдди.

Они знакомы уже три недели, наверное; он знает, что Эд — чертов невротик и только под дурью говорит достаточно медленно, чтобы окружающие поспевали за ним, но сейчас...

— Мне нужно, чтобы ты хорошо соображал, — говорит он.

Эдди зло комкает недокуренную самокрутку и придушенно ругается, когда та обжигает ему ладонь.

— Я, — цедит он. — Всегда. Слишком хорошо. Соображаю.

Он кивает; Эдди ухмыляется и спрашивает:

— Ты сам-то готов?

Он снова кивает, сжимая рукоять пистолета.



Ему двадцать три, когда они снова встречаются с Эдом.

— Работаю теперь на них, — говорит Эдди, глотая окончания и нервно дергая плечом. — Тупицы смогли извлечь выгоду из ситуации, и кто я такой, чтобы отказываться от перспективы амнистии, ты, кстати, ужасно выглядишь, но только попробуй сказать мне то же самое.

Видок у Эда и впрямь паршивый — то ли после тюрьмы, то ли из-за новой работы.

Два года назад отец внес за него залог, и папа был так расстроен, так разочарован, что он две недели провел в поместье, пока кошмары, сухие щелчки внутри его головы и тошнотворная апатия не выгнали его из дома посреди ночи с полупустым чемоданом.

— Так это правда? — ухмыляется Эд, усаживаясь напротив и касаясь указательным пальцем наручников на его запястьях. — Ты здесь, потому что избил клоуна?



Он знает, что уже встречал Дентов раньше — в колледже или чуть позже — но тогда не запомнил их одинаковых лиц. Они всегда были разными, думает он, когда младший из Дентов пытается выбить из него дурь в усыпанной битым стеклом подворотне. Уродливое месиво поджившего ожога, которое почитается Дентом за собственное лицо, искажено яростью; у него нет губ, и слюна, стекающая по подбородку, поблескивает в слабом свете уличных фонарей.

Как всегда бывает во время драки, он спокоен и сосредоточен; ему не доставляет удовольствия чужая боль, но, причиняя ее, он отчего-то чувствует себя на своем месте. Ни один из многочисленных докторов не диагностировал у него садистских наклонностей, и это хорошо, думает он, когда наносит расчетливый удар по печени. Это, черт возьми, замечательно, говорит себе он, когда розовая кожа на месте губ Дента лопается, и тот сплевывает кровь вместе с осколком зуба.

Старший приезжает, когда все уже кончено: Дент валяется на асфальте, и пальцы ведущей руки у него сломаны, а лицо похоже на ком кровавой глины, в котором виднеется пара человеческих глаз. Он прислоняется к стене, тяжело и часто дыша; кажется, он сломал Денту ребро, кажется, тот ему — тоже.

Он смотрит, как старший из близнецов, пачкая колени белоснежных брюк в готэмской грязи, целует брата в окровавленный лоб, и тот хрипит:

— Ненавижу тебя, слюнтяй.



Ему двадцать четыре, когда он звонит родителям, поздравляет их с рождеством и берет такси до Аркхэма. Возможно, дело в том, что в его доме закончился алкоголь, возможно — в подспудном знании, что он близок к своему пределу. Водитель смотрит на него с недоумением, но благодарит за щедрые чаевые.

— Я не знаю, кто я, — говорит он доктору, который, похоже, предпочел бы пропустить бокальчик с коллегами, а не принимать нового пациента, — но ему вновь помогает его имя. — Я говорю людям, что мои родители умерли — не потому, что хочу от них жалости, или потому, что у меня больное чувство юмора — а потому, что мне кажется, что это действительно так. Я склонен к насилию — даже в не требующих того ситуациях. Я принимал наркотики, и под их воздействием видел чудесные галлюцинации: мужчину в костюме пугала, женщину, из груди которой росли цветы, человека, делавшего зарубки на собственном теле... черт возьми, даже говорящего крокодила!

Доктор издает смешок; возможно, думает, что это все — розыгрыш богатенького мальчика.

Он мрачно добавляет:

— И я ненавижу, когда кто-то смеется.



Он понимает, что за ним наблюдают, едва переступает порог общей комнаты. Имя, думает он, они могли слышать мое имя, и поэтому им могло стать интересно.

В углу тихо бормочет телевизор.

Он медленно обходит помещение, оглядывая безумцев и стараясь не встречаться глазами с санитарами, — и останавливается, когда спотыкается взглядом о незнакомое бледное лицо.

Он никогда не видел этого человека — но он идет к нему с той же целеустремленностью, с какой волна накатывает на берег.

Человек смотрит на него, и на миг его лицо искажает гримаса неестественного, сумасшедшего счастья: вздрагивают уголки губ, вспыхивают ярко-зеленые глаза... человек прерывисто вздыхает — и зарождающаяся улыбка выцветает; тот кажется несчастным и утомленным, и как же это неправильно.

Они уже в психушке, думает он, так что к черту, и говорит:

— Ты выглядишь как воплощение моих снов. Ты правда существуешь — или таблетки, которые они мне дали, вызвали побочный эффект?

Мужчина делает несколько частых вдохов носом, словно пытается сдержать тошноту — и разражается смехом. Ему хочется ударить этого человека, хочется швырнуть его с крыши — и прыгнуть следом, чтобы поймать.

— Ты вообще кто? — спрашивает сумасшедший, отсмеявшись.

Он качает головой.

— Я не знаю.

Человек кивает, как будто именно этого ответа он ожидал; в его движениях просачивается оживленность — похоже, чуть заторможенная лекарствами.

— Я рассказываю эту шутку каждому новичку — не поверишь, никто ее не слышал. Жили-были двое в дурдоме. И однажды ночью... однажды ночью они решили, что им там больше не нравится — и захотели сбежать! Ну и вот, вылезли они на крышу и видят: лишь небольшое расстояние отделяет их от соседнего дома, а дальше — целая вереница крыш простирается в лунном свете... Дорога, ведущая к свободе. И первый парень — он спокойно перепрыгивает на соседнюю крышу. А его друг... Его друг всё никак не решается прыгнуть. Видишь ли... Видишь ли, он боится упасть. Тогда первому приходит в голову отличная мысль. Он говорит: «Эй! У меня с собой фонарик есть! Я сейчас посвечу в твою сторону, и ты сможешь дойти до меня по лучу света!»

Ему двадцать четыре, когда он чувствует, что просыпается, когда говорит:

— Но второй парень только трясёт головой. Он говорит: «Я тебе что — сумасшедший, что ли? Ты ж его выключишь, когда я на полдороге буду!»


***

Март того года выдается холодным. Он мерзнет ночами, и ему снятся застывшее озеро и человек в черном, идущий по льду. Он говорит доктору Лиланд, что не видит снов. Он говорит, что принимает лекарства, что его не посещают мысли о самоубийстве, что он скучает по родителям, что приступы паники остались в прошлом. Не все из этого ложь; когда холодный март подходит к концу, он покидает Аркхэм — налегке, так же, как и приехал туда.

Но теперь у него есть цель; она одновременно давит тяжким грузом на плечи и окрыляет его.



Деньги открывают многие двери; ему требуется лишь несколько сотен долларов и пара ничего не объясняющих фраз, чтобы получить на руки копию личного дела пациента. На первой странице — черно-белое фото и имя, присваиваемое всем неизвестным, прочерки в графах даты и места рождения.

Там, в больнице, они так и не представились друг другу. Тот человек закидывал ноги ему на колени, когда они устраивались на диване, и рассказывал истории из своей жизни, в половине из которых он узнавал сюжеты фильмов и телешоу. Тот человек смеялся, когда они дрались, и прижимался горячим лбом к его плечу, когда бредил о летучих мышах. Другие пациенты называли того человека Джеком, Джоном, Джонатаном, но когда доктор Лиланд спрашивала его о том, как прошел день, он просто говорил «мы», не уточняя, — и она понимала и так.

Читая личное дело, он убеждается, что одна из историй, рассказанных ему на бежевом диване, была правдой. «Джон Доу» убил тринадцать человек и был взят на месте преступления. «Джон Доу» не пытался скрыться, не оказывал сопротивления, и в прилагаемом к делу отрывке из полицейского отчета отмечалось, что «Джон Доу» смеялся, когда его заковывали в наручники. Врачебная комиссия признала «Джона Доу» невменяемым, диагностировав аффективную параноидную шизофрению с маниакальным вариантом течения болезни, в результате чего тюремное заключение было заменено на принудительное лечение. В Аркхэме «Джон Доу» впал в кому; дата, когда «Джон Доу» неожиданно для лечащего врача вышел из этого состояния, имеет особое значение и для него, и для всего мира: день, когда отмечают рождение Христа. День, когда он попал в Аркхэм.



Выйти на Освальда оказывается непросто, но деньги помогают ему и в этом. В середине апреля тот сам связывается с ним. Они встречаются за единственным накрытым столиком в заведении, репутацию которого многие оценивают как сомнительную.

— Сколько лет прошло, дорогой друг! — говорит Освальд, широко улыбаясь. — Признаться, когда мне сообщили, что Брюс Уэйн ищет встречи со мной, я до конца не поверил в это.

Освальд закуривает сигарету в длинном мундштуке; манжеты его рубашки безукоризненно белы, манеры — неожиданно старомодны.

— Зря я пристрелил информатора, — доверительно сообщает Освальд и улыбается. — Шучу, конечно. Так что привело тебя ко мне?

Чувство двойственности всецело владеет им за этим обедом. Какая-то часть его находит удовлетворение в мысли, что Освальд нашел свое место в жизни — роль полулегального предпринимателя сидит на том так же хорошо, как дорогой костюм. Другая его половина заходится бессильной яростью от того, что их беседа окрашена оттенком дружеской приязни, от того, что он просит, а не требует, от того, что он имеет дело с преступником — от общего чувства неправильности происходящего.

— Это будет непросто, — говорит Освальд, когда им приносят десерт. — Но как не помочь старому другу? Я найду твоего человека.



В мае общество Готэма потрясено известием о том, что близнецы Дент обвиняются в вооруженном нападении, заключены под стражу и вскоре ответят перед судом. Он встречал их всего дважды — и все же чувствует себя в своем праве, когда приходит на свидание к старшему.

— Я не верю, что ты принимал участие в этом налете, — говорит он. — Ты не такой, как твой брат.

— Не знал, что тебе есть до этого дело, — равнодушно отвечает Дент.

— Мне есть дело до справедливости, — возражает он.

Будь на месте Дента кто другой — пожалуй, скривился бы от громкого слова, но он знает: тот стал окружным прокурором именно потому, что для Дента оно имело значение.

— Я мог бы помочь, — добавляет он. — Ты не должен отвечать за его преступления.

— Он мой брат, — тихо говорит Дент. — Я люблю его. Мы обязаны быть вместе.

— Ты ведь не убийца.

Дент грустно улыбается.

— Я знал о его планах, но не хотел в них участвовать. Он хотел, чтобы я был частью всего этого. Он сказал: раз один из нас против, а другой — за, давай решим дело, подбросив монетку.

Это звучит до того нелепо, что он думает: тот человек рассмеялся бы.

Он хмурится и спрашивает, хотя часть его уже знает ответ:

— И ты согласился?

Дент прерывисто выдыхает.

— Он мой брат. Конечно, я согласился. Я загадал головы. Выпали хвосты.



Родители считают, что Аркхэм помог ему; благодарные за спасение сына от душевного недуга, они щедро жертвуют деньги на нужды лечебницы.

Аркхэм действительно помог ему. В день, когда «Джон Доу» исчез из клиники, он понял, что должен найти этого человека — это не было желанием, не было даже настойчивой потребностью. Это было его долгом; все, что происходило после, становится жертвами на алтарь этого долга.

Он тратит на поиски много денег и бессонных ночей, получает удар заточкой в левый бок, но, оставшись без бумажника и телефона, оказывается в состоянии добраться до больницы; он вытрясает крупицы информации из торчащих на улицах мелких дилеров и выкупает их у уличных проституток.

Он не чувствует себя счастливым, идя по следу из склеванных хлебных крошек, но он чувствует себя правильно, и это, пожалуй, даже лучше, чем счастье.

В середине лета его кропотливая работа увенчивается успехом.



Хлипкая дверь закрыта на замок; он покупает у одного из соседей ломик за пять баксов, приподнимает ее, и та легко сходит с петель.

Он откуда-то знает, чего ожидать, и не торопится войти. На пороге обнаруживается растяжка; он снимает ее, ничему не удивляясь.

В комнате пахнет сухостью и пылью. Он терпеливо ждет; когда сгущаются сумерки, он не зажигает лампочку под фиолетовым абажуром. За стенкой лает собака, где-то внизу плачет ребенок, где-то наверху — ругаются мужчина и женщина. Он не может услышать шагов — и поэтому силуэт, возникший в дверном проходе, почти пугает его.

«Джон Доу» замирает на несколько секунд, а потом шагает в темноту и говорит:

— Я знал, что ты придешь за мной.

Лампочка заливает комнату больным желтым светом.

— Как ты узнал, что я здесь? — спрашивает он.

«Джон Доу» с улыбкой качает головой, как будто находит вопрос абсурдным и одновременно забавным.

— Я знаю твой запах. Знаю, как ты дышишь. Знаю, с какой скоростью бьется твое сердце, когда ты выжидаешь в засаде.

— Ты не мог слышать, как бьется мое сердце, — говорит он, и «Джон Доу» смеется.

— А еще ты всегда знаешь, когда я лгу!

Улыбка «Джона Доу» сменяется вдруг странной гримасой, и бледное лицо на миг кажется ему совсем незнакомым; в голосе появляются неприятные заискивающие интонации, когда тот говорит:

— Пожалуйста, уходи.

— Я не уйду, пока не узнаю, почему ты сбежал, — говорит он, и часть его уверена, что он имеет на это право.

«Джон Доу» обнимает себя руками. Его взгляд задерживается на тонких белых перчатках, как у конферансье.

— Из-за тебя, — выдыхает «Джон Доу», глядя внутрь себя. — Я сбежал, потому что не мог больше находиться рядом с тобой, потому что ты превращал меня во что-то новое, во что-то... страшное.

— Ты убил тринадцать человек, — говорит он. — Поэтому ты попал в Аркхэм.

«Джон Доу» нервно хихикает.

— Ну, кто-то же должен был! — зеленые глаза снова обретают фокус и теперь неотрывно смотрят на него. — Вопрос на вопрос, ответ на ответ, приятель. К чему столько стараний, чтобы выследить одного сумасшедшего?

В том, что «Джон Доу» откуда-то знает, как много времени он потратил на поиски, тоже нет ничего удивительного.

— Потому что я должен был найти тебя, — говорит он. — Потому что мне нужно было найти тебя.

«Джон Доу» улыбается, польщенный и больше не выглядящий ни потерянным, ни испуганным — и это тоже кажется правильным, хоть и злит слегка почему-то.

— Всегда есть мы, — говорит «Джон Доу», запрокидывая голову к грязному потолку. — И, прости мне мою нескромность, я сомневаюсь, что есть кто-то еще.

«Джон Доу» делает шаг к двери, и он торопится сократить возникшее между ними расстояние, но «Джон Доу» грозит ему белым пальцем, и он замирает.

— Нет-нет-нет. Не сейчас. Но скоро. Дай мне немного времени. Обещаю, это последний раз, когда мы обходимся без погони.



Он проводит ночь на крыше, успев промокнуть под дождем и высохнуть, и возвращается в особняк лишь под утро, совершенно опустошенный. Им снова владеет неприятная двойственность: он одновременно зол на себя за то, что дал «Джону Доу» уйти, и удивляется тому, что пришел в чужой дом и молча ожидал появления хозяина несколько часов, хотя должен был передать всю имеющуюся информацию полиции.

Альфред не открывает дверь, и тревога ударяет его под дых.

— Мама? — зовет он с порога. — Отец? Ал?

Никто не откликается — даже канарейка с кухни.

Он торопливо поднимается на второй этаж и чувствует сладковатый запах. Он делает шагов десять, прежде чем его ведет влево. Все смешивается в голове: мысли и сны, тревога и мрачное ожидание катастрофы. Он падает на колени, а потом — куда-то ниже.



Едва придя в себя, он понимает, что связан. Кто-то усадил его на стул и скрутил руки за спиной; на коленях ощущается тяжесть, в висках зудит тупая боль.

Он открывает глаза и видит лицо «Джона Доу». Он в ужасе, но одновременно мир кажется ему с щелчком вставшим на место, как недавно выбитый и вправленный сустав.

«Джон Доу» сидит у него на коленях и лениво поигрывает ножиком в правой руке. Когда он дергается, «Джон Доу» улыбается и тянет:

— Доброе утро, дорогой.

— Отпусти меня, — требует он; связанный и не вооруженный, он почему-то не чувствует себя жертвой.

«Джон Доу» наклоняется к его уху, прижимаясь грудью к груди.

— Судьба жестока, не правда ли? — шепчет «Джон Доу». — К нам обоим. И если ничто не имеет значения, и наши попытки избежать ее тщетны, что толку сопротивляться? Я с радостью упаду в адский котел предопределения вместе с тобой.

— Ты сумасшедший, — говорит он, и это нелепо, потому что, конечно же, «Джон Доу» — сумасшедший; доктора психиатрической лечебницы и врачебная комиссия полностью солидарны с ним в этом вопросе.

«Джон Доу» прерывисто выдыхает и целует его в висок.

— Как и ты, — шепотом соглашается «Джон Доу». — Как и ты.

Горячая боль ползет по его груди, и он не сразу понимает, что причина ее — нож в чужой руке; он снова дергается, и неожиданно сильные пальцы зарываются в его волосы и сжимают их в кулаке. Не отстраняясь, «Джон Доу» выдыхает ему на ухо:

— Пациент, да у вас летучие мыши в колокольне!

Он вздрагивает под лезвием, чертящим символ на его груди, чувствует, как набухает и тяжелеет ткань рубашки от крови, и думает о том, что человек, сидящий у него на коленях, — все, что он ненавидит, и все, чего он хочет.

— Вот и все, — шепчет «Джон Доу», тоже дрожа. — Ты найдешь их в спальне. Я сделал все, как было нужно, все, как ты хотел. Оставил по карте на теле. И, конечно, я не тронул дворецкого. В конце концов, в колоде только два джокера.

Мир ужасен и правилен, и никакой двойственности больше нет.

@темы: Бэтмен, Джокер, R, Слэш, Фанфики

---

[умер на баррикаде]

Название: Batflix and Chill
Канон: The LEGO Batman Movie
Автор: AnonymouslyDead
Переводчик: умер на баррикаде
Бета: Oriella
Рейтинг: PG-13
Жанр: юмор, флафф
Размер: мини, 1128 слов в оригинале
Примечание: абсурдисткий юморок; "netflix and chill" (расслабиться под нетфликс) - расхожий эвфемизм для секса; мультсериал, упоминаемый в тексте - Steven Universe.
Оригинал: Batflix and Chill

Бэтмена совершенно точно не испугал сигнал Бэт-тревоги. Бэтмен всегда был бдителен и готов ко всему. И Бэтмен совершенно точно не засыпал за Бэт-компьютером, и он понятия не имел, кто это мог напускать слюней на его клавиатуру.

— Сэр, в Бэт-пещеру проник посторонний, — объявил компьютер.

— Кто? — спросил Бэтмен.

— Джокер.

Бэтмен кивнул — пусть компьютер и не мог распознать жест как ответ. От мысли о предстоящей схватке с Величайшим Врагом на его губах возникла легкая улыбка. Он спрыгнул со стула и торопливо схватил Бэт-ремень.

— Компьютер, уточни, где он! — потребовал Бэтмен.

— Он в Трофейной, — ответил компьютер, и Бэтмен бросился наверх, спеша добраться до нужного уровня.

Конечно, все, чем он владел, было довольно офигенным, но Бэтмен считал Трофейную вершиной офигенности. Годами он собирал вещицы, которые стали памятником его многочисленных побед против не менее многочисленных врагов. У каждого из врагов Бэтмена была там своя секция — начиная от Короля Специй и заканчивая Суперменом (хорошо бы Кларк никогда не узнал об этом). Разумеется, Джокер обнаружился в секции, посвященной ему.

Учитывая, что их противостояние длилось уже семьдесят шесть лет, не было ничего удивительного в том, что секция, посвященная Джокеру, получилась довольно-таки обширной. Бэтмен собрал кучу трофеев — от газетных вырезок, где в деталях описывалось, как Джокер был героически остановлен Бэтменом, до всякого разного оружия, оставшегося после их сражений. Однако его любимым экспонатом был пиджак, который Бэтмену удалось сорвать с Джокера в пылу их последней схватки. Джокер вывернулся из него в самый последний момент, спасаясь от перспективы угодить в Блэкгейт. Теперь пиджак занял свое место за стеклом; он был мягким на ощупь и пах порохом и оружейной смазкой... не то чтобы Бэтмен знал об этом. Не, он от друга слышал (и да, это покатит как оправдание).

Однако теперь витрина пустовала, а в стекле красовалась дыра с острыми краями. Осколки усеивали пол и вели к Джокеру — одежда счастливо вернулась к своему законному владельцу.

— Джокер! — прорычал Бэтмен.

Тот аж подскочил.

— О, приветики, Бэтси, — устало сказал Джокер.

Он сонно улыбнулся — и Бэтмен героически отказался признать улыбку милой; он грозно прищурился и занял боевую стойку, готовый к любым уловкам Джокера.

— Что ты задумал?

— Чего? — Джокер моргнул.

— Давай-ка без этих игр! Каков твой злодейский план?

— О, точно, мой план! — Джокер обшарил карманы пиджака, хотя Бэтмен знал наверняка, что они пусты, нахмурился и огляделся вокруг, как будто собирался подобрать план откуда-нибудь с пола.

— Ну?

Джокер пожал плечами.

— У меня ничего.

Бэтмен сбавил обороты.

— Прости, что ты сказал?

— Нет у меня плана. Ну, то есть, не совсем — я планировал вернуть это, — Джокер приподнял лацканы пиджака. — Но дальше я как-то не продумал.

— Так что, сражаться не будем? — спросил Бэтмен.

Джокер снова пожал плечами.

— Жаль тебя разочаровывать. Я знаю, как сильно ты любишь наши схватки, — поддразнил он и махнул рукой в сторону экспонатов. — Ну, я пойду тогда?

— Подожди!

Джокер притормозил, бросив на Бэтмена вопрошающий взгляд.

— Я тебе не верю, — соврал Бэтмен. — Ты никуда не пойдешь.

Джокер подавил зевок.

— Слушай, Бэтс, я устал. Я, конечно, обычно весьма в настроении, но у меня нет плана...

— У меня есть Бэтфликс, — выпалил Бэтмен — хотя Бэтмен, конечно, не мог взять и просто выпалить что-то, он для этого слишком крут.

Джокер приподнял брови.

— Предлагаешь «расслабиться под Бэтфликс»?

— Без части с «расслабиться». Только Бэтфликс.

Джокер все равно взвизгнул и подпрыгнул на месте с вмиг вернувшейся к нему энергичностью.

— Тогда чего мы зря теряем время? — он потянул Бэтмена в сторону выхода. — Покажи мне Бэтфликс.


***


— Ты уверен, что хочешь смотреть именно это? — поморщился Бэтмен.

— Эй, «Змеи-клоуны из параллельной вселенной» — это классика, — Джокер нажал кнопку дистанционного пульта, и змеи-клоуны возникли на большом экране домашнего кинотеатра, заставив Бэтмена издать очень мужественный, совершенно оправданный крик.

— Да ты напуган, — удивился Джокер, издав смешок.

— Нет! — огрызнулся Бэтмен — пусть он сам знал, что дрожит.

— Ути-пути. Да все в порядке, Бэтс. В мире нет никого страшнее меня! — Джокер скорчил мордашку, которая, вероятно, предполагалась устрашающей.

Бэтмен рассмеялся, и Джокер обиженно надулся.

Где-то посреди фильма в кинозал проскользнул Дик. Веселой походкой он направился к экрану — и запнулся, когда увидел Джокера.

— Ой, Джокер!

— О, Ро... в смысле, Дик, — Бэтмен быстро переключил изображение на гигантском экране, избавив их от вида злобных змей-клоунов.

— Бэт-отец, что здесь делает Джокер? — смущенно спросил Дик.

— Ну, эм... сын, я...

— Мы «расслабляемся под Бэтфликс», — Джокер намекающе подвигал бровями, и Бэтмен бросил на него убийственный взгляд.

К счастью, Дик был слишком невинен, чтобы понять истинный смысл фразы.

— О, вы смотрите Бэтфликс? Можно мне с вами?

Когда Дик смотрел щенячьими глазками, никто и ни в чем не мог ему отказать.

Робин радостно устроился рядом с Бэтменом и Джокером. Они отдали ему пульт, и Робин переключил фильм про змей-клоунов на мультсериал о космических камнях.

— О, люблю этот мультик! — воскликнул Джокер.

Джокер и Робин стали подпевать песне в заставке, — а Бэтмен начал задаваться вопросом, куда он попал.

Сериал про космические камни оказался каким-то усыпляющим. На фоне играла расслабляющая музыка, а экшена было настолько мало, что он не нарушал общей умиротворяющей атмосферы.

Бэтмен моргал все медленней. Он не знал точно, на каком они были эпизоде, то и дело задремывая и выныривая обратно в реальность. В какой-то момент он ощутил тяжесть чужого тела — Джокер заснул у него на плече.

Полагая, что спящий Джокер не сможет учинить в городе неприятности, Бэтмен склонил голову к его голове. Он пытался сосредоточиться на сериале, но это было сложно, учитывая, что он пропустил несколько эпизодов — а его веки ощущались такими тяжелыми, и так нелегко было поднимать их...

***


Джокер открыл глаза. Дика нигде не было. Кто-то привалился к его голове, и этот кто-то слегка похрапывал. Рука, прижатая к подлокотнику, неимоверно затекла.

Джокер вытащил телефон и нажал быстрый набор. Харли ответила после первого гудка.

— Как все прошло?

— Я нейтрализовал Бэтмена, — прошептал Джокер.

До него донесся ликующий возглас Харли.

— Как тебе удалось, ми-ми-мишка?

— Неважно. Можете начинать атаку на Готэмский Банк.

— Ты не присоединишься? — спросила Харли.

— Нет, я сейчас немного зажат обстоятельствами, — сказал Джокер и повесил трубку.

Он плотнее прижался к Бэтмену, уткнулся лицом ему в шею и ощутил легкую вибрацию, когда Бэтмен что-то пробормотал во сне. Джокер почувствовал, как чужая рука попыталась притянуть его поближе несмотря на стойкое сопротивление подлокотника.

Джокер улыбнулся и уснул обратно.

@темы: Бэтмен, перевод, Джокер, юмор, Слэш, PG-13, Фанфики

---

Просьба

[Veldrin Mith]

Доброе утро!
Очень прошу, если у кого-то остался сохраненным оригинальный pdf-файл "Скольжения в энтропию" на английском, поделиться.
Искал по всему интернету - старые ссылки больше не действуют. А перечитать хочется.

@темы: "Скольжение в энтропию", Ссылки